– Салунам не разрешается что-либо продавать индейцам, поэтому те пытаются всеми правдами и неправдами раздобыть любую жидкость, содержащую алкоголь. Если эта скво не хочет, чтобы ее дети голодали, то может пойти к властям и получить мясной паек. Она и Джо Гордый Медведь метисы, нечистокровные, но у них вроде есть какие-то родственники, к которым они могут обратиться.

Девушка не просила лимонный экстракт там в лавке. Она молила дать ей молока. «Но у меня же есть деньги», – внезапно подумала Клементина. Целая сотня долларов прямо в кармане. Крепко зашитая в мешочке. Придется разорвать швы ногтями. Клементина освободилась от хватки мужа и начала стягивать перчатки. Мягкая лайка потащила обручальное кольцо…

 Крик прорезал воздух. Индеец на пегой лошади с воплями несся по дороге со стороны реки, вздымая комья грязи. В клетчатых калифорнийских брюках и выцветшей голубой рубашке он выглядел как ковбой, если бы не толстые медные браслеты выше локтя, головной убор из совиных перьев и вплетенные в косы куски меха. Молодой, вряд ли старше самой Клементины. Но зыркнул на нее как дикарь на тропе войны, заставив окаменеть от страха.

– Клементина, – резко приказал Гас, – забирайся в повозку.

Клементина поняла, что муж не шутит, и побежала к повозке, скользя по густой грязи. Гас подтолкнул жену на сиденье, а индианка закричала.

Индеец снял с седла лассо из сыромятной кожи. Сделал петлю и раскрутил над головой. Лассо рассекло воздух и обернулось вокруг плеч девушки, захватив ребенка в ее руках и младенца на спине.

Сыромятная петля затянулась. Индеец закрепил веревку на седле и развернул свою пегую лошадь, таща скво и ее детей за собой, как связку телячьих кож. Индианке приходилось быстро-быстро перебирать ногами, чтобы не упасть в тяжелое вязкое «гумбо».

– О, пожалуйста, остановите его! – воскликнула Клементина. – Заставьте его остановиться!

Гас не тронулся с места. Миссис Йорк, Энни-пятак и Змеиный Глаз – все они наблюдали и не пытались прекратить экзекуцию.

Клементина приподнялась, но Гас повернулся и так рявкнул на нее, что капельки слюны забрызгали его усы.

– Сиди! Не вылезай из проклятой повозки!

Клементина застыла, испытывая больший страх перед мужем, чем перед индейцем.

– Но он же связал ее. И тащит как животное.

Гас отвязал поводья и плюхнулся на сиденье. Ухватил полу плаща жены и дернул, усадив Клементину рядом с собой. Повозка накренилась, и Клементина покачнулась. Она вцепилась в медные перила, отстраняясь от мужа.

Низкая ось повозки скрипела и трещала, пока лошадь с трудом пробиралась по грязи. Гас ударил поводьями по крупу коняги.

– Она опозорила его попрошайничеством, Клем, – попытался объяснить Гас. Его голос звучал почти спокойно, хотя жилка на шее по-прежнему сильно и быстро билась. – Они муж и жена. Во всяком случае, индейские муж и жена. Мы не вправе вмешиваться.

Пальцы Клементины побелели, вцепившись в толстую шерстяную ткань плаща. Колеса наматывали минуты напряженного молчания. Повозка проехала мимо груды консервных банок и бутылок. Покрытая копотью типи осталась позади. Клементина не стала оборачиваться.

– Здесь другие правила, малышка. Ты должна научиться принимать их, чтобы жить здесь.

– Я не приму твои другие правила, мистер Маккуин. Ни одно из них.

Его глаза сверкнули, а губы сжались.

– Примешь, если велю.

– Не приму. 

* * * * *

Густая бледно-зеленая бизонова трава сминалась после проезда повозки, словно кильватерный след за кораблем. Загудел ветер, горячий и сухой, пахнущий полевой горчицей и сосной. Он заглушал звон упряжи и хлюпающий скрип железных ободов колес в мелкокаменистой грязи. Заглушал испуганное кудахтанье диких куропаток и тяжелое молчание Гаса Маккуина.

Клементина посмотрела на напряженное лицо мужа. Он по-прежнему сжимал губы, будто накапливая запас слов. Это была совсем другая злость, не та, к которой она привыкла. Молчание вместо криков и упреков.

Гас повернулся и увидел, что она смотрит на него.

– Чувствуешь ветер, Клементина?

Она моргнула в замешательстве.

– Что?

– Его называют «чинук» – такой ветер. Он может за ночь растопить столько снега, что хватило бы на буран.

– О. – Клементина бросила еще один взгляд на мужа. Она по-прежнему немного сердилась на него, но готова была позволить своему гневу утихнуть, если и Гас согласен помириться.

Ветер действительно был горячим, сильным и мощным. Он нес с собой печаль, одиночество и беспокойство.

– Сколько нам еще ехать до ранчо?

– Около четверти часа.

– Энни-пятак рассказала мне о мистере Рафферти, – сообщила Клементина. – Твоем брате.

Краска залила щеки Гаса. Он силился не смотреть на жену.

– Довольно скоро я рассказал бы тебе об этом сам.

– Когда?

– Сейчас. Я собирался рассказать сейчас. Зак и я, мы росли как вольные южные пташки. А потом наша семья распалась, и мама взяла меня в Бостон, а Зак… остался здесь. Но три года назад мы снова встретились и решили вместе заниматься этим ранчо.

Клементина ждала, но поток слов, казалось, иссяк.

– А что насчет него? Твоего брата?

– Я же сказал. Мы вместе управляем фермой.

– Он старше или младше?

– Младше. Мне было двенадцать, а ему десять, когда… мы с мамой ушли.

– Значит, у вас разные отцы?

– Нет, мы родные братья. Зак просто… некоторое время назад он сменил имя. Не знаю, зачем. Здешние мужчины иногда так делают, когда оказываются не в ладах с законом. – Рябчик, пухлый как откормленная на ферме курица, пронесся поперек дороги, и лошадь в упряжке дернулась в сторону. – Посмотри туда, Клементина, – сказал Гас. – Видишь те бледно-фиолетовые цветы? Это анемоны. Индейцы называют их ушами земли. А вон те розовые – степные розы. Рябчики и куропатки любят ими полакомиться. К сожалению, эти цветочки по вкусу и черным медведям.

Клементина не посмотрела ни на анемоны, ни на степные розы. Она взглянула на мужа и ощутила какую-то странную боль, смесь нежности и отчаяния.

– У тебя рот как ловушка для бобра, мистер Маккуин.

Уголки его усов дрогнули.

– Правда?

– Да, – произнесла она, старательно подражая его манере растягивать слова. – Несомненная, достоверная и вековечная правда.

Гас натянул вожжи, останавливая повозку, после чего повернулся к жене.

– Ладно. Что ты хочешь знать?

– Почему ты не говорил мне, что твой отец тоже божий служитель?

Он скрипуче хохотнул.

– Поскольку это не так. Совсем не так. Папаша называет себя преподобным, но не думаю, что кто-либо удосужился посвятить его в духовный сан, если только не дьявол самолично, а службы он проводил, единственно ради чужих деньжат. Со всеми своими поддельными чудесами и лицемерной набожностью, он как никто другой может торговать словом Божьим. – Губы Гаса как-то странно вытянулись, и он тряхнул головой, словно отгоняя свои слова. – Но ведь он при случае рекомендуется и доктором, и профессором. Получил патенты на продажу лекарств и соляных приисков. Боже, когда он начинает тараторить, сразу видно, этот продаст все, что угодно.

Судя по описанию Гаса, его отец был настоящим мошенником. Клементина не могла поверить, что недостойный человек вырастил такого правильного сына, как Гас. Но ведь «преподобный» и не растил его, по крайней мере, не долго.

– Значит, он очень умный, мистер Маккуин, – сказала Клементина, поскольку ей показалось, что мужа гложет стыд за отца. – Во всяком случае, образованный. Раз может продать все, что угодно.

– Ну да, папаша утверждает, что он магистр философии, и у него даже есть кусок пергамента с печатью, на котором это написано. – Гас поджал губы и уставился в пустое небо Монтаны. – Он применяет свои умения, чтобы потребность человека верить хоть во что-то обернуть против него самого. Надеюсь, ты поймешь, почему я не хотел рассказывать тебе о своем отце – особенно после того, как увидел, из какой ты семьи.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: