— В таком случае не слушайте болтовни дураков, — грубо ответил хозяин.

Но через мгновение более мягкое выражение показалось на его лице, и он положил руки на плечо старика.

— Может быть есть и другие хорошие женщины на свете, но ваша дочь, наверно, хорошая женщина.

Скажите лучше, что английский банк становится ненадежным, — я скорее готов буду поверить этому.

Однако, чем сильнее вера, тем глубже проникают корни подозрений.

Блек не сказал более ни слова, и Сеннет продолжал ходить по-прежнему. Но от времени до времени Эдит, внезапно взглядывая вверх, встречала иногда взгляд своего мужа, устремленный на нее с выражением немого животного, старающегося понять, в чем дело. И очень часто вечером он выходил и затем возвращался домой точно через несколько часов, утомленный и покрытый грязью. Он старался показать ей свою привязанность. Вот это то и было самой роковой вещью, какую он только мог сделать. Дурной характер, даже дурное обращение, она могла бы перенести, но его неуклюжие ласки, его глупые нежности сделались для нее невыносимыми. Она не понимала, улыбаться ли ей или ударить его за его нежные взгляды. Его бестактная привязанность наполняла ее жизнь какой-то отравой. Если бы хоть несколько минут она могла пробыть одна… но он был с нею днем и ночью.

Иногда, он проходил по комнате по направлению к ней, склоняясь над ней; он казался ей тогда огромной, бесформенной массой, наподобие тех, которые иногда снятся детям. В такие минуты она сидела, крепко сжав губы и судорожно схватившись за кресло, чтобы не выскочить и не закричать. Ее единственной мыслью было убежать от него. В один прекрасный день она сложила в чемодан несколько самых нужных вещей и незаметно вышла из дому. Она приехала к станции Панкросс за целый час до отхода континентального экспресса, и у нее было время обдумать свое положение. К чему это? Ее незначительный запас денег скоро истощится, и тогда на что она будет жить? И, кроме того, он найдет ее и последует за нею. Все было так безнадежно. Вдруг дикое желание жизни охватило ее. К чему ей умирать, никогда не узнав, что значит жить? К чему ей преклоняться пред этим идолом — хорошим тоном? Ее призывала радость, и только ее собственная трусость удерживала ее от того, чтобы протянуть руку и пожать ее плоды.

Домой она возвратилась уже другим человеком с полной надеждою на счастье.

Спустя неделю, лакей вошел в столовую и подал Блеку письмо, адресованное ему женою. Он взял его, не произнося ни слова, как будто бы ожидал его. В письме сообщалось ему, что она оставила его навсегда.

Мир очень мал, а деньги очень сильны.

Сеннет вышел на прогулку, а Эдит осталась в хорошо убранной комнате из номера в Фекане. Это было на третий день после их прибытия в город. Вдруг дверь раскрылась, так же скоро закрылась и Блек стоял перед ней. Она поднялась в испуге, но одним движением он успокоил ее. В этом человеке видно было спокойное сознание собственного достоинства, которого она прежде в нем не видала.

— Почему вы последовали за мною? — спросила она.

— Я хочу, чтобы вы возвратились домой.

— Домой!? — закричала она. — Вы с ума сошли! Разве вы не знаете…

Он резко прервал ее.

— Я ничего не знаю, и знать ничего не хочу, Отправляйтесь тотчас же в Лондон, я все устроил. Никто ничего не подозревает. Я туда не приеду, вы никогда меня не увидите, и у вас будет возможность поправить вашу ошибку, нашу ошибку.

Она прислушивалась. Ее натура не была глубокой, а желание достигнуть счастья, без всяких жертв со своей стороны, было очень сильно. Что касается его доброго имени, то ведь это ничего не значит, говорил он. Скажу только, что он возвратился к тому злу, из которого было вынырнул, и это удивит только немногих. Его жизнь будет течь, как и прежде, а об ней будут только сожалеть.

Она вполне поняла его план. Ей казалось низким принять его предложение, и она слабо заявляла это, но он легко победил все ее противоречия. Ради него самого, говорил он, он предпочел бы, чтобы этот скандал был связан с его именем, но не с именем его жены. Когда он начал разъяснять ей свой план, она даже почувствовала, что, соглашаясь с ним, оказывает ему благодеяние.

Это было не первым обманом, которым он угостил публику: казалось, что он проделывал их из любви к искусству. Она даже сумела рассмеяться, когда он мимикой передавал, что скажет тот или другой из их знакомых. Он воодушевился, тяжелая драма оказывалась забавным фарсом.

Когда все было устроено, он поднялся, чтобы уйти и протянул руку.

Взглянув ему в лицо, она была поражена линией около губ.

— Вы отделаетесь от меня, — сказала она, я вам доставляла только беспокойство!

— Беспокойство. — О, если б это было все! — сказал он, — человек может легко переносить беспокойство.

— Что же еще? — спросила она.

Его взгляд блуждал по комнате.

— Когда я был мальчиком, — сказал он, — меня учили многим вещам… моя мать и другие. Они желали мне блага. А когда я вырос, то открыл, что эти вещи — ложь. Поэтому я начал думать, что нет ничего справедливого и что все и все — дурно. А затем…

Его блуждающие глаза остановились на ней, и он прервал свою речь.

— Прощайте, — сказал он.

Через несколько времени он ушел. Она на минуту задумалась, стараясь сообразить, что он хотел сказать. Затем возвратился Сеннет, и она забыла про все.

Случай с мистрисс Блек возбудил к ней много симпатий. У человека была прекрасная жена, и он мог бы жить с ней. Друзья его прибавляли, что Блек был всегда негодяем.

— Приходите в четверг пообедать с нами; вы встретите несколько человек, которые очень хотят познакомиться с вами.

— Ну, смотрите же, не перепутайте, — говорите вы ему, зная его рассеянность не придите в среду.

Он добродушно смеется, ища по всей комнате записную книжку.

— В среду прийти не могу, — говорит он, так как я буду рисовать план в Манивон-Гаузе, а в пятницу поеду в Шотландию, чтобы присутствовать на открытии выставки в субботу. На этот раз все будет хорошо. Но куда же завалилась моя записная книжка? Ну, ничего, я уж отмечу здесь. Вот, смотрите, как я пишу.

Вы смотрите, как он записывает ваше приглашение на листе бумаги и прикалывает его к стене. Затем, успокоившись, уходите. — Надеюсь, что он придет, — говорите вы жене в четверг вечером во время одеванья.

— Уверены ли вы, что он все понял? — подозрительно говорит она, — и вы инстинктивно чувствуете, что во всем, что бы не случилось, она будет вас обвинять.

Наступает восемь часов. Являются все другие гости. В половине девятого вашей жене таинственно делают знак пальцем, она выходит из комнаты, и горничная сообщает ей, что если обед продержать дольше, то кухарка умывает руки и отказывается отвечать за испорченные кушанья. Ваша жена возвращается и объявляет, что уж если есть обед, то лучше начинать сейчас.

Она, очевидно, думает, что вы, ожидая его, просто разыгрываете роль, и с вашей стороны было бы более честным сказать с самого начала, что вы забыли его пригласить.

Во время супа и рыбы вы вспоминаете анекдоты о его неаккуратности, а пустое место наводит на вас уныние.

С появлением жаркого разговор переходит на умерших родственников.

В пятницу, четверть девятого, он кидается к дверям и громко звонит. Услышав его голос в передней, вы идете навстречу.

— Очень жаль, что я так запоздал, — весело кричит он, дурак извозчик отвез меня не туда, куда следовало…

— Ну, чего же вы теперь пришли? — прерываете вы его, совсем не чувствуя к нему никакой симпатии. Он старый друг, и вы можете с ним обходиться без всяких церемоний.

Он смеется и похлопывает вас по плечам.

— Да, а мой обед, мой милый? Я умираю с голода.

— Вы можете отправиться и обедать, где угодно, здесь обеда нет для вас.

— Какой там еще черт! Вы меня звали на обед?

— Ничего подобного, — говорите вы ему. — Я вас звал на обед в четверг, а не в пятницу.