Материалы были уникальными. Они ясно свидетельствовали, что лесник не имел никакого понятия, как надо пользоваться видеокамерой. По крайней мере, его никто не учил, что даже неподвижные объекты надо снимать в течение минимум пяти секунд, а панорамирование надо делать очень медленно.
Поэтому на экране с пулеметной скоростью промелькнули какие-то коряги (показавшиеся леснику живописными), деревья (на которых, по словам лесника, сидели рябчики), след зайца на снегу, ошарашенное лицо напарника с карабином (взятых на случай нападения зверя), а также весенние виды болота, леса и реки, но показанные с такой скоростью, как будто оператор пролетал мимо них на сверхзвуковом истребителе.
Первые анималистические кадры (и первые матерные слова лесника) были посвящены трупу найденной лосихи.
А дальше шли кадры про медведя. Увидев зверя, лесник так энергично перевел режим камеры на «автофокус», что было слышно, как захрустели ломаемые зубцы шестеренок. После этого на экране монитора изображение стало нерезким. Документалист, видимо, в процессе съемки пытался сделать «картинку» четкой, пространно комментируя свое неумение обращаться со сложной японской техникой и ее чрезмерную нежность.
На экране было видно только мелькающее среди мутных стволов деревьев темное размытое пятно: медведь не хотел отдавать добычу и периодически выскакивал на оператора из западины, а потом, испугавшись людей, снова прятался в нее. Из динамиков разносился нескончаемый рев рассерженного медведя и мат такого же оператора.
Сергей, увидев эти кадры, огорчился. У лесника был уникальный шанс снять хороший фильм — и вот, поди ты. Сергей подумал, что если бы не обеспечаемые, и он мог бы сам наконец-то сделать неплохую фотосессию — не хуже тех, которые делали его коллеги, работающие с этими зверями под Магаданом и на Камчатке.
Медвежьими фотографиями Сергей «заболел» после того, как побывал на всесоюзном совещании, посвященном «хозяину тайги». Оттуда Сергей приехал в большом расстройстве. Нет, его доклад о половой и возрастной структуре популяции зверей заповедника приняли очень хорошо. Причина была в другом. Сергей страшно завидовал специалисту с Камчатки, привезшему потрясающие фотопортреты косолапых. Среди уникальных камчатских снимков был и новогодний: готовый залечь в берлогу сонный медведь, а рядом с ним и сам фотограф с откупоренной бутылкой шампанского.
А на кадрах териолога из Магадана медведи были запечатлены в сумерках или ночью, явно подсвеченные фотовспышкой. Хотя фотографии были очень четкими — различался каждый волосок, но все косолапые имели испуганно-ошарашенный вид (это притом, что морда медведя вообще не эмоциональная). Каждое животное выглядело так, будто его хватили обухом по голове. Из-за этого магаданские фотографии проигрывали камчатским.
В кулуарах Сергей и магаданский медвежатник разговорились, и тот поведал о своем уникальном методе съемки.
Фотографировать зверей он начал еще фотоаппаратом «Зенит» с объективом «Гелиос». Но с такой оптикой хороший снимок можно было сделать на дистанции в несколько метров, а это ему удалось всего один раз — когда медведь выскочил из берлоги.
Позже магаданец приобрел фоторужье. Но телеобъектив этого аппарата увеличивал всего в шесть раз. Медвежатник поработал с ним около года, получил десяток приличных снимков и охладел к «Таиру».
Тогда он решил больше не бегать за медведями, а организовать дело так, чтобы звери сами приходили в нужное место и сами фотографировались.
С первым оказалось проще всего. Исследователь развез на лодке и на мотоцикле по окрестностям города несколько центнеров наловленной в ближайшей нерестовой речке горбуши, рыба протухла, и к этому лакомству потянулись косолапые. И со вторым, как оказалось, проблем не возникло. Медвежатник собрал по городу у всех знакомых сломанные фотоаппараты, починил их, изготовил для них штативы, навесы от дождя и расставил всю аппаратуру у привад (по несколько штук у каждой — ведь на былой технике не существовала функция автоматической перемотки пленки). К каждому прибору был протянут тросик-сторожок, при помощи которого проходящий медведь через систему блоков и приводил в действие кнопку «спуск».
Первоначальные результаты не удовлетворили магаданца. И не потому, что фотоаппараты у одной из привад украл проходящий мимо грибник, у другой кучи тухлой рыбы камеры разворотил сам топтыгин, а у третьей «Зенит» сфотографировал сойку, которая села на спусковой тросик.
На остальных медведи получились. Но все снимки были темными — звери приходили полакомиться даровым угощением в сумерках.
Выход был найден. Вокруг настороженных фотоаппаратов натуралист расставил световые фугасы (начиненные опилками магния и марганцовкой), которые синхронизировались с камерами и приводились в действие электрозапалами.
Результаты этой технической находки были впечатляющими. Всю осень, пока медведи не залегли в берлоги, вокруг Магадана по ночам сверкали ослепительные зарницы и слышались громовые раскаты далеких взрывов. И были получены те самые замечательные фотографии.
Были и негативные стороны этого фотошоу. Это, во-первых, испуганные морды всех без исключения медведей. Кроме того зверь, раз пришедший к приваде, больше там никогда не появлялся, оставляя после процедуры самофотографирования огромную кучу помета.
И, наконец, в городе появился еще один заика. Им оказался тот самый вор-грибник. Он решил прогуляться к знакомой куче тухлой рыбы в надежде поживиться еще раз. И действительно, новые фотоаппараты стояли на прежнем месте. Но забрать их грибник не смог — световой фугас сработал раньше.
Сергей хотел как можно быстрее добраться до заветного места с задавленной лосихой, чтобы, наконец, осуществить мечту и самому сфотографировать зверя. Однако он не успел сделать это ни на следующий день, ни на следующей неделе. Директор уходил в отпуск и оставил Сергея в качестве заместителя. И почти всё лето медвежатник проторчал в конторе, решая ежедневные заповедные дела.
И как назло, словно почуяв, что зоолог намертво скован административной работой, косолапые активизировались. Поэтому Сергею оставалось с завистью слушать о стекающихся отовсюду «медвежьих» новостях.
Сначала объявился медведь-«пастух». Недалеко от соседней деревни было большой топкое болото, а на нем раёк — поросшее леском возвышение, соединенное с сушей узким перешейком. На этот полуостров забрело стадо бычков. К несчастью для них, поблизости оказался медведь. Он залег на перемычке и вольготно там жил, потребляя говядину по мере необходимости. Крестьяне спохватились не сразу. Они только через неделю добрались до райка и обнаружили там остатки стада и сильно отъевшегося медведя, в которого стреляли, но не попали.
Орнитологи, изучающие на озере чаек, обнаружили на небольшом островке спящего зверя. Глядя на мирно посапывающего увальня, недалекие знатоки пернатых решили напугать косолапого — не всё же время ему стращать людей. Они подкрались к ничего не подозревающему животному и изо всех сил заорали ему в уши. Оказалось, что медведи просыпаются очень быстро. Насмерть перепуганный зверь мгновенно вскочил и побежал от орнитологов. Испытатели природы в свою очередь прыснули в разные стороны. Ошалевший медведь метался по островку, иногда натыкаясь на одного из исследователей чаек, который таким же, как и несколько минут назад, жутким голосом (но уже со страху) кричал на него и бросал в зверя чаячьими яйцами (весь остров был покрыт мхом и ни палок, ни камней там не было). Наконец медведь, догадавшись, бросился в воду и быстро поплыл к далекому спасительному берегу, вероятно, с надеждой спокойно выспаться там.
В геологической партии одна из работниц поутру пошла искать лошадь, чтобы взнуздать ее. Она обнаружила кобылу стоящей в кустах. Геологиня с уздечкой наготове стала приближаться к ней, но это оказалась не лошадь, а топтыгин, неторопливо разоряющий муравейник. Женщина постояла, посмотрела на мнимую «лошадь», а потом от страха упала в обморок. Последнее, что она видела, — это мелькающие пятки зверя, удирающего от нее вверх по склону.