Следы вальдшнепа, добывающего корм из сырой лесной почвы
Перебрести болото, залитое вешней водой, не шуточное дело. Гриша долго нащупывал брод. Шагал вначале осторожно, тщательно выбирая места, где ступить, но, зачерпнув левым сапогом воду, бросился вперед, бултыхая, не разбирая дороги... Вот и остров с его старыми соснами, каймой ивняка и зарослями ольхи по краям. Гриша наспех переобулся, вытер внутренность сапог хвоей, вынул из мешка сухие шерстяные носки, зарубил белую метку на крайней сосне и вступил под таинственные своды токовища.
Было позднее утро, только один запоздалый глухарь, испуганно зашумев крыльями, шарахнулся с вершины и скрылся, незамеченный мальчиком, уже наполовину пересекшим остров, Гриша закричал "ура" и продемонстрировал сойкам фантастический победный танец, когда в двух, в трех, в четырех местах натолкнулся на свежие следы глухарей. Отпечатки лап самок были мелки, располагались не по прямой линии, а как - то извилисто — птицы ходили вперевалку. Следы петухов были крупны, почти все с ясными отметинами бахромок пальцев. Там, где глухари токовали, на снегу виднелись полосы от волочившихся крыльев, шаги птиц были очень коротки; местами следы петухов сближались, беспорядочно перепутывались у валяющихс темно - серых, мелкокрапчатых перьев — здесь разыгралась драка.
Гриша был счастлив, как путешественник, открывший никому неведомую богатейшую землю; как первый исследователь этого чудного леса и этих птиц, в уединенном уголке ежегодно собиравшихся для песен и игр. От избытка чувств он, быть может, проблуждал бы до вечера, если бы не озябли отсыревшие ноги и над лесами не прокатился далекий гулкий выстрел Севки. Гриша пришел в себя, вернулся по старому следу и снова пересек болото. Оглядываясь на свое токовище, он махал ему рукой и прибежал к зимнице одновременно с Севкой. Ребята разложили костер и, отделенные один от другого сизыми столбами дыма, рассказывали и говорили без передышки. Севке тоже посчастливилось. В полукилометре от того места, где они разошлись, в чаще молодого березняка он встретил полузанесенные вечерние следы лося и почти тут же, на гриве, выбегавшей к болоту, нашел большой лосиный рог, застрявший в ветвях березы. Должно быть лось в середине зимы, когда рога у него уже плохо держались, запутался отростками в гибких ветвях и оставил половину своей тяжелой короны (случаи сбрасывани лосем обоих рогов одновременно очень редки). Пройдя еще немного, Севка услышал внезапный хруст ветки и тотчас заметил большую темную фигуру, мелькнувшую вдали. Совсем не такой рисовалась в мечтах Севки первая встреча с сохатым. Вспоминались книжные рисунки, где лось бежит открыто, как на параде, показывая свой богатырский рост и лопатообразные рога. А здесь, за буро - красной сеткой молодого чернолесья всего на один миг показалась темна несуразная голова, высокие плечи да мелькнули крепкие беловатые ноги. Зверь исчез с быстротой и легкостью зайца. Только задетая лосем березка покачивалась взад и вперед и, ударяясь о соседние ветви, щелкала все тише и тише. "Вот тебе раз!" - единственно, что мог проговорить остолбеневший от неожиданности Севка и бросился вдогонку зверю. Большие темные следы уходили в болото, лося нигде не было видно... "Тебе приставал снег на каблуки? Мне тоже. И, знаешь, лосю на копыта какие здоровые лапти налипают! А когда слетят, так замечательные слепки копыт остаются. Жаль, что снег начал таять, - вот бы тебе их зарисовать! Я - то пробовал, да ничего не вышло".
Следы глухарки
Пройдя километра два после встречи с лосем, Севка сделал открытие, очень обрадовавшее друзей. Наполненная водой низина, среди которой расположен обнаруженный сегодня "глухариный остров", — это одно из многих разветвлений Оленьего болота, а их зимница находится всего в четырех верстах от дороги к Заборью. Они и раньше не сомневались, что с помощью компаса выйдут на единственный торный тракт, пересекавший леса с юго - запада на северо - восток, теперь же совсем успокоились, зная, что могут вернуться домой, когда пожелают.
Строчки
На обратном пути Севка стрелял глухаря, поднявшегося очень далеко, и промахнулся. Потом на открытых местах в бору он на шел много строчков — самых ранних съедобных грибов. Их кофейные и бурые шляпки, волнистые, бугорчатые, смятые в складки, торчали из - под свежего снега. Строчки встречались целыми "гнездами"; они высыпали на прогретых солнцем полянах еще в теплые дни, до ухудшения погоды. Севка набрал их в карманы и сумку; хрупкие, полые внутри грибы легко ломались в руках. Немного дальше, на безлесной пустоши, он случайно заметил несколько странных приземистых растений и не сразу узнал в них цветы сон - травы — так они изменились. Лиловые колокольчики закрылись, сложив лепестки, поникли вниз головой и как - то съежились в ожидании новых солнечных дней. Что - то трогательное, терпеливое почудилось Севке в облике этих пушистых, склонившихся вниз побегов, привычных к капризам ранней весенней погоды.
Ребята помнили, что строчки и сморчки содержат ядовитый сок. Поэтому их обдают кипятком или отваривают прежде, чем кладут на сковородку; первую воду сливают. Большая кучка строчков после отваривания уменьшилась раз в пять. Грибной суп и очень жидкая каша были у друзей на этот раз обедом; не сытые и не голодные переправились они на "глухариный остров".
Было далеко за полдень. Хотя небо еще хмурилось, в воздухе потеплело. К этому времени свежий снег успел растаять. Гриша очень жалел, что не может показать другу следов "своих глухарей". Оба без конца колесили по извилистому, вычурной формы, острову и спохватились лишь тогда, когда ни один не мог сказать, откуда и куда они шли. "Опять заблудились! Это все ты, Гришка! Остров - то твой, давай, выводи!" Смущенный проводник долго копался, отыскивая и рассматривая отпечатки каблуков, оставшиеся лишь кое - где. После длинного ряда неудачных попыток и треволнений друзья выбрались к сосне с белой меткой. Чтобы на утренней заре не повторилась подобная история, они еще раз тщательно обошли остров, пользуясь компасом, делая зарубки на видных местах и нанося на схематический план естественные метки. В последних не было недостатка: большие муравейники, груды бурелома, ямы со снегом и маленькие полянки встречались на каждом шагу. Это заняло у них весь вечер, и в сыром воздухе чувствовалось приближение ночи, когда они закончили "съемку". Место для ночлега выбрали на острове, отделенном от токовища проливом в триста метров шириной. Ребята нашли ровную песчаную площадку у корней вывороченной ветром сосны. Пласт земли, поднятый узловатым сплетением корней, укрывал площадку подобно широкому щиту. С боков к нему пристроили две стенки из густого лапника, прогрели площадку костром, отгребли угли в сторону и прямо на горячую золу настелили еловых ветвей. Жилище было готово.
Стемнело... Торопливо и высоко протянули два вальдшнепа. Даже эту птицу вечер угнетал холодом и резким ветром. Тревожно шумели деревья вверху, а внизу, борясь с мраком и холодом, весело пылал костер. Пахло дымом, струился нагретый воздух. В закоптелом, многострадальном котелке булькала, пенилась и кипела каша. Последняя каша! Она была жидка до прозрачности. Назавтра оставалось меньше горсти пшена! С заботливостью. достойной лучшего применения, мальчики выскребли все содержимое со дна мешков. Откинули клочки бумажек, перья, соломинки и высыпали оставшиеся крошки сухарей в варево, лишь только оно поспело. Эта голодная "болтушка" исчезла через несколько минут после начала ужина. Потом Гриша долго выскребал посудину ложкой — пустой котелок жалобно бренчал, протестуя. Севка мечтательно смотрел на эту сценку и строил несбыточные предположения о том, что бы он ел сейчас дома. Оба выпили по глотку из фляжки, почувствовали, что согрелись и... еще больше хотят есть.