Все эти бессвязные мысли приходили ему в голову, пока он задумчиво шагал из угла в угол. Вдруг он остановился и посмотрел на меня.

— Почему в столовой? — спросил он.

Послышался знакомый звон ключей — это мой приятель позванивал ими в кармане, он всегда так делал, когда кого-нибудь допрашивал. И вдруг мне показалось, что я и в самом деле что-то знаю об этом, и, не успев хорошенько подумать, я ответил:

— Быть может, потому, что легче принести бритву вниз, чем тащить мертвое тело наверх?

Мой приятель облокотился на стол, его глаза блестели от возбуждения.

— Представьте себе маленькую гостиную, уставленную безделушками, — оказал он, — все трое стоят у стола. Хепворт нервно барабанит пальцами по спинке стула. Упреки, насмешки, угрозы. Молодой Хепворт — слабохарактерный, под гнетом постоянного страха, таким знали его все — дрожащий и бледный, как полотно, не в силах поднять глаза. Женщина переводит взгляд с одного лица на другое. Опять в ее глазах презренье и, что хуже всего, жалость! Если бы только он не трусил! И, наконец, роковая минута, — тот, кому суждено быть убитым, с презрительным смехом поворачивается спиной к своему собеседнику и властный взгляд больше не преследует и не пугает его.

— Именно в этот момент он и должен был выстрелить. Пуля, если вы помните, попала в затылок. Должно быть, Хепворт не раз рисовал себе эту встречу, иначе зачем бы ему держать заряженный револьвер, это вовсе не в обычаях владельцев пригородных участков. Он сжимал его в руке до тех пор, пока его не охватили бешеная ненависть и страх перед этим человеком. Слабым людям свойственны крайности. Он убил его потому, что ему ничего другого не оставалось.

— Слышите, как стало тихо после выстрела? Мужчина и женщина склонились над убитым, судорожно ощупывая его, слушают, бьется ли сердце. По всей видимости, человек был сражен наповал. На ковре не осталось следов крови. Дом стоит на окраине, и выстрела никто не слышал. Но как избавиться от трупа? А пруд? Он совсем рядом, в сотне ярдов от дома!

Мой приятель придвинул к себе папку с делом, которая все еще лежала на столе, среди других бумаг, и перелистал несколько страниц.

— Что может быть проще? На соседнем участке строят дом. Тачек сколько угодно. К пруду проложена дорога из досок. Глубина воды в том месте, где был обнаружен труп, четыре фута шесть дюймов: стоит только слегка запрокинуть тачку — и тело соскользнет в воду. Минуту они напряженно думают. Нужен груз, иначе он поднимется и выдаст. Груз должен быть очень тяжелым, чтобы тело погружалось все глубже и глубже в мягкую тину и осталось там до тех пор, пока не сгниет.

Еще минуту, ведь нужно продумать все до конца. А вдруг, несмотря на все предосторожности, цепь соскользнет и тело всплывет на поверхность? Рабочие постоянно ходят к пруду за водой — что, если они его увидят?

Не забудьте, убитый все время лежит на спине, они перевернули его, чтобы послушать, бьется ли сердце. Должно быть, они закрыли ему глаза, им не очень-то нравилось их выражение.

И тут-то женщина заметила сходство. Ведь оба они когда-то лежали рядом с ней с закрытыми глазами. Может, она давно заметила, как удивительно эти двое похожи друг на друга. Нужно положить ему в карман часы Хепворта, а на палец надеть кольцо. Остается борода, если бы не она, впечатление было бы полное.

Тихонько крадутся они к окну, приподнимают штору. За окном все еще густой туман. Вокруг ни души, мертвая тишина. Времени хватит.

Теперь нужно скрыться отсюда и переждать. Нужно надеть желтый плащ, может быть, кто-нибудь видел, как человек в желтом плаще вошел в дом, пусть видят, что он оттуда вышел. Потом можно будет свернуть его и бросить в какой-нибудь темный угол или оставить в вагоне поезда. А теперь скорей в контору и сидеть там до прихода Эленби. Ему можно верить, он предан, как собака. Деловой человек, он скажет, что нужно делать.

Мой приятель отшвырнул папку и рассмеялся.

— Все продумано! — воскликнул он. — А ведь никому из нас, дуралеев, это и в голову не пришло.

— Действительно, когда вы говорите, вое как будто на своем месте, — начал я, — но можете вы представить себе, чтобы Хепворт, тот самый Хепворт, а котором вы мне говорили, сидел рядом с распростертым на полу телом убитого и преспокойно разрабатывал план побега?

— Нет, — ответил он, — но я представляю себе ее, женщину, которая день за днем хранила упорное молчание, дока мы бились вокруг нее, приходя в ярость от ее упрямства. Женщину, которая сидела, как каменное изваяние, три часа кряду, пока старик Катбиш в своей речи пытался изобразить ее, как современную Иезавель и которая, стоя, выслушала приговор, обрекающий ее на пятнадцать лет каторжных работ. У нее был торжествующий вид! Она вышла из зала легкой походкой, как будто опешила на свиданье к возлюбленному. Клянусь, она сама побрила мертвеца, — добавил он. — Хепворт непременно бы порезал его.

— Так это Мартина она так ненавидела, — сказал я, — вы помните этот восторг при мысли, что он, наконец, мертв.

— Да, — задумчиво произнес мой приятель. — Она и не пыталась это скрыть. Но любопытно, почему они так похожи? — он взглянул на часы. — Хотите пойти со мной?

— А вы куда?

— Мы его еще застанем. В контору «Эленби и К?».

Контора помещалась на последнем этаже старого дома в тупике на улице Майнорис. Долговязый парень, рассыльный при конторе, сказал нам, что Эленби вышел, но к вечеру непременно будет. Мы присели у камина, в котором едва горел огонь, и стали ждать. Уже смеркалось, когда, наконец, заскрипели ступеньки лестницы.

Прежде чем войти в комнату, Эленби секунду помедлил. Он, очевидно, сразу же узнал нас, но как будто бы не удивился. Потом, извинившись, что заставил нас ждать, пригласил войти в соседнюю комнату.

— Возможно, вы не помните меня, — начал мой приятель, как только за нами закрылась дверь. — Полагаю, что до вчерашнего вечера вы ни разу не видели меня без парика и мантии, они так меняют внешность. Я был старшим защитником миссис Хепворт.

Трудно было ошибиться. В старческих, тусклых глазах мистера Эленби мелькнуло что-то похожее на облегчение. Должно быть, вчерашний случай заставил его насторожиться.

— Вы были очень добры, — тихо сказал он. — Миссис Хепворт чувствовала себя, слишком подавленной в то время, чтобы выразить лично свою признательность, но, поверьте, она очень благодарна вам за все ваши усилия помочь ей.

Я заметил легкую усмешку на губах моего друга, или мне это показалось?

— Я должен извиниться перед вами за вчерашнюю бестактность, — продолжал он, — но, когда я заставил вас обернуться, я был уверен, что увижу перед собой человека, гораздо моложе вас.

— Я принял вас за сыщика, — мягко заметил Эленби. — Надеюсь, вы извините меня — я очень близорук. Конечно, это могут быть только мои предположения, но, уверяю вас, миссис Хепворт не виделась с человеком по имени Чарли Мартин, и ничего не слышала о нем со дня… — Эленби секунду колебался, — со дня убийства.

— Это было бы довольно трудно, — сказал мой друг, — принимая во внимание, что Чарли Мартин давно лежит на Хайгетском кладбище.

Старик вскочил как ужаленный. Он был бледен и дрожал с головы до ног.

— Зачем вы пришли сюда?

— Видите ли, — продолжал мой приятель, — это дело интересовало меня не только с профессиональной точки зрения. Быть может, виной этому молодость и необыкновенная красота миссис Хепворт, ведь и мне в то время было меньше лет, чем сейчас. Мне кажется, что миссис Хепворт ставит своего мужа в очень опасное положение, разрешая ему приходить к ней. Полиции известен адрес, и в любую минуту за ней может быть установлена слежка. Если бы вы были так добры и рассказали все подробности дела, я бы мог правильно оценить обстановку. Мой опыт адвоката, а если нужно, то и моя помощь к услугам миссис Хепворт.

Эленби, видно, овладел собой.

— Извините, — сказал он, — я отпущу рассыльного.

Эленби вышел, и немного погодя мы услышали, как он повернул ключ в замочной скважине. Вскоре он снова вошел в комнату, разжег огонь в камине и рассказал нам начало всей этой истории.