Родни и Питер пошли вверх по ступенькам лестницы, ведущей к ложам. Поцелуй Энни странно взволновал доктора Принса и вновь всколыхнул в его душе застарелое желание иметь собственных детей. Боже правый! У него будет ребенок! Он заставит жену родить ему ребенка!

– Кейт превратилась в весьма импозантную девушку, – сказал Питер Дэвидсон. – Толмаше постарались, чтобы ей хорошо у них жилось. Я слышал, что у старого Бернарда имеются планы касательно ее будущего. Думаю, этот брак им совсем не понравится.

– Этот молодчик похож на мрачного беса. Не думаю, что, выйдя за него, Кейт обретет счастье.

– Не вижу тому помех. Даже самые необычные, неподходящие друг другу, на первый взгляд, пары оказываются на поверку самыми прочными. В любом случае, он станет отцом ее ребенку, а это что-нибудь да значит.

Глубокая, непонятная грусть прокралась в сердце Родни. Новая грусть… Новая пустота… Уже длительное время доктор Принс мучился осознанием того, что кроме его работы у него ничего не осталось. Но, оказывается, у него еще осталось кое-что, что может быть отобранным злой судьбой.

«Он станет отцом ее ребенку…» – повторил Родни про себя.

Поездка

Пегги Дэвидсон сидела, чуть сгорбившись, на кривобоком пуфе перед камином, между своим мужем и темноволосым, мрачным мужчиной, который по какой-то странной прихоти судьбы стал частью их жизни. Суетный день почти подошел к концу. Последние два часа они сидели и вели неспешную беседу, то и дело подолгу замолкая.

Время блаженного ничегонеделанья подходило к концу. Пегги Дэвидсон уже надо было подниматься и ехать в Джероу, но перед этим она решила в последний раз вернуться к теме, которую время от времени поднимала на протяжении всего вечера.

– Почему ты такой упрямый, Родни? К чему тебе ехать сейчас домой? Ты можешь позвонить миссис Саммерс и сказать, что остаешься у нас на ночь, а завтра к обеду будешь дома. Глупо возвращаться в такой день домой, если тебя там никто не ждет.

– Меня все равно не удастся переубедить, – заявил Родни. – Если я останусь, старина Питер пропустит всенощную, а я весь вечер проведу, как на иголках, раскаиваясь в том, что своим эгоистичным поведением ставлю под угрозу спасение его бессмертной души.

Рассмеявшись, доктор Принс добавил:

– После этого лицо отца О’Молли будет неделями являться мне в ночных кошмарах.

– Почему он глупит? – спросила Пегги у мужа.

Тот рассмеялся серьезности, с которой был задан этот вопрос.

– И впрямь, не глупи, Родни, – продолжила Пегги. – В Джероуской церкви другой приходской священник. Если ты познакомишься с отцом Паттерсоном, то изменишь свое предубеждение относительно священников.

– Что касается одного конкретного священника, то мое отношение к нему непоколебимо. За прошлый месяц я имел дело с тремя случаями детской истерии. Я разобрался во всех случаях и пришел к выводу, что в основе их нервозности и ночных кошмаров лежит страх перед адом и мучениями грешников, который этот идиот вложил в их маленькие головки. К сожалению, их родители – консервативные католики и не склонны соглашаться, что в состоянии их детей повинна церковь. Бесполезно учить этих темных людей азам психологии. Свой страх и суеверия они считают верой. Этот человек думает, что проповедует, а на самом деле его следовало бы привлечь к ответу.

– Последний стаканчик не пошел тебе впрок, – рассмеялся Питер.

– Ты и сам знаешь, что я прав, – вполне серьезно заявил Родни, подавшись вперед из глубокого кожаного кресла. – Вы – католики и люди просвещенные, но, думаю, и вам некоторые догматы веры внушают страх.

– Совсем напротив, – не согласился Питер. – Есть такие люди, которые предрасположены к нервным расстройствам, и религия здесь ни при чем.

– Я, Родни, всегда находила утешение в вере, – торжественно заявила Пегги. – Я никогда не боялась священников, как раз наоборот.

– Ладно. Вы серьезно верите в чистилище и все, с ним связанное? – задал вопрос Родни. – Вы на самом деле считаете, что некоторые несчастные, живущие в этом городе, будут прокляты за деяния, которые они называют грехами и которые вызваны в большинстве случаев нищенскими условиями их существования? С другой стороны, католики, как мне кажется, могут преспокойно грешить и получать прощения, если они следуют определенным правилам: посещение мессы каждое воскресенье, исповедь и евхаристия – не реже раза в год. Но стоит им нарушить правило – и перед грешниками разверзается геенна огненная! Их бедственное положение ничто по сравнению с тем, что их ждет после смерти. Я уже не раз говорил тебе, Питер, что большинство католиков живут в постоянном страхе.

– Это трудный вопрос, и я не думаю, что кто-нибудь из нас достаточно компетентен в нем, – вежливо сказал другу Питер. – Кое в чем ты, конечно, прав, но не во всем…

– Нет, он ошибается! – страстно воскликнула Пегги.

– Прав, но не во всем, – тихим голосом продолжал ее муж. – Я знаю достаточно много людей, регулярно посещающих мессу только из страха. В этом нет ничего предосудительного. Страх служит превентивной мерой защиты общества от таких людей, как Пэт Донован, Дэнни Маккуин из Джероу, Микки Мак-Грегор из Шилдса или Тим Ханниген из района Пятнадцати улиц. Гражданские власти часто оказываются бессильными. Священнику легче обуздать такого вот громилу и забияку, который и полицейскому готов задать перца, если решит, что тот на него не так посмотрел. Согласен, в этом страхе много от средневековых суеверий, но без него люди, не боящиеся земных властей, могли бы превратить жизнь своих близких в настоящий ад. Только боязнь получить по заслугам после смерти удерживает их от страшных поступков. Будем надеяться, что хорошее образование сможет изменить представителей грядущих поколений в лучшую сторону и в страхе перед Богом отпадет потребность.

– Но число социально опасных элементов ничтожно мало по сравнению с простыми, добропорядочными обывателями, – не соглашался Родни. – Не забывай этого, Питер! В конце концов, меня не волнует судьба Маккуина и Ханнигена. Я волнуюсь за маленьких детей. Вызванный излишней религиозностью страх негативно сказывается на их психике. Я не преувеличиваю. Ты говоришь, что образование может заменить страх перед Богом. Ты всерьез думаешь, что это кто-либо позволит? Однажды меня трижды за неделю вызывали к восьмилетней девочке, которая по ночам кричала во сне, что дьявол собирается утащить ее живьем в ад. Когда я сказал ее матери, что намерен поговорить по этому поводу с директрисой школы на Боро-роуд и приходским священником, у женщины самой чуть не случилась истерика. Она умоляла, чтобы я не шел в школу. Ни школа, ни церковь здесь ни при чем, а виновато, видите ли, плохое пищеварение. Когда она сама была маленькой, то имела сходные кошмары из-за коликов в животе. Ну, как тебе такое объяснение?

– Сегодня сочельник, – напомнила мужчинам Пегги, – а вы пускаетесь в теологические споры накануне святого праздника мира и всепрощения.

– Извини, Пегги. Извини, Питер. Я понимаю, что не прав, говоря все это вам, особенно в сочельник, – сказал Родни и, многозначительно погрозив миссис Дэвидсон пальцем, шутливо добавил: – Но вы сами подтолкнули меня к откровенности.

– Продолжай, – улыбнулся Питер. – Я верю, что со временем мы тебя сумеем переубедить.

– Со мной в эти игры играть бесполезно, – поднимаясь со своего места, заявил Родни. – Мне надо ехать.

– Точно не хочешь остаться? Дети очень обрадуются, когда утром обнаружат, что ты не уехал, – использовала последний козырь Пегги.

– Искушаете? – рассмеялся доктор Принс.

– Кстати, – произнес Питер, – коль скоро речь зашла о детях, то прошу, больше не покупай моим чадам таких дорогих подарков. Я недостаточно богат, чтобы тягаться с тобой. Ты уже и так завоевал их любовь.

Пегги рассмеялась.

– Знаешь, Родни, мы сегодня подслушали, как Майкл и Кэтлин разговаривают о Санта-Клаусе. Майкл, конечно, верит в него, а вот Кэтлин сомневается. Он спросил у сестры: «Что нам подарит Санта?» «Я не знаю, – ответила Кэтлин, – но уверена, что дядя Родни принесет нам хорошие подарки. Только он может подарить нам что-нибудь стоящее…» Что ты об этом думаешь?