– Жаль, что их нет, а? – сказал я. – Неофициально – есть кто–нибудь, кто может что–то знать?

– Привратник, возможно. У него дар чуять проблемные места. Но никто не видел его уже несколько недель, что едва ли необычно. А если серьёзно, Страж Дрезден, то вы, как предполагается, один из тех, кто должен предоставлять нам информацию такого типа, – её интонации были наполовину насмешливыми, наполовину смертельно серьёзными. – Что, по–вашему, происходит?

– Три парочки чёртовски влюблённых голубков совершили двойное самоубийство за последние две недели, – разъяснил я ей. – Последние двое были братом и сестрой. И в их поведении было много всяких иррациональностей.

– Ты подозреваешь ментальное вмешательство, – сказала она. Её голос затвердел.

Люччо тоже была жертвой.

Я обнаружил, что горько улыбаюсь. Она была, помимо всего прочего, запрограммирована на то, чтобы быть со мной. Очевидно, в последнее время это был единственный способ устроить моё свидание с кем–то.

– Это кажется разумным. Я сообщу, если что–то найду.

– Будь осторожен, – сказала она. – Не влезай в опасные ситуации без поддержки. Слишком много шансов, что тебя могут подставить.

– Подставить? – спросил я. – Из двух людей, ведущих этот разговор, кто попался парню, копающемуся в мозгах?

– Туше, – сказала Люччо. – Но он сумел зайти так далеко, потому что мы были самонадеянными. Та или иначе, прояви осмотрительность.

– Поработаю над этим, – сказал я.

На момент последовала неуклюжая тишина, а затем Анастасия спросила:

– Как ты, Гарри?

– Весь в делах, – ответил я. Она уже принесла мне извинения, вроде как, за резкий исчезновение из моей личной жизни. Она никогда не намеревалась в ней появляться. События прошлого года породили настоящий эмоциональный цунами, и я не был одним из тех, кого он задел по–настоящему сильно. – А ты?

– Вся в делах, – она замолчала на мгновение и продолжила. – Я знаю, что с этим покончено. Но я рада, что какое–то время мы были вместе. Это делало меня счастливой. Иногда мне...

"...этого не хватает", я думаю, завершало высказывание. Я ощутил комок в горле.

– Нет ничего плохого в счастье.

– Да, ничего. Когда оно настоящее, – её голос смягчился. – Будь осторожен, Гарри. Пожалуйста.

– Я буду, – сказал я.

Я принялся прочёсывать сверхъестественный мир в поисках ответов и не получил почти ничего. У Маленького Народца, на который обычно можно было полагаться при получении информации определённого сорта, ничего для меня не было. Их память коротка на детали, и даже смерти, произошедшие слишком давно, превращались в их изложении в противоречивую тарабарщину.

Я произвёл несколько ментальных ночных путешествий по городу, используя масштабную модель Чикаго в моём подвале, чем только добавил к списку своих проблем головную боль.

Я обзвонил Парасеть, организацию народа со скромными магическими талантами, который часто становился жертвой более сильных сверхъестественных существ. Теперь они сотрудничали, делясь информацией, обмениваясь успешными техниками и вообще преодолевая нехватку магических мускулов успешной совместной работой. У них тоже ничего для меня не нашлось.

Я посетил МакЭнелли, перекрёсток сверхъестественной социальной жизни, и задал кучу вопросов. Ни у кого не было ответов. Тогда я начал связываться с людьми, которых знал, начиная с тех, которые, как я думал, могли предоставить информацию. Я методично перебрал весь список, вычёркивая имена, пока не дошёл до Опроса случайных людей на улицах.

Есть дни, когда я не чувствую себя чародеем. Или детективом. Или детективом–чародеем.

У обычных частных детективов хватает дней вроде этого, когда они ищут, ищут, ищут информацию и не находят ничего. У меня таких дней меньше, чем у большинства, за счёт чародейских штучек, дающих мне больше возможностей – но иногда я тоже получаю дырку от бублика.

Я просто ненавижу подобное, когда жизни могут быть в опасности.

* * *

Всё что я знал четыре дня спустя – это то, что никому ничего не было известно о чёрной магии, творившейся в Чикаго, и единственные её следы, которые я сумел найти, были крошечными остатками чёрной магии, недостаточно сильной для того, чтобы быть угрозой (Страж Рамирез придумал словосочетание "тусклая магия", чтобы обозначить этот сорт мелкого, по существу безопасного злодейства). Были также обычные следы тусклой магии, подсознательно формирующейся под влиянием тёмных эмоций, вероятно от кого–то, кто даже не знал о наличии у себя дара.

Другими словами – дырка от бублика.

К счастью, Мёрфи сделала свою часть работы.

Иногда тяжёлый труд срабатывает лучше магии.

"Сатурн" Мёрфи слегка взорвался пару лет назад, вроде как по моей вине, и в связи с её понижением в должности и прочим, она нескоро сможет позволить себе что–то кроме своего старого Харлея. По некоторым причинам она не хотела брать мотоцикл, так что оставалась моя машина, верный (почти всегда) Голубой Жучок – Фольксваген–Жук старого выпуска, многое со мной переживший. Неоднократно он был серьёзно искалечен, но каждый раз восставал для нового сражения – если называть сражением поездку куда–нибудь на не слишком большой скорости, без особого ускорения и расхода бензина.

Не начинайте. Он того стоит.

Я остановился перед небольшим белым домиком Мёрфи, где был маленький розарий, и опустил стекло с пассажирской стороны.

– Действуй, как ребята из Хаззарда[1], – сказал я. – Дверцу заело.

Мёрфи прищурилась, глядя на меня. Затем попыталась открыть дверцу. Та легко открылась. Она скользнула на пассажирское сиденье с самодовольной ухмылкой, закрыла дверцу и ничего не сказала.

– Полицейская работа сделала тебя циничной, – сказал я.

– Если хочешь поглазеть на мой зад, тебе придётся для этого поработать, как и всем остальным, Гарри.

Я шмыгнул носом и привёл машину в готовность.

– Куда двигаем?

– Никуда, пока ты не пристегнёшься, – сказала она, застегивая ремень безопасности.

– Это моя машина, – сказал я.

– Это закон. Нужна цитата? Могу привести.

Я обдумал, стоит ли оно того, в то время как она одариля меня своим взглядом копа – и приготовила шариковую ручку.

Я пристегнулся.

Мёрфи посмотрела на меня.

– Спрингфилд. Направляйся к И–55.

– Вроде как это вне твоей юрисдикции, – проворчал я.

– Если бы мы что–то расследовали – да, – сказала Мёрфи. – Мы едем на ярмарку.

– Это свидание? – покосился я на неё.

– Именно, если кто–то спросит, – подтвердила она. Потом замерла на секунду и добавила. – Это разумное прикрытие.

– Верно, – сказал я. Её щёки слегка порозовели. Некоторое время мы оба молчали.

Я выехал на шоссе, что всегда весело с автомобилем, изначально предназначенным носиться по автостраде на горячих ста километрах в час, и спросил Мёрфи:

– Спрингфилд?

– Государственная Ярмарка, – сказала она. – Вот что было общим знаменателем.

Я нахмурился, перебирая даты в голове.

– Государственная Ярмарка проходит сколько? Десять дней?

Мёрфи кивнула.

– Сегодня вечером они закрываются.

– Но первая пара умерла двенадцать дней назад.

– Они оба были из добровольного персонала для ярмарки, и находились там на общих основаниях, – Мёрфи приподняла ногу, чтобы опереться пяткой на край пассажирского сиденья, и хмуро уставилась в окно. – Я нашла билеты на скиболл и одну из тех дёшевых мягких зверюшек в квартире второй пары. А Бардалаки были остановлены на И–55 за превышение скорости, в пяти минутах от Спрингфилда и по направлению к Чикаго.

– Так что, возможно, они были на ярмарке, – сказал я. – Или, возможно, у них было дорожное путешествие, или ещё что–нибудь.

Мёрфи пожала плечами.

– Возможно. Но если считать, что это совпадение – это не приведёт меня ни к чему и мы ничего не получим. Если считать, что связь есть – мы можем получить ответ.

Я глянул на неё.