Саша из кучи хвороста извлек лопату, тщательно завернутую в обильно пропитанную машинным маслом мешковину, и друзья углубились в лес. Через четверть часа Саша остановился у старой ели и направился в сторону от дороги, ориентируясь по еле видимым зарубкам на стволах деревьев.

— Пришли к складу, — сказал он, останавливаясь, — снимай рюкзак.

Олег огляделся. Вокруг был глухой ельник. Склада не наблюдалось.

Саша тем временем снял шинель, аккуратно повесил ее на дерево. Олег сначала подумал, что на сучок, но потом, приглядевшись, обнаружил, что шинель была повешена на гвоздь, ранее вбитый его предусмотрительным другом.

Саша тем временем развернул лопату (металлическая часть была густо смазана солидолом, а черенок — недавно покрашен), подошел к неприметному пню и начал копать рядом с ним.

Через минуту послышался глухой металлический звук — лопата наткнулась на что-то твердое.

Олег вспомнил романы о кладоискателях.

Саша тем временем продолжал рыть землю. Из ее недр показалась огромная алюминиевая фляга.

Сосуд почему-то была закопан горловиной вниз.

Олег спросил своего друга, зачем он ее перевернул.

— А чтобы вода, при большом количестве атмосферных осадков, случайно внутрь не попала.

— Ааа …, — протянул Олег, в очередной раз дивясь хозяйственности Михайлина.

Саша отложил лопату и с явным усилием вытащил наружу флягу за две петли сделанные из толстой капроновой (чтобы не перегнили в земле — догадался Олег) веревки.

Саша поставил флягу, отряхнул с нее лопатой землю.

— Вон он, мой складик, — скрипучим голосом и с той же неизменной загадочной улыбкой Джоконды произнес он. — Доставай рюкзак.

Олег извлек из маленького рюкзака другой — огромный. А Саша меж тем открыл крышку, снял специально положенный под нее кусок толстой полиэтиленовой пленки, играющей роль герметического уплотнителя (и это тоже отметил Олег), и начал доставать свертки.

Каждый из них был плотно перевязан бечевкой.

Олег посмотрел на склад Михайлина и вспомнил, что Саша еще с отрочества славился своей запасливостью и бережливостью. Из каждой экспедиции, куда они ездили сначала юннатами, а потом — стажерами, практикантами и лаборантами Саша привозил домой сушеные грибы, банки (а то и ведра) с черникой и брусникой, мешки с вяленой рыбой.

Особенно запомнился Олегу мешочек с кедровыми орешками, который Саша как-то привез из Сибири. В тот год был неурожай кедровых орехов, но Саша все равно был с добычей, так как он работал в составе одного из орнитологических отрядов. А работа его заключалась в извлечении из паутинных сеток птиц и дальнейшем кольцевании последних. Нередко в сетках среди пернатой мелочи попадались и кедровки. Биологически грамотный испытатель природы сначала вытряхивал из зоба возмущенно орущей птицы пригоршню кедровых орешков, потом кольцевал пленницу и только затем выпускал. А отборные кедровые орешки (птицы собирали для себя только самые лучшие) складывал в полотняный мешочек.

Олег хотел было разрезать бечевки на одном свертке, чтобы посмотреть, что же он будет класть в свой рюкзак, но Саша остановил его.

— Не надо — я тебе буду говорить, что в каждой упаковке. Вещи спрессованы — специально для того, чтобы меньше места занимали. Если раскроешь, то все они в рюкзак не войдут. Это шинель (Олег с недоумением повертел в руках сверток, удивляясь, как можно шинель свернуть до таких размеров), это еще одна. Все новые, со склада. Результат дружбы с каптерщиком. Это — пара телогреек. Две пары сапог. Это — комплекты нательного белья. Зимнего, — он передал следующий сверток, — и летнего. А это, — и голос Саши потеплел, — это портянки. Все новые, ненадеванные.

И Саша стал извлекать из недр бидона многочисленные упаковки этой русской замены носков.

— На, держи, — сказал Саша, доставая из заветного бидона майонезную баночку и предавая ее Олегу.

Олег увидел, что она наполнена какими-то мелкими поблескивающими предметами, а, взяв ее в руку, почувствовал, что она к тому же достаточно увесистая.

— Гвозди? — догадался он.

— Не гвозди, а иголки. Патефонные. Каптерщик склад разбирал и нашел упаковки. По моему, еще довоенные. Вот я у него и позаимствовал.

Олег не стал уточнять, как происходил процесс заимствования, и жизнерадостно улыбаясь спросил:

— Зачем они-то в вашей части? Подчиненных наказывать? Клизмы ставить из суспензии скипидара с патефонными иголками?

— Нет, для повышения морального духа армии. Перед заступлением на боевое дежурство гимн исполняют. Теперь на магнитофоне, а раньше — на проигрывателе. У нас в части где-то еще и механические патефоны хранятся. В резерве, так сказать. Точно такие же, как наш. Ну, тот, что в пещере стоит. Помнишь?

— Конечно, помню. Он до сих пор там стоит.

— Вот для него эти иголки я и позаимствовал.

Олег посмотрел на баночку и подумал, что этих иголок, наверное, хватит на целый век при ежедневной эксплуатации патефона, но, ничего не сказав, спрятал их в свой рюкзак.

— Как демобилизуешься, мы на них и поиграем.

— Конечно, поиграем. Я у каптерщика еще и пластинок попрошу. Правда, они все какие-то новые. Типа Леонтьева. Таких, как у нас там, в пещере спрятаны, нет уже. Помнишь?

Олег помнил.

Сначала в Сьяновские пещеры, возникшие еще в позапрошлом веке при добыче известняка, Саша с Олегом лазали в поисках летучих мышей.

Мышей ни летучих, ни нелетучих там обнаружено не было. Зато испытатели природы обнаружили в катакомбах большой зал. Он имел одно преимущество — ход к нему был почти полностью завален рухнувшей породой и пробраться туда можно было только по узкому лазу. Это обстоятельство препятствовало проникновению посторонних.

Обнаруженное тайное подземелье юннаты по возможности облагородили, обустроили и обжили: в зал были затащены примусы, запасы бензина, свечей, консервов, позаимствованная из дома посуда и множество другого добра. Апофеозом этой подземной роскоши было появление там старого патефона с большим комплектом пластинок.

Подземелье пользовалось огромной популярностью у юннатов (об этом свидетельствовали многочисленные остовы гитар, которые кончали свою жизнь в этой темнице под ногами или задами «спелеологов»). В результате буйных подземных встреч запас пластинок стремительно уменьшался. И наконец наступил момент, когда из десятков шеллаковых дисков целым остался лишь один. И та пластинка была треснутая. Но именно благодаря дефекту ее берегли даже самые неуклюжие любители подземного мрака. Эта была старинная пластинка с песней «Хаз-Булат удалой».

По установившемуся обычаю после ужина юннаты доставали патефон, заводили его и слушали исполняемую хриплым голосом (результат неуемной эксплуатации и тупых иголок) историю про Хаз-Булата. Игла доезжала до трещины как раз в тот момент, когда певец тянул слово «сабля», причем означенный дефект пластинки четко разбивал название холодного оружие на два слога, повторяя их неограниченное число раз, что очень радовало катакомбных ценителей старинный романсов.

Из бидона меж тем был извлечен ржавый топор без топорища.

— А это еще зачем? — не выдержал даже привыкший к плюшкинизму своего товарища Олег, — в Москве их в любом хозяйственном купишь.

— Это топор не простой. Этот выбран из полусотни всех топоров, которые в части нашлись. И я их все опробовал. Напильничком, брусочком скреб. Определял — где какая сталь. И вот этот, — и Саша с любовью посмотрел на ржавую железяку, — самый лучший. Топор ведь топору рознь. А в нужный момент негодный топор и подвести может.

Олег знал, что имеет в виду Саша. Однажды топор чуть было не подвел в тайге человека. А этим человеком как раз и был его друг.

Тогда Олег работал в зоологическом институте лаборантом. Он зимой поехал с Евгением Николаевичем — научным сотрудником, который занимался хищниками, в Вологодскую область — изучать повадки волков, рысей, а если и повезет — то и росомах.