Стали гузы и кыпчаки кочевать вместе. Поэтому и тамга народа - два ножа. Поэтому два царских рода в одном народе. Был народ "жёлтых людей" самым сильным в степи. Торки, печенеги, берендеи, хазары... все бежали от кыпчакского лебедя. А народы вокруг степи дрожали и давали. Давали дань, полон, хабар... Хлеб.

   Но Мономах всех перехитрил. На Руси резались князья. Звали к себе кыпчаков из разных родов. Потом князья мирились - родственники. Рюриковичи. А орды продолжали резаться в степи. И там, и там русские бабы рожали одинаково быстро. Воинов для господ своих. Но в теплом бревенчатом доме выживает больше младенцев, чем в юрте или в кочёвке зимой. Взяли числом, задавили. По десять тысяч своих оставляли землееды на поле боя. И снова набирали пахарей, которые из оружия, кроме топора, ничего в руках держать не умеют. Бездоспешный мужик, необученный, да когда строй рассыпался... в степи перед стрелой... перед конным с саблей... как голый. Но этих голых снова и снова собирались толпы. А славных воинах в юртах становилось все меньше.

   Побили русские половцев, выгнали из ближней степи. Хана Шарука аж за Дербент, за Железные ворота. А потом сами же назад позвали. Сын Мономаха Юрий. Русские его Долгоруким зовут. Верно называют. Даже сюда, в Степь, его руки дотягиваются. Приходилось и самому Боняку под его рукой ходить. Плохо сходили. Два старших сыны, два Боняковича остались там.

   Дед сам решал: куда идти, когда идти. Собирал в своей юрте друзей и соседей и... "ждите гостей, русские". Теперь так нельзя. Вон, несколько лет назад две орды за Днепром сходили. На Русь. Хороший полон взяли. Большой, здоровый. Русский князь Изя Волынский догнал. Полон отбил, храбрецов порубил.

   Боняк усмехнулся в бороду. Он тогда тоже не растерялся. Хоть и собрал всего четыре сотни, но успел. Перебрался через Днепр и прошёлся по становищам ослабевшей орды. Их воины легли под русскими мечами. Что ж не подобрать что осталось. Два больших коша вырезали подчистую. Мужчин - грекам, женщин - на кошму, скот - в стадо. Хабар... хабаром пришлось делится. И развернуться не дали - другие соседи тоже подошли. Им тоже надо. Турпеи тогда сильно испугались - ушли под Русь сразу, десять лет прошло. А каепичи дёргались, пытались подняться. Не дали. Говорят, в этом году и они клятву принесли киевскому князю. Откочевали на Рось. Твердеет русское порубежье.

   Теперь надо ходить на Русь только с русским князем. Хоть с каким. Чтоб показал дороги. Чтоб провёл через порубежье. Чтобы ему открыли ворота. А уж потом... Кыпчак всегда своё возьмёт. Либо князь даст обещанное, либо сам. Либо - и то, и другое.

   Вот и сидит хан Боняк Бонякович в своей юрте у устья заросшей лесом балки, в 20 шагах от ручейка. Думает и ждёт. Думать - самое ханское занятие. Одно их трёх. Два других - делать наследников и наказывать виновных. А ждать... основной труд всякого кочевника. Ждём окота и приплода, оттепели и снега, восхода или заката, похода или набега. Ждём гостя.

   Под полог над входом всунулась мордашка сына.

  -- Ата, роса сошла, в юрте душно. Поднять полог?

  -- Да сынок, подыми.

   Сын. Алу. Девять лет назад был страшный бой у речки Малый Рутец. Боняк тогда шёл с Долгоруким. Сеча была дикая. Такая, что главный противник - князь Изя Волынский был ранен. Люди озверели настолько, что уже после боя Изю чуть не зарубил один из собственных воинов - не узнал своего господина в лицо.

   А ему, Боняку, удалось-таки раскрутить отряд, найти между врагами щель и выкатить туда конную карусель. Потом была бешеная скачка на юг. По дороге его нукеры поймали двух девчонок-сестёр. И привели хану. В утешение за поражение, за потерю двух сыновей, в благодарность за собственное спасение. Тогда Боняк приказал связать девчонок спина к спине. Разложил у костра на чьей-то бурке, с которой только что сняли умершего от ран второго сына... Они обе были девственницы. Их кровь пачкала бурку и смешивалась с кровью его уже умершего сына. Вокруг горели костры, стонали и умирали его люди. Кто-то плакал, смеялся, рычал, отходя от рубки. А на Боняка напал стояк. Он никак не мог кончить, не мог расслабиться, не мог подумать, отвечать на вопросы - что дальше, куда идти... Не было в этом ничего от наслаждения, услады, забавы... Была злость на себя, на все вокруг, на этих сопливок под ним, на друзей и соратников вокруг... Он переворачивал девок, снова и снова входил в очередную дырку... И никак не мог кончить.

   Ему давали кумыс, жаренную конину... Он, не вынимая, пил, ел и снова мял и рвал белое мясо под собой. И наметившиеся груди старшей из сестер, и прыщики младшей. Всовывал руку между ними и хватал обоих за ягодицы, за бока, драл за косы, просто щипал за спины... Они сначала визжали, потом затихли. А он долбил и долбил. Снова и снова. Вспоминая, как в бою, рядом с его кыпчаками, черниговцы Изяслава Давидовича поднимали на копья старшего брата своего князя, тогдашнего князя черниговского Владимира Давидовича. И Изя Черниговский смеялся, глядя как одни черниговцы убивают других, как корячится поднятый над седлом его старший брат.

   Два часа... Два часа Боняк не мог излить семя. Потом что-то ослабло внутри, в душе. Под ним тогда была младшая из сестёр. Её он оставил. Старшую отдал людям. К утру она умерла. А младшая умерла через девять месяцев. Родами. Какое-то смешное у нее было имя. Не вспомнить. Она, кажется, молилась перед смертью. Последнее её слово было "аллилуйя". Для рабынь, которые принимали роды, это было слишком сложно. Сократили до "Алу".

   Дети наложниц входят в семью хана. Но не сыновьями. Челядинцами. Сыновья - это рождённые жёнами, не рабынями. По становищу бегает десяток мальчишек от разных подстилок. Челядь. А вот Алу как-то лёг на сердце. Может, из-за серо-зелёных глаз - как у его матери. Тогда, после боя, глядя именно в такие глаза, он почувствовал, что аркан смертного страха, зажавший душу - распускается. Но называть мальчишку "сынок" - только с глазу на глаз. Иначе... В орде есть три законных сына. От разных жён. У каждого - своя родня, свои люди. Если услышат - Алу и трёх дней не проживёт. Умный мальчик: "ата" - отец - только вот так. Пока никто не слышит.

  -- Хан, гости едут.

   Все верно, сынок. Нукер уже спешился у юрты. Его не видно, но слышно.

  -- Позови старшего. И принеси красного вина.

   Надо проявить уважение к гостю. Князь не пьёт кумыс - только красное греческое вино. Специально тащили из орды бурдюк.

  -- Здравствуй, хан Боня.

  -- И ты будь здрав, князь Изя.

   Мда, постарел князь. Да и как иначе. Из милого Чернигова выгнали. Отдали злому врагу. Пока вокруг Киева дрались два главных мастодонта - Изя Волынский и Гоша Ростовский, дядя с племянником, рядом, вокруг Чернигова шли свои игры. Кроме "Мономашичей" есть ведь и еще Рюриковичи. Двоюродные братья - Ольговичи и Давидовичи. Время от времени они и в Киев залезают. На самом главном русском столе посидеть. Потом их оттуда кто по-серьёзнее -- пинает. Они шлёпаются то в Чернигов, то в Новгород-Северский. И меж собой грызутся. Потом - обратно.

   Вот этот Изя бывал и Великим Князем Киевским. Но не долго. Пришёл Долгорукий и кышнул. Потом Долгорукого траванули. И Изя тут как тут - на снова на киевском столе. Как утка с яблоками. Потом пришёл Ростик из Смоленска и волынцы подошли. Полтора года назад под Киевом потрогали эту "утку" с высокого стола. На зуб попробовали. Кышнули. А еще есть галичане. И это самое интересное. Галичане за ним чуть ли не за Оку лазили. И не достали.

   Великие вымерли. И Гоша Ростовский и Изя Волынский. А этот остался.

  -- О чем задумался хан? Вели рабёнышу твоему вина налить. Да пусть сперва попробует.

   Кивок Алу. Попробовать? Пусть мальчик попробует. Вино брали мне. А у хана Боняка достаточно "доброжелателей". Попробуй сынок. Кстати, а ведь мои дураки могут именно на это и рассчитывать. А ну как мальчик помрёт? Неудобно перед гостем будет. Что Изя подумает? Пей, малыш, пей. Каждый в орде должен защищать хана. Его жизнь и его честь. Старший сын так и погиб - принял на себя удар в бою. Мне предназначавшийся удар. Старший сын. Боняк. Четвёртый из носящих это имя. Носивших.