Это неожиданное заявление поразило Фрону. Всего несколько дней назад Люсиль просила ее уступить ей Сэн Винсента, а теперь речь шла о полковнике Тресуэе. Правда, она сразу почувствовала тогда какую-то фальшь, но теперь фальшь эта как будто удваивалась. Может быть, Люсиль просто-напросто корыстная, бессердечная женщина? Эти мысли быстро проносились в голове Фроны, в то время как полковник с беспокойством следил за выражением ее лица. Она знала, что не должна медлить с ответом, но невольное восхищение перед его мужеством заставило ее отвлечься на минуту. Однако, послушавшись голоса сердца, она согласилась.

Встретившись на следующий день в приемной капитана Александра, все четверо почувствовали себя довольно натянуто и неловко. Веяло каким-то унынием и холодом. Люсиль, казалось, готова была расплакаться и проявляла совершенно не свойственную ей подавленность, а Фрона, несмотря на все старания, не могла вызвать в себе прежней симпатии к ней и победить холодность, которая разделяла их теперь неосязаемой преградой. Ее настроение передалось Вэнсу, и он тоже стал как-то сдержан и сух.

Сам же полковник Тресуэй, казалось, сбросил с плеч двадцать лет, и разница в годах между женихом и невестой, до этого момента сильно смущавшая Фрону, теперь совершенно перестала существовать в ее глазах. Он прекрасно сохранился, подумала она и по какому-то таинственному побуждению, почти со страхом, перевела взгляд на Корлиса. Но если жених казался в этот день на двадцать лет моложе, то и Вэнс не отставал от него в этом отношении. Со времени их последней встречи он пожертвовал из-за мороза своими рыжеватыми усами, и его гладко выбритое, дышащее здоровьем и силой лицо выглядело удивительно юным, хотя обнаженная верхняя губа говорила о твердости и силе воли ее обладателя. Черты лица Вэнса приобрели большую чеканность и выразительность, а в глазах, глядевших раньше с мягкой решимостью, теперь отражалась жесткость и суровость, которую порождает борьба — борьба не на живот, а на смерть. Эту печать носят на себе все люди действия, все равно, кто бы они ни были и чем бы ни занимались, — погонщики собак, морские волки или правители государств.

Когда несложная церемония окончилась, Фрона поцеловала Люсиль, но молодая женщина сразу почувствовала, что в этом поцелуе не хватает чего-то неуловимого, и глаза ее наполнились слезами. Тресуэй, заметивший с самого начала некоторую отчужденность между ними, улучил удобную минуту, чтобы побеседовать с Фроной, пока капитан Александр и Корлис занимали миссис Тресуэй.

— В чем дело, Фрона? — спросил полковник без дальних околичностей. — Надеюсь, вы пришли сюда по доброй воле? Мне очень жаль не вас, конечно, потому что отсутствие искренности не заслуживает этого, а Люсиль. Вы поступаете дурно по отношению к ней.

— Я вижу тут во всем одну сплошную неискренность, — дрожащим голосом ответила Фрона. — Я старалась победить в себе это чувство… думала, что смогу… но я не умею притворяться. Мне очень жаль, но я… я разочарована. Нет, я не могу объяснить вам, почему, — вам меньше, чем кому-либо другому.

— Давайте говорить начистоту, Фрона. Вы имеете в виду Сэн Винсента?

Она утвердительно кивнула.

— Сейчас вы увидите, что я в курсе дела. Во-первых, — он оглянулся и заметил, что Люсиль бросает на него украдкой тревожные взгляды, — во-первых, всего несколько дней назад Люсиль напела вам Бог знает чего о Сэн Винсенте. Во-вторых, вы заключили из этого, что она лицемерит со мной и не питает ко мне ни малейшего чувства. Короче говоря, что она выходит за меня замуж, чтобы поправить свое материальное положение. Так ведь?

— А разве этого не достаточно? О, я так горько разочаровалась, полковник Тресуэй, в ней, в вас, в самой себе.

— Не будьте дурочкой! Я слишком хорошо отношусь к вам, чтобы видеть вас в этой роли. События развернулись чересчур быстро, вот в чем беда. Вы не успели уследить за ними. Слушайте же! Мы держали это до сих пор в тайне, но Люсиль также получила приглашение участвовать в разработке Французского Холма. Ее заявка оказалась самой богатой во всем участке. По полученным до сих пор данным, она стоит не меньше полумиллиона. И заявка эта закреплена лично за ней, без всяких оговорок. Неужели вы думаете, что она не могла бы реализовать ее и переселиться в любую часть земного шара, чтобы занять там достойное положение в обществе? Скорее можно предположить, что женюсь на ней ради денег я. Фрона, она любит меня, и скажу вам на ушко, она слишком хороша для меня. Надеюсь, что будущее поможет мне сгладить это. Но там видно будет — пока просто некогда. Ее чувство кажется вам слишком внезапным, не так ли? Позвольте доложить вам, что мы прониклись друг к другу симпатией с того времени, как я приехал в эту страну. Сэн Винсент? Ерунда! Я знал это с самого начала. Она вбила себе в голову, что он весь целиком не стоит вашего мизинца и хотела расстроить вашу помолвку. Вы никогда не узнаете, что она проделала с ним. Я пробовал убедить ее, что Уэлзов так не сломишь, и она призналась потом, что я был прав. Вот как обстоит дело. А теперь — хотите верьте мне, хотите — нет.

— Но какого вы мнения о Сэн Винсенте?

— Об этом не стоит говорить. Скажу вам, однако, откровенно, что вполне разделяю ее мнение. Впрочем, речь не о том. Как вы намерены повести себя с моей женой сейчас?

Вместо ответа Фрона направилась к группе, ожидавшей их в стороне. Люсиль следила за выражением ее лица.

— Он сказал вам?

— Что я одурачена, — ответила Фрона. — И я думаю, что он прав. — Затем добавила с улыбкой: — Во всяком случае, я верю ему на слово. Я… я еще не могу сейчас осознать всего, но…

— Для меня это так ново, — проговорила Люсиль, — и имеет гораздо больше значения, чем… для любой другой женщины. Мне страшно. Я так боюсь этого шага. Но я люблю его, люблю! — И когда мужчины, вдоволь натешившись шуткой, вернулись к ним, Люсиль, всхлипывая, повторяла: — Милая, милая Фрона!..

В эту минуту в комнату, не постучавшись, вошел Джекоб Уэлз в рукавицах и шапке. Более удачного момента он не мог выбрать.

— Незваный гость, — заявил он вместо приветствия. — Все уже кончено? Да? — и он в своей громадной медвежьей шубе поглотил Люсиль. — Полковник, вашу руку. Прошу извинить меня за такое вторжение и предлагаю вам сделать то же самое за то, что вы не предупредили меня. Ну, будет. Алло, Корлис! Добрый день, капитан Александр.

— Что я наделала? — горевала Фрона и, исчезнув в объятиях меховой шубы, ухитрилась крепко, почти до боли сжать руку отца.

— Нужно было поддержать игру, — прошептал он. И на этот раз его рука крепко сжала руку дочери.

— А теперь, полковник, не знаю, какие у вас планы, да и знать не желаю. Извольте забыть о них. У меня дома найдется достаточно места и единственный по эту сторону полярного круга ящик настоящего шампанского. Разумеется, вы с нами, Корлис, и… — Взгляд его скользнул по капитану Александру, едва задержавшись на нем.

— Само собой, — последовал немедленно ответ, хотя у высшего должностного лица Северо-западной области было достаточно времени, чтобы как следует взвесить возможные последствия такого неофициального поступка. — Сани с вами?

Джекоб Уэлз, смеясь, поднял ногу, обутую в мокасин.

— Ну, насчет пешего хождения бросьте! — Капитан живо устремился к дверям. — Сани будут поданы прежде, чем вы успеете собраться. Я велю заложить трое саней с колокольчиками!

Таким образом, ожидания Тресуэя блестяще оправдались, и Даусон получил полное удовольствие, когда трое саней с тремя солдатами в алых формах на месте кучеров пронеслись по главной улице. Обыватели только глазами хлопали, узнавая седоков.

— Мы будем жить тихо, — сказала Фроне Люсиль. — Мир не кончается Клондайком, и лучшее еще впереди.

Но Джекоб Уэлз держался другого мнения.

— Мы должны наладить это дело, — сказал он капитану Александру, и капитан Александр в ответ на это заявил, что не привык пятиться назад.

Первая разразилась громовыми раскатами миссис Шовилль; она взбудоражила других дам и погрузилась в хроническое брюзжание.