Есть такое заболевание: "арахнофобия". Это когда у человека панический страх перед пауками, паучьими сетями. Тоже из фундаментальных, мартышечьих еще страхов. Кошмарные сны людям снятся: попал в паутину, прилип, запутался. И что-то страшное подбирается со спины, а ты рвёшься, кричишь... но без толку. А оно все ближе...

   Это жизнь здешнего пахаря. Не во сне -- наяву. Выжгли новину, и пахарь с конём и сохой приходит в эту... паутину. Грубо говоря -- гектар плотной, многослойной, переплетённой паутины древесных корней. Опускаешь соху, конь делает шаг. И останавливается. Под зуб сохи попал корень. У сохи заднего хода нет. Выворачиваешь её из борозды, из-под задницы коня вытаскиваешь плеть этого корня. Тянешь. И вылезает такая плеть, вполне живая, хотя самих деревьев уже нет. Тянется куда-то в сторону. Где тебе еще предстоит пахать. И ты рвёшь пупок, выворачиваешь руки... А она, гадина, уходит где-то под землёй, под такую же. Все, не выдернуть. Обрубаешь эту мерзость топором, снова соху в борозду, снова шаг. Следующая. Какой длины шаг получился? 10 сантиметров? 20? 30, Сколько ты за сегодня прошёл? 100 шагов? 1000? День кончился. День пахоты. Если кормиться хлебом, то нужно, грубо говоря, по гектару на едока. Вперёд, а то дома...

   По новинам сеют пшеницу. У неё срок сева 3-4 дня. Не успел -- опоздал.

   И приходит "паук" куда реальней кошмарного -- "голод" называется. Он у здешних всегда за спиной. Они его постоянно чувствуют и помнят. Каждый, легче-тяжелее, но пережил в своей жизни голодовку. Часто -- не одну. Пух с голоду сам Мономах в Переяславле, волхвы в Ростове в голодный год резали знатным женщинам их христианских семей спины и, будто-бы, оттуда хлеб вынимали. Чушь несусветная. Но они этот хлеб кидали в народ. И за ними толпами шли. От голода вымирали целые волости и города.

   Иисус, проходя по Галиее, совершил несколько чудес. Какое самое известное на Руси? Не хождение по водам -- у нас тут каждую зиму по водам ходят. Как лёд станет. Не воду в вино и обратно. У нас вина не пьют, а бражку - мы и сами... И обратно. Иисус накормил народ хлебом. Не важно - сколько этих хлебов было. Евангелия разные цифры дают. Но -- накормил. Хлебом. Чудо божественное.

   Так что давай, пахарь. Работа на пашне называется по-русски по-разному: биться, рваться, орать. С кем ты там биться собрался? - С землёй, с лесом. Своей русской землей, со своим русским лесом. А -- рваться-то чего? - Пупок себе рвать, жилы. Опять же землю свою, свято русскую. - Ладно, ори свою пашеньку. И сам ори - кричи в крик. Когда тянешь из-под земли очередную "паутину" уже сгоревшего леса. Рвёшь землю под собой и сам рвёшься от натуги. Кричи на сына или дочку, которые тянут коня вперёд за недоуздок. Упираясь босыми ногами на колючих, холодных комьях земли. Холодных, потому что сев начинается с 5 градусов в слое заделки семян. Ори на коня. Только бить не вздумай. Ты надорвёшься -- ладно. Грыжу вправишь, вывихнутую руку тряпицей перетянешь. Ты хоть сказать можешь. Конь... Если конь ляжет -- все. Детям сумы пошить - и христарадничать. А самому -- кистень в руку и на дорогу. До первого большого обоза. Там тебя и положат.

   Удивительно: у верхового для коня плётка, у возчика -- кнут. Только пахарь выводит коня на пашню без всяких погонялок. Только -- голосом. И стоит над пахотой ор. Человек с конём пашню делают.

   Именно что делают. Пока она не станет чистой, мягкой. Пока каждый комочек пахотной земли через твои руки не пройдёт, не будет ими размят и согрет. Что бы зерно и росло хорошо, проросло легко.

   И все равно - как не крути, а за семь-десять лет земля срабатывается, урожай - только семена вернуть. Минеральных удобрений нет, органические не используют, севооборот отсутствует. Нужны новые пашни. Место вокруг много, но... Если до рабочего места полчаса ходьбы - можно потерпеть. А если два? Да с инвентарем? И не только на основные работы: пахота-сев-жатва. За посеянным надо присматривать, чтобы птички не поклевали, чтобы звери всякие вроде кабанов и лосей не потравили... А в овсы или гречиху и медведи приходят...

   Ставят станы, роют землянки, перебираются мужики ближе к хлебу. А если люди в домах не живут - зачем они? Путь до места работы крестьянской все дальше, время для дела все меньше. Наконец, весь поднимается и перебирается на новое место. Примерно раз в двадцать-тридцать лет.

   Селище опустело, пашни лесом зарастают. Лет через тридцать - пятьдесят - сто, когда земля восстановится, когда лес станет настоящим, спелым - придут новые насельники. Заново раскорчуют, распашут, поживут. И так же сами дальше двинутся.

   Как ушли в своё время с Одера на земли Римской Империи германские племена. А на их место пришли славянские.

   Поселения сельского типа, сидящие на одном месте столетия, в средней полосе России из этой эпохи - единичны. Либо селище погибает, либо уходит, либо становится поселением городского типа. Исключения есть, но они или у большой реки, или у озёр, или на волоках. Там где есть дополнительные и существенные источники дохода.

   А их-то всего три.

   Рыбалка. Отнюдь не спортивная - неводом, вершами. Динамита пока нет. Надо чтобы рыба шла косяком как по расписанию.

   Торговля. И чтоб хлебушек подвезти можно было. Не мешок-другой, а в значимых, товарных объёмах.

   Животинка. Скотоводство оседлое. Летом -- пастбищное, зимой -- стойловое. И чтоб кормов хватало.

   "Хлеб -- всему голова". Ага. Но потом. Когда Иван Третий заставит вводить трёхполье. С озимыми, с чистыми парами. А пока... Русь Святая - не хлебом единым жива. Очень даже не хлебом. Тяжесть корчёвки и быстрое истощение почв ведут к тому, что источники пропитания максимально дивертифицируются.

   Вот эти "дополнительные и существенные источники" успешно наблюдаются в северных лесах. Вот почему предки так свободно расселялись по лесной Русской равнине, вот почему довольно легко уходили с Юга, от половцев - в Залесье. В реках - рыба. Между реками -- волоки. У рек - луга. Покосы.

   Вот почему и называются: "русские люди" - у русла живут, с русалками хороводятся.

   "Пауки" получили все сразу. И жилье целое, и пашни раскорчёванные, распаханные, но еще не истощённые. И три года без податей. А еще -- богатые заливные луга по Угре. Промысел у них свой, для торговли удобный, компактный. Места много. Живи и радуйся.

   Но через три года в пяти верстах выше по речке посадил свой хутор смоленский сотник Аким Янович Рябина. Конфликт был неизбежен. И он вяло тянулся все эти десять лет. Только что состоялся очередной эпизод. В форме захвата полонянки.

   Пять дней назад я встречал рассвет на крыше башенки Акимовского "недостроя" и радовался солнцу. Ощущению тепла, света. Давно забытому чувству покоя и безопасности. Все казалось мирным и благостным. Правда, когда туман на той стороне реки стал уходить - мелькнула тень волка. Кажется, уходящего иноходью. Кажется, очень большого, похожего на тех монстров, которых я видел возле Снова. И у "отравительской" веси. Как напоминание. Ну и что? В баньке лежит труп моего врага. И второй труп, который выводит меня из-под обвинения в первом трупе. "Минус на минус даёт плюс". Вот я и наслаждаюсь полученным "плюсом". Поскольку и тот, и другой из категории "предки", то и князь-волку положено показаться. Положено? - Показался. И ушёл. А так -- все хорошо, "комар носу не подточит".

   Мрачный Яков, которого я на самом деле больше всего опасался из жителей усадьбы, выразил мне свою благоволение и поддержку. С самим Акимом Яновичем потом состоялась беседа. Я пересказал Корькины словоизлияния. Аким сначала ругался и вскрикивал. Потом затих и к стенке отвернулся. Я уже уходить собрался - заснул, наверное, дед. Но Аким все-таки оставил последнее слово за собой: