Бриджит — единственная из нашей школы, которая тоже записалась на эту «национальную программу», так что купиться на сладкий бред в брошюре мог только полный идиот. Бриджит скорее сформирует ландшафт своей задницы, чем местной культуры.
Блин! Вам ясна моя незавидная участь?
Бриджит все еще дулась на меня за то, что я отказалась делить с ней комнату. Когда она увидела, что я записалась на курсы, то автоматически решила, будто мы с ней составим очаровательную парочку — великолепный образчик наивности и чистоты в этом циничном мире.
— А тебе не хочется найти себе новую подружку на всю жизнь? — спросила я, нарочно задев самое чувствительное ее место — непреодолимое стремление общаться, общаться и еще раз общаться.
— А тебе?
Аргумент. Но я не собиралась сдаваться. Соседство с загадочной Мари де Паскаль было все же лучше, нежели с Бриджит. Пока я не сошлась с Хоуп, я добрую дюжину лет играла роль придурочной лучшей подружки для королевы Бриджит: будто шут при дворе. Как Лили Тейлор в «Сказать все». Или Лили Тейлор в «Мистической пицце». Или Лили Тейлор в любом фильме.
То, что наши дорожки разошлись, обрадовало меня. В нашем общежитии было сорок комнат и четыре этажа. Однако вот будет сюрприз, если Бриджит поселилась через две комнаты от меня…
— Можешь игнорировать меня, если хочешь, — сказала она обиженно.
Возможно, я должна была больше доверять Бриджит, поскольку бог знает сколько еще не менее тупых идиоток записалось на эти курсы, но я не могла себя заставить. Я злилась на нее за эту непонятную прилипчивость, целью которой было выдворение меня из общества Пайнвилльской школы. Я просто бежала — и это была единственная возможность встретиться с людьми, которые могли бы понять меня. Ради этого я все лето готова была терпеть присутствие рядом всяких уродов, только ради того, чтобы в сентябре оказаться в колледже.
Например (это только пример, одна из возможностей), я могла бы писать эротические опусы и превратить себя в эдакий ходячий образчик развратной невинности Нью-Джерси. Стать, черт возьми, аутентичной особой. Я имею в виду: ну какой еще жаждущий внимания идиот согласится перекроить себя заново только ради этого? Верно. Только тот, кто хочет заполучить жирный контракт на двадцати страницах, сделку с киностудией и приглашение из Гарварда. Никто, кроме эдакой хамелеонистой сибаритки мисс Хайацинт Анастасии Вэллис. Так-то вот.
Патологическая честность Бриджит могла, однако, обратить мой новый имидж в полный пшик. Я просто представляю себе, как она вываливает перед моими однокурсниками все, что знает обо мне. «Джесс — девственница. Что она знает об откровенной, всепоглощающей страсти?»
Пока я не нашла куда деть свою энергию, она уйдет на то, чтобы на протяжении лета игнорировать Бриджит. Я искала любую возможность вырваться из Пайнвилля еще и потому (хотя мне стыдно это признавать, поскольку в этом есть нечто абсолютно девичье), чтобы встретить привлекательного, великолепного парня, который раз и навсегда докажет, что Тот, Кто Должен Остаться Неизвестным, не имеет ничего общего с привлекательностью и великолепием.
Пятое июля
Первые два дня в нашей летней программе были посвящены ориентации. В эти дни предполагалось, что мы знакомимся между собой и с кампусом. Вместо того чтобы позволить людям просто подружиться самым естественным образом, власти кампуса поднатужились и организовали душераздирающее шоу — игру «Познакомимся», далее — «ИП».
Во время «ИП» я увидела лицо чистого зла. Зло пользовалось синими тенями для глаз, носило розовые лосины и откликалось на имя Пэмми. Прическа у нее напоминала мыльные оперы середины восьмидесятых, пузыри из жвачки она надувала, и они лопались с таким звуком, который воскресил в моей памяти школьную психологиню Брэнди — с нею я регулярно цапалась последние годы. Клянусь вам, наша школьная советница и Пэмми явно были разделены при рождении, однако мозг у них остался один на двоих. Пэмми — одна из преподавательниц курсов (как же повезло Бриджит!), но вчера вечером она была лидером игры, кем-то вроде рефери.
Главными ее задачами были:
1) испускать победный клич через равные интервалы;
2) громко провозглашать правила следующей игры и
3) давать сигнал к старту, отчаянно дуя в свисток, очертаниями напоминающий клюв. Сама же она сильно смахивала на тукана.
Например:
«Уу-хххуу! Найдите человека, который родился с вами в один месяц! Начали!»
Свисток.
Затем следовало найти людей, которые родились в один месяц, пока наша сотня не разделилась на группы по знакам зодиака.
Или:
«Ууу-хххууу! Танцуйте спинами друг к другу с теми, кто носит рубашку того же цвета, но не входит в вашу зодиакальную группу! Начали!»
Свисток.
И я должна была тереться задницами с людьми, на ком надета белая рубашка, но которые не родились в январе и не являлись козерогами.
Этот ад продолжался три часа.
Они ведь не могут заставить нас делать это во время Ориентации на следующий год, правда ведь? Не возьму в толк, каким образом это вообще может помочь. Видимо, руководство кампуса считает, что ты знакомишься со всеми и все становятся закадычными друзьями на всю жизнь. В буквальном смысле слова я перездоровалась с доброй половиной присутствующих, но как они, черт побери, считают, что я смогу отличить одного танцевального партнера, с которым мы толкались спинами, от другого? Я что, по заднице должна была узнавать, общалась ли я с этим человеком уже или нет? «Да, мышцы твоего зада кажутся мне знакомыми. Я тебя узнала!» Тьфу!
Теперь я думаю, что этот танец был вполне подходящей прелюдией к тому, что ожидало нас в следующем месяце. Негласная цель большинства студентов, посещающих летнюю программу, в конце концов проявилась вполне ясно и оказалась куда более прямой, чем всякие завуалированные измышления в брошюре: ПЕРЕСПАТЬ С КЕМ-НИБУДЬ.
В связи с этим девочки с моего этажа уделяли много времени формированию «Идеальной Семерки» — официальное наименование самых перспективных мальчиков, участвующих в программе. Девочки численно превосходили мальчиков — соотношение 72:28, — так что конкуренция была жесткой. Летняя программа — это рай для гетеросексуальных парней, чей интерес к искусству неминуемо приводит к койке, а также для ярых гомофобов из респектабельных школ. Это их шанс блеснуть. Но в результате жесткого отбора только семеро стали звездами. Большая удача, однако. И полное фиаско для меня. Я танцевала задница к заднице с каждым из этих семерых, но мне совершенно не хотелось ни в кого из них влюбляться.
Возьмем, к примеру, «сладкоголосого душку» Дерека. Мое имя заставило его заголосить бродвейскую версию песни Рика Спрингфилда 1981 года под названием «Подружка Джесси». Это оказалось неверно по двум причинам: 1) я всегда представляюсь как Джессика, а не Джесси. Я ненавижу, когда меня зовут Джесси (почти так же, как я терпеть не могу манеру моего отца называть меня Джебукой, от Джессики Буки). Не-на-ви-жу; 2) песню «Подружка Джесси» исполнял парень, который возжелал девицу другого парня (Джесси). Если рассматривать эту песню относительно меня, то я, выходит, лесбиянка.
Я попыталась объяснить это Дереку, на что он мне ответил:
— Ну прости меня, мисс Благоразумие.
Вот как, моя репутация бежала впереди паровоза.
Другое незабываемое общение случилось у нас с «саксофонистом-душкой».
— Я Майк, — сказал он, крутя задницей на уровне моей талии, он был почти на полметра выше меня. — А ты?
— Джессика.
— Джессика, а дальше?
— Джессика Дарлинг.
— Чтоб мне сдохнуть! — заорал он, превращая наш танец в парад уродов.
— Да не стоит, — усмехнулась я. — Меня так зовут.
Он хмыкнул.
— Серьезно. В чем дело-то? — спросила я.
Снова хмыкнул.
— Ну что?!
— Ты выглядишь…
Я вытаращилась на него подбоченившись.
— …выглядишь, как полная дура.
Я таращилась на него, не веря своим глазам и ушам.