Это примерно так же хреново, как произошло со мной сегодня, когда Лен сделал то, чего, как он меня уверял, никогда не сделает. Он разбил мое сердце на День святого Валентина. Снова.

Идиотская речь Лена:

«Дело не в тебе. Дело во мне и в моей маме. Ты ей действительно очень не нравишься, и из-за этого мне сложно встречаться с тобой, я думаю, что будет разумнее прекратить наши отношения. Мое будущее очень важно для меня, и я чувствую, что с тех пор как начал встречаться с тобой, мои способности продвинулись, но не продуктивно. Позже я осознал, что у нас разные взгляды на предметы, включая сексуальные отношения до брака. Я понял, что этот жизненный эксперимент дал мне все, чего я хотел, и лучше всего для нас обоих положить этому конец прямо сейчас, чтобы мы оба могли продвинуться в целях достижения более подходящего нам будущего».

Когда я не ответила, он деловито пожал мне руку и удалился.

ЛЕН порвал со МНОЙ. В ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА.

Я догадываюсь, что так лучше, чем если бы он порвал со мной после Дня святого Валентина.

НЕТ. ВОТ ЖЕ ФИГОВО, БЛИН.

Лен порвал со мной с решительностью садового секатора. С виду безобидный. Однако сила феерическая. Режут под корень. Надежд не оставляют.

Мне было настолько плохо, что я даже захотела поговорить об этом с мамой. Я представила себе, как всячески жалуюсь на Лена, а она готова отфутболить от порога любого парня, который не ценит ее драгоценную дочь — да, согласна, предсказуемые родительские сопли, но мне так нужно было это услышать.

— Он порвал с тобой? Как он только посмел? Кем он себя возомнил?

— Я знаю, — тихо и патетично произнесла я. — Я знаю.

Мама начала было развивать тему, но тут зазвонил телефон.

— Бетти? Как ты? Как наш будущий внук? Все еще пинается? Приедешь к нам? О! я буду просто счастлива.

Дети всегда выигрывают. Всегда. Ничто с ними не сравнится.

Мама оторвалась от трубки, чтобы сообщить мне:

— Бетани прилетает к нам и, возможно, останется у нас до родов. Разве не отличные новости? Что-то ты невеселая, встряхнись, детка!

— Встряхнусь, — тупо ответствовала я, покидая комнату.

Хоуп продолжает напоминать мне, что Лен мне в действительности не нравился. Тогда почему же так чертовски больно?

Пятнадцатое февраля

Я вляпалась еще хуже. Хуже, чем могла себе представить.

ЧТО ЗА НЕВИННЫЙ ГИТАРНЫЙ БОЖОК ПОРВАЛ СО СВОЕЙ БОТАНКОЙ-ПОДРУЖКОЙ НА ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА, ЧТОБЫ ПРОДОЛЖИТЬ С ОДНОЙ ИЗ САМЫХ РОКОВЫХ КРАСОТОК КЛАССА?

Вы все верно прочли. Мэнда ухлестывала не за Маркусом, она положила глаз на Лена. И заполучила его. Как получает всех парней, которых хочет. ААААААААААРРРРРГГГГХХХХ. А я была настолько одержима идеей соблазнить Маркуса, что даже ничего не заметила.

Так мне и надо! Каким образом моя жизнь стала достоянием таблоидов? Потому что я неудачница. Мои мозги годятся только для математики, на все остальное я не гожусь.

Вы знаете, что самое худшее? Хуже, чем осознание того, что сиськи всегда побеждают? Хуже, чем потерять веру в мужчин? Хуже, чем быть брошенной вполне предсказуемым парнем? Хуже, чем понять, что Лен и здесь опередил меня?

Худшее вот что: кто бы ни стоял за «Дном Пайнвилля», он знал правду раньше, чем я.

Вот почему я хочу забраться в свой панцирь и никогда не высовываться наружу.

Восемнадцатое февраля

Меня выжали как лимон. После отсиживания в течение двух дней в своем панцире я спустилась вниз, чтобы немного поесть. На кухне я обнаружила, что кто-то трудится над мороженым «Чабби-Бабби».

— Бетани, что ты тут делаешь?

— Я провела здесь весь уикенд, ты бы знала, если бы почаще выходила из комнаты.

Это правда. Я сидела в комнате с вечера пятницы. Моя спальня и ванная стали для меня замкнутой и безопасной экосистемой. Я потеряла чувство времени в окружающем мире.

— Отлично, — сказала я, всем своим тоном показывая свое недовольство. — Почему же ты все еще здесь?

— Грант уехал по делам, а я не хочу быть одна, — ответила она, облизывая ложку.

«А я хочу побыть одна».

Я думала, что вечно могу оставаться в комнате — пока не сожру все кукурузные хлопья «Бэби Рут» и «Капитан Кранч». Я поразила до глубины души маму, которая даже позволила мне сегодня после школы остаться дома, несмотря на День президента. Просто удивительно, как маму раздражает мое нытье после отъезда Хоуп, если это нытье не напоминает самоизгнание — словно бы я мальчик. Забавно, что сейчас я совершенно не испытываю тех эмоций, которые могли бы роднить меня с мальчиком.

— Но ты же не останешься еще на три месяца, — наконец проговорила я. Выступающий живот Бетани напоминал огромный чупа-чупс. Моя сестра все еще была красива — она мило розовела, источая сияние, свойственное только беременным женщинам. Но все равно напоминала мамонта.

— Мне лучше, когда я с людьми, — ответила она, кладя руки на живот.

«А мне лучше, когда я не с людьми. Когда я одна, одна, одна».

Бетани тут же осведомилась:

— А ты что здесь делаешь?

— Я тут живу.

— Не умничай.

— Не волнуйся, и не думаю даже, — сказала я. — Тебе все станет ясно позже.

— Ты выглядишь ужасно, — сообщила она тоном человека, который никогда не испытывал большей трагедии, чем неудавшаяся завивка.

Я посмотрела на свое отражение в окне. Спутанный крысиный хвостик на голове, синяки под глазами и россыпь прыщей на лбу. Я четыре дня не мылась и не меняла белье. Я выглядела так же, как и воняла. Ужасно.

Пожав плечами, я схватила ложку и зачерпнула мороженого.

— Я не то имела в виду, — сказала сестра. — Просто ты не должна так себя запускать.

Я сунула в рот полную ложку.

— Я знаю, все дело в парне, который тебя бросил. В День святого Валентина. — Она непроизвольно поежилась при мысли об этом.

Мой язык словно примерз к небу, но я не различала вкус сладкого шоколада, орехов и ванили.

— Прости, Джесси, — сказала она, кладя ложку. — Лен казался таким милым. Совсем не ожидаешь от таких…

— От него не ожидаешь, что он будет трахаться со шлюхой, однако вот вам пожалуйста.

— Правда?! — выдохнула она, сжимая руки на животе.

— Угу. — Мороженое было не таким вкусным, какое мне было нужно. Может быть, мне сначала стоило почистить зубы, чтобы избавиться от трехдневного запаха?

Бетани смотрела на меня пару секунд, потом сочувственно покачала головой.

— Я знаю, каково тебе, — мягко и по-сестрински покровительственно проговорила она.

— ТЫ ЗНАЕШЬ, КАКОВО МНЕ?!

— Знаю.

— Откуда? Ничего подобного с тобой никогда не происходило!

— Откуда ты знаешь?

— Потому что тебе нравилось в школе! Ты из тех, кто превращает школу в ад для таких людей, как я!

— Это нечестно, Джесс. У меня были проблемы. Жизнь не всегда была для меня коробкой шоколада.

— И все равно…

Я лучше знала. Бетани в 1991 году была второй Мэндой: Самая Популярная, Самая Эффектная и половина Классной Парочки, которая развалилась сразу же после выпускного. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

— У тебя еще есть Рюкзак Траппера ^[3]?

— Что?

— Рюкзак Траппера?

— Думаю, где-то валяется. Но его носят с собой только УОД.

— УОД?

— Умственно Отсталые Дебилы.

— О, — сказала она, погладив себя по животу. — Ну а когда я училась в школе, эти рюкзаки были у всех поголовно. И высшим шиком считалось взрезать пластик и наклеивать изнутри коллаж из лейблов одежды, которую носишь. Если у тебя не было достаточного количества бирок «Эсприт», «Бенеттон» или «Гесс», считай, ты никчемный лузер.

Она ошибочно приняла мое молчание за понимание.

— Я отчаянно пыталась сделать все, чтобы не быть лузером. Не важно, сколько лейблов у меня было, — их все равно не хватало. Особенно если учесть, что денег у нас тогда было негусто, и мама настаивала, чтобы мы покупали вещи на распродаже. Или у Маршаллов, что было уж совсем не круто. Так что я ходила в магазин, тайком срезала бирки с вещей и делала из них коллажи. Я воровала лейблы для рюкзака Траппера!