— Это не очень хорошая история, когда она вдохновляет женщину искать богатого благодетеля!
Директор Чайлдресс поднялась на ноги, с видом оскорбленного недоверия на ее лице.
— Это не очень хорошая история, когда взрослые используют ее как способ поощрения ребенка к тому, чтобы проклинать себя…
Я тоже поднялась на ноги, и на этот раз я точно знала, что заставило меня снова встряхнуться.
— Это было не так!
— Тогда о чем была первая запись, о которой вы писали? Вы начали с подсказки о том, как ориентироваться на греческих миллиардеров.
— В этих историях от моих тетушек нет ничего плохого, и нет ничего плохого в том, чтобы выходить замуж за греческого миллиардера!
Мы обе застыли.
— Вы ужасны, — плюнула она.
Я не ответила. Боже мой, я кричала! Я все еще была потрясена, не в силах поверить, что через несколько часов я стала абсолютно безжалостной. Во-первых, я попала под мучительный кулачный бой, и теперь я участвовала в кричащем матче с моим директором Чайлдресс.
Это было не правильно, но… я не могла с этим поделать. Она сделала меня безумной. Попытавшись понять мои эмоции, я сказала неравномерно:
— Я была сиротой, когда мне было восемь лет. Мои тетушки были женщинами-карьеристами, и вдруг они начали заботиться обо мне в восемь лет. Я была ненасытна для сказок на ночь, потому что это был мой способ цепляться за воспоминания о родителях, и они это знали. Когда у них заканчивались истории, то они просто переключились на упрощенные романы Арлекина. Неужели вы этого не понимаете? Неужели вы не видите ничего плохого?
Я умоляюще посмотрела на нее.
— Ты знаешь эти книги…
— Нет. Простите. Я не знаю этих книг, потому что не читаю ничего, что продается в «Walmart».
Я взглянула на ее ответ.
— Но…
Она закрыла меня взглядом, указывая так, будто она заклеймила меня ведьмой в Салемских судах.
— Вы более или менее признались, что ваши тетушки вырастили вас, чтобы поверить в то, что использовать святое таинство брака, как колодец для улучшения вашего финансового и социального статуса в жизни.
Она говорила, что я была золотоискателем?
— «Святые Ангелы» — уважаемая католическая школа, мисс Таннер. Если вы хотите здесь остаться, то завтра вы должны признаться, что записи, которые вы писали в своем блоге…
— Но это немой блог!
Директор Чайлдресс проигнорировала это.
— …основанные на ложных и злонамеренных убеждениях.
Моя голова начала болеть достаточно, чтобы я закрыла глаза. Если я прекрасно ее поняла, то она в основном просила меня называть моих тетушек — лгуньями и отвернуться от моего счастливого детства.
— Ну? — спросила директор Чайлдресс.
Я открыла глаза и дала ей ответ, который она попросила.
Пошла ты.
— Ты ешь только салат? — спросила тетя Нора этой ночью, когда повесила свое лабораторное пальто на спинку стула, прежде чем сесть за стол. У нее было жемчужное ожерелье с товарным знаком, и она соответствовала своему шелковому одеянию, тетя Нора выглядела скорее как светская львица, чем врач по вызову.
Я поправила темные очки на носу.
— Я на диете.
Тетя Вильма села напротив меня. Она также была одета в свой типичный силовой костюм, розовый, облегающий и покрывающий ее с головы до ног.
Однажды она сказала мне, что «выгляди сексуально, когда пинаешь задницы» — это ее способ обескуражить больших мальчиков в зале судебных заседаний от беспорядков с ней.
Когда тетя Нора спросила меня о том, какой новый фильм мы могли посмотреть на выходных, я начала расслабляться. Мой аппетит постепенно вернулся, и я с радостью перешла к следующему курсу, сливочному грибному супу, который был единственным шедевром моей тети на кухне.
Когда тетя Вильма взяла еще одну ложку салата «Цезаря», она обезоруживающим голосом спросила:
— А как насчет школы, Майри? Как ты думаешь, мы дали тебе достаточно времени, чтобы у тебя хватило смелости рассказать нам, что на самом деле произошло?
Плюх. Это был звук моей последней ложки супа, падающего изо рта, но даже после этого ужасного показа, я все еще продолжала задыхаться.
Я слышала, как тетя Нора щелкнула:
— Разве ты не была более утонченной?
— Я дала ей больше пяти минут, — возразила тетя Вильма тем же тоном. — По моему опыту, когда человек не разговаривает через пять минут, это означает, что она никогда не будет.
Тетя Нора начала бить меня по спине.
— Она не одна из твоих подсудимых! Она твоя племянница!
— Я знаю, — сказала тетя Вильма, когда она также начала колотить меня по спине. — Вот почему я дала ей семь минут!
— О, Боже!
— Что?
— СТОП!
Я не хотела кричать, но если бы я позволила им продолжать спорить, то я бы, скорее всего, оказалась черной и синей. Немного вздрогнув, я ушла от их рук.
— Я, ммм, все хорошо сейчас.
Нет. Я внезапно почувствовала, что позволила слону массировать мою спину своими копытами.
Взгляд тети Норы расширился, когда она увидела, как я снова вздрогнула.
— О, Боже. Прости. Мы не понимали…
— Ты в порядке? — тетя Вильма отрезала, обеспокоив свой голос.
Она попыталась добраться до меня, но я быстро отодвинула стул на несколько дюймов назад.
— Теперь я в порядке, — поспешно сказала я.
Увидев, что они все еще пристально смотрят на меня, зная, что я должна им сказать, я решила поиграть и отодвинула стул дальше, пока его спинка не ударилась о стенку.
К уважению моих тетушек они не теряли свои настроения или даже думали, что я была виновата.
— Твое исключение должно что-то сделать с твоим синяком? — спросила тетя Вильма.
Я была ошеломлена.
— Вы знаете?
Тетя Вильма вздохнула.
— Дорогая, только в фильмах люди могут уйти, скрывая тот факт, что он получил пробитые солнцезащитные очки.
Прежде чем я смогла ответить на это, нечестно, но защитно и чисто из гордости, тетя Нора мягко сказала:
— Твой директор заявила в своем факсе, что ты больше не имеешь права ходить в школу. Я позвонила, чтобы узнать точную информацию, но она говорит, что это секретно.
Поэтому директор Чайлдресс сохранила сторону соглашения, подумала я с холодным удовлетворением. После того, как она перевернула птицу у старой ведьмы так, как она заслужила, я сказала директору Чайлдресс, что она может выгнать меня, и я не буду ее оспаривать, но только, если она не скажет, ни единого слова о своих глупых обвинениях моим тетушкам или кому-то еще. Если бы она это сделала, тогда я бы заставила тетю Вильму подать на нее в суд за дискриминацию и клевету, и мы оба знали, кто выиграет это дело.
— У тебя есть, что сказать нам об этом, Майри? — Я пожала плечами, держа солнцезащитные очки, потому что так было легче лежать.
— Я подралась с другой девушкой в школе. Действительно, жестокий бой. Поэтому меня выгнали.
— Все? — тетя Нора казалась сомнительной.
— Да, — я медленно возобновляла еду, чтобы убедить их, что я полностью согласна с тем, что произошло.
— Просто, скажи мне прямо, — умоляла тетя Вильма. — Это не потому, что ты беременна, не так ли?
Я снова выплевываю еще одну ложку.
Тетя Нора беспокойно добавила:
— Или на наркотики?
Моя ложка упала в тарелку.
— Тетя Нора! Тетя Вильма!
Они серьезно задавали мне эти вопросы?
— Ну, ты не можешь винить нас! Мы не воспитывали тебя, чтобы ты была хулиганкой, — ответила тетя Нора.
Тишина.
И затем тетя Вильма кашлянула, и когда она это сделала, мне тоже пришлось кашлянуть.
Взгляд тети Норы сузился.
Я не собираюсь смеяться. Сейчас не время для смеха. Боже мой, тетя Вильма так несправедлива! Почему ее плечи так дрожат?
Тетя Нора вздрогнула:
— О, ради Бога! Мой старомодный английский здесь не главный.
Тетя Вильма потеряла его и я начала хихикать.
— Хулиганка, тетя Ви. Ты слышала, как она это сказала?