…Я отправлю тебя к своему приятелю Дзюровскому. Он писатель, юморист. Бывший эстрадный автор. Просто так делать эстрадный номер его вряд ли заставишь. Это работа слишком трудоемкая и непочетная. Но мне, я думаю, он не откажет. Да и ты на него насядь. Может, что и выйдет.

Дальше он скупо и жестко мне все растолковал. Даже прирожденный актер должен привыкнуть работать на публике. Нужно перешагнуть через какой-то психологический барьер. Сделать этот шаг помогает опыт. Опять же начинать лучше на детях. Взрослые считают естественным состояние рассказывания и показывания чего-то детям. А далее удачный детский номер легко переносится на взрослую аудиторию. Так как взрослые – те же дети. Это его, Мосалова, теория, а может быть, даже диссертация. Я должен буду подтверждать ее на практике. Но гарантий нет. Так как юмор – край нехоженый, и все, что писали теоретики, или неверно для практического руководства, или мгновенно устаревает.

Вот так-то! А я-то думал, что все это шуточки.

– Производство юмора, – продолжал он, – это профессиональная работа. Но этой профессии никто не учит. А если учат, то на пальцах – преподают теорию в цирковом училище, а практике, умению создавать юмористические ситуации – фиг, не учит никто. Здесь главное препятствие – боязнь совершить ошибку, боязнь предстать в смешном виде. Очень трудно ее преодолеть при совершении поступка. И вот тебе мой совет. Сейчас надвигается лето, поезжай в пионерский лагерь вожатым. И работай там с детьми. Смеши их, развлекай, весели. Ты не будешь бояться сделать ошибку, потому что это дети. И ты научишься преодолению, научишься вытаскивать юмор из любой ситуации. Все задатки у тебя для этого есть. Сделаешь?

– Сделаю.

– Осенью тебя возьмем в наладчики аппаратуры, чтобы ты всю цирковую механику знал. И еще, клоуну репертуар нужен. Найди способ познакомиться с Дзюровским. Это наш автор. Без него еще ни один человек в настоящие люди не вышел.

Когда я после совета Мосалова стал звонить Дзюровскому, он с первого же раза извинился и предупредил, что со временем у него плохо. И надо будет без обид несколько дней к нему пробиваться. Звонить каждый раз с утра и ждать свободного вечера.

Свободный вечер выдался после шестого звонка. Он попросил меня закупить бутылок десять пива и идти.

Дверь открыл он сам, и был он весь зеленый. Быстро взял пиво, налил стакан, выпил и мгновенно изменился лицом в лучшую сторону.

– Доработался до спазм, – сказал он. – Какой-то сумрак в голове. Или пиво, или водка помогают, или в футбол поиграть. Ну, все. Теперь отлегло. Давайте беседовать.

– Давайте. А то давайте в футбол играть.

– Это мысль. Мне это нравится. Сейчас мы устроим матч.

Юморист достал старую одежду для себя, а мне притащил кеды. Переодеваясь, он говорил:

– Антон Савельевич вас очень рекомендовал. Но я не уверен, что вам понравится то, что я предложу. Сможете ли вы это оценить. Кое-кому я предлагал – не поняли.

– Я толковый.

– Дело не в толковости. А в том, что юмор – профессия. И как врачам, так же и здесь: надо абсолютно доверять профессионалам. Или самому быть таковым.

– Согласен.

– Уже хорошо. Тогда прослушайте маленькую лекцию. Я вхожу в пятерку лучших эстрадных авторов. Мною создано много номеров, построенных не просто на тексте, а на форме, на приеме. Некоторые из них забыты, некоторые закатаны до дыр, но в свое время все были открытиями. Например, номер с музыкальной шарманкой. Вот она.

Он взял с полки детскую музыкальную шкатулку с ручкой.

– Крутишь за ручку, и сыплется мелодия.

Он покрутил. Послышалась мелодия:

– Эх, яблочко, куда ты ко… эх, яблочко, куда ты ко…

– Не хватает одной ноты. Чуть-чуть недоделано. Я, как купил ее, так сразу и номер изобрел. Выходил актер к микрофону и начинал играть: «Эх, яблочко, куда ты ко… Эх, яблочко, куда ты ко…» Люди понимают, в чем дело, и начинают улыбаться. Он поет: «И кто же это изобре..? Наверно, крупный инжене…» То есть под такой аккомпанемент хорошо петь о недоделках, халтуре:

А может, это просто бра..?

Да нет, наклейка первый со…

А может, выпустил дура..?

Да нет, Московский совнархо…

Эх, яблочко, куда ты ко..?

– Ёмкая штука, – сказал я. А он продолжил:

– Один колхозный агроно…

Он взял деревья всех сорто…

Скрестил по методу Лысе…

И сад колхозный облысе…

Понимаете? И таких номеров я придумал много. – Дзюровский говорил, одевался и звонил по телефону, собирая футболистов на площадку за мебельным магазином. И давал мне пояснения: – У нас смешные футболисты – один грузчик, три аспиранта, помощник министра, писатель, студент, инженер с сыном и доктор двух наук, то есть дважды доктор Виталька Юрашев. Все слои населения представлены.

– Кроме крестьян.

– Это еще неизвестно. У нас есть один человек, Черный Ящик, который за все время не сказал ни слова. Подошел и встал на ворота. С тех пор приходит каждый четверг. Даже не знаем точно, как его зовут. Вот он может оказаться кем угодно: крестьянином или космонавтом. А Виталька Юрашев, хоть и толстый, бегает, как лось, и забивает больше всех голов. Возьмите его на себя.

Мы вышли на улицу и пошли к мебельному. По дороге юморист говорил:

– Своим лучшим номером я считаю сказку, придуманную с залом. Я выхожу к ребятам (на взрослых страшно) и предлагаю им тут же на глазах сочинить сказочную историю. Они соглашаются. Дальше выходит приблизительно так:

«В одной деревне, ребята, жил-был…»

«Мальчик!»

«Девочка!»

«Старик со своей старухой.»

«Хорошо. И было ему сколько лет?»

«30… 60… 90!»

«Кто больше?»

«Тысяча лет!»

«А старухе?»

«Две тысячи!»

«Значит, выдержанная старуха была? Крепкая?»

«Точно!»

И так дальше по этой схеме: «Однажды пошел старик в лес. А в лесу жила злая-презлая… волчица… Баба-Яга… собака. Она говорит старику: „Сейчас я тебя съем“. А он в ответ: „Не ешь меня. Я принесу взамен себя что-нибудь съедобное. Я принесу тебе…“» Кричат: «Свою старуху». Я их урезониваю: «Что это вы какие кровожадные? Нет, не свою старуху я принесу, а что-нибудь другое, вкусное. Ну, хотя бы колбасу».

Вообще, такая сказка может завести куда угодно. В одном пионерском лагере мне ребята все какого-то Дмитриевского подсовывали. «И пошел Иван-царевич во дворец, а там сидит… Дмитриевский». Или: «И собрались все чудища вместе: Соловей-разбойник, Кощей Бессмертный, Баба-Яга, кот Баюн – и прилетел к ним из дальних краев сам Дмитриевский». Потом я узнал, что это был начальник лагеря. Он человек был разумный и не психовал. Но дурака дети бы и не подсунули.

Я ни в чем не возражал великому юмористу. Чем больше я буду с ним соглашаться, тем лучше ему покажусь. К тому же он говорил интересно и о вещах, мне практически незнакомых. Я только поддакивал.

Постепенно подходили футболисты и началась игра. Толстый Виталька Юрашев действительно играл неплохо. В его игре была система, на которую он нацеливал свою команду. Обычно он стоял в защите и, когда противники катились на него, ждал, чтобы мяч направили слабому игроку. Как правило, от таких игроков мяч хоть на полметра, но отскакивает, не прилипает к ноге. Доктор кидался на него, цапал мяч и летел вперед навстречу нападающему клину. Пока все затормозят да развернутся, он уже далеко впереди, да не один, а со студентом-молодцом на подхвате.

Я все это растолковал Дзюровскому, и мы применили контртактику. Стояли в защите. Глухо. Потом Дзюровский на Витальку шел, а я ждал, пока он кинет мяч студенту-молодцу. И уже сам соколом к тем воротам кидался.

Тогда Виталька новую тактику применил. Поставил Черный Ящик у наших ворот и через все поле ему пасовал. Народ горячий, все носятся, про Черный Ящик забывают. А Черный Ящик – человек холодный, как машина, стоит и ждет себе. Потом так безэмоционально по воротам бух – и штука.