— Войдите! — произнес мистер Хоуп.

Питер Хоуп был высок, худощав, гладко выбрит, имел при том коротко подстриженные, ниже уха, бачки и волосы, относительно которых парикмахер с прискорбием заметил бы: «Редковаты на затылке, сэр!», однако зачесанные с той рачительностью, которая повсюду и воистину компенсирует любой недостаток. Что до сорочки мистера Хоупа, белоснежной, хоть и несколько поношенной, то, надо сказать, белизной своей она вызывающе била в глаза, привлекая внимание даже поверхностного наблюдателя. Она решительно затмевала собой все остальное, подобной крикливостью своей будучи обязана скромной устраненности сюртука, которому только и дано было, что, соскользнув с плеч, незаметно застыть на спинке стула за спиною своего обладателя.

— Я жалок и стар, — казалось, говорил сюртук. — Во мне нет лоска, вернее, я чересчур лоснюсь на фоне своих новомодных собратьев. Я слишком тесен. Без меня вам будет намного удобнее!

При взаимодействии с сюртуком обладателю его приходилось применять силу, чтобы застегнуть самую нижнюю из трех имевшихся пуговиц. Всякий раз сюртук сопротивлялся, проявляя непокорность. Еще одним свойством Питера, роднившим его с прошлым, был черный шелковый шейный платок, скрепленный парой золотых булавок на цепочке. Когда Питер Хоуп сидел и писал что-то, скрестив под столом длинные ноги, стиснутые узкими, серыми в полоску брюками, а лампа освещала свежее, моложавое лицо и тонкую кисть, придерживающую полуисписанный лист, — человек посторонний при виде его в удивлении принялся бы тереть глаза, недоумевая: что за наваждение, неужто он и впрямь видит перед собой молодого щеголя начала сороковых? Приглядевшись, однако, он заметил бы множество морщинок на лице мистера Хоупа.

— Войдите! — повторил мистер Хоуп несколько громче, но не поднимая глаз.

Дверь отворилась, в комнату просунулась бледная мордашка с парой черных и ясных блестящих глаз.

— Войдите! — повторил мистер Хоуп в третий раз. — Кто там?

В проеме двери можно было заметить также не слишком чистую пятерню, сжимавшую засаленный суконный картуз.

— Я сейчас, — сказал мистер Хоуп. — Присядь, подожди.

Дверь раскрылась шире, внутрь полностью просочился посетитель, присел на краешек ближайшего стула.

— Откуда — из «Центральных новостей» или из «Курьера»? — спросил Питер Хоуп, все еще не поднимая глаз от стола и продолжая писать.

Блестящие черные глазки, едва принявшись оглядывать комнату и начав с оценивающего обзора закопченного потолка, переместились вниз и застыли на явственно проглядывавшей посреди темени Питера Хоупа проплешине, наличие каковой удручило бы его, знай он о ее существовании.

По всей видимости, отсутствие ответа на его вопрос прошло незамеченным для мистера Хоупа. Тонкая белая рука неутомимо выводила что-то пером по бумаге. Еще три исписанных листа было сброшено на пол. После чего мистер Хоуп, отодвинувшись от стола, впервые устремил взгляд на посетителя.

Для Питера Хоупа, бывалого журналиста, давным-давно знакомого с такой разновидностью человечества, как мальчишка из типографии, бледные мордашки, взъерошенные вихры, грязные руки и засаленные картузы стали привычным атрибутом района упрятанной под землю речушки, ныне именуемого Флит-стрит. Но это существо было иного рода. Хватившись очков и не без труда отыскав их под кипой газет, Питер Хоуп водрузил их на длинном с горбинкой носу, подался вперед и долго рассматривал посетителя с ног до головы.

— Господи Иисусе! — произнес мистер Хоуп. — Что это?

Фигура поднялась, продемонстрировав рост в пять футов с небольшим, и медленно двинулась к столу.

Поверх облегающей синей шелковой блузы с великоватым вырезом было накинуто нечто, в отдаленном прошлом считавшееся мальчишеской курткой в крапинку; грубый шарф обмотан вокруг горла так, что значительная часть голой шеи торчала наружу; черная юбка, доходившая до пят, судя по всему, была наполовину упрятана под ремень.

— Кто вы? Что вам угодно? — осведомился мистер Хоуп.

Вместо ответа непонятная личность, перехватив засаленный картуз другой рукой, потянула правую руку вниз и принялась задирать кверху длинную юбку.

— Вот этого не надо! — запротестовал мистер Хоуп. — Вы же... это самое... понимаете... вы...

К этому моменту юбки и след простыл, зато обнажились латанные-перелатанные брюки, нырнув в правый карман которых грязная рука извлекла оттуда сложенный листок бумаги, расправила его, встряхнула и водрузила на стол.

Откинув очки на лоб и придерживая их над бровями, мистер Хоуп прочел вслух: «Бифштекс и пирожок с почками, 4 пенса; то же (большая порция) — 6 пенсов; отварная баранина...»

— Это из «Ресторации Хэммонда», — изрекла непонятная личность, — я там недели две как работаю!

Питер Хоуп с удивлением отметил, что в речи говорившего совершенно отсутствует жаргон «кокни», прозвучавший голос свидетельствовал об этом с той же очевидностью, с каковой Питер Хоуп смог бы убедиться, что желтый туман, точно призрачное, неживое море, разлился по Гоф-стрит, стоило ему поднять и раздвинуть красные репсовые шторы, — и что посетитель свободно произносит слова, не глотая звуки.

— Вы там у Эммы расспросите. Она пообещала, что замолвит за меня словечко.

— Послушайте, уважае... — Тут мистер Хоуп осекся, снова решив прибегнуть к помощи очков. Но так как очки в данном случае оказались бессильны, их обладателю пришлось поставить вопрос ребром: — Какого ты пола?

— Кто его знает!

— Ах, ты не знаешь?!

— Какая разница!

Тут мистер Хоуп встал и, взяв странную личность за плечи, легонько развернул ее в профиль, видимо полагая при этом, что в данном ракурсе пол будет легче определить. Оказалось, что нет.

— Как тебя зовут?

— Томми.

— Томми, а дальше?..

— Да как хотите. Мне-то что! У меня этих имен столько...

— Что тебе, собственно, надо?

— Вы ведь мистер Хоуп, Гоф-сквер, комната шестнадцать, второй этаж, так?

— Да, меня зовут Питер Хоуп.

— Вам нужен кто-то, чтоб вел хозяйство?

— Ты хочешь сказать, нужна ли мне экономка?

— Про экономку ничего не говорили. Сказано было, что нужен человек вести хозяйство — готовить вам, комнаты убирать. При мне как раз давеча в лавке был разговор. Пожилая леди в зеленой шляпке спрашивала матушку Хэммонд, нет ли у той кого на примете.

— Ах да, это миссис Поустуисл, я просил ее подыскать кого-нибудь для меня. А что, ты можешь порекомендовать? Может, тебя послал кто-то?

— Вам ведь не надо что-нибудь этакое готовить? Про вас сказали, мол, старикан непривередливый, дескать, хлопот немного.

— Хлопот? Нет... Ничего особенного мне не нужно... какую-нибудь почтенную, чистоплотную особу. Но почему же она не пришла сама? Кто она?

— А я разве вам не подхожу?

— То есть как? — не понял мистер Хоуп.

— Почему бы вам меня не взять? Я могу постели стелить, комнаты убирать... ну, еще что-нибудь по хозяйству. А уж к тому, чтоб готовить, у меня прямо природная склонность. Эмму спросите, она вам скажет. Ведь вам этакого ничего не нужно?

— Элизабет, — произнес мистер Хоуп, направляясь к камину, где взял кочергу и принялся ворошить поленья, — как ты полагаешь, это сон или явь?

Услышав обращение, Элизабет поднялась на задние лапки и, потянувшись, впилась коготками хозяину чуть выше колена. Материя брюк была тонка, и Питер Хоуп получил самый конкретный ответ на свой вопрос.

— Мне немало пришлось за разными людьми ухаживать, стараться ради них, — продолжало существо, именуемое Томми. — Чего ж мне ради себя не постараться?

— Золото мое... но мне бы прежде всего хотелось узнать, какого ты пола. Ты что, серьезно предлагаешь себя в экономки? — спросил мистер Хоуп, повернувшись спиной к огню и с высоты своего роста взирая на Томми.