Ольга присмотрелась к влезшему на вершину власти бесу, помеченному богом на лбу для легшего опознания, что он — бес, послушала его пустую болтовню, пересыпанную обещаниями и заверениями, и в одночасье поняла, к чему дело клонится. Она нутром умной волчицы почуяла, что в разверзшейся пучине, куда они летят, уцелеют не все. Помощи ждать было глупо, ибо очевидно неоткуда, значит, надо шевелиться самой. Обидно как — она только что защитила кандидатскую диссертацию, ее даже утвердить не успели! Человек действия, она не стала перебиваться случайными заработками в науке и подалась в бизнес.

Но, конечно, она не могла быть такой предусмотрительной, как те, кто разинул роток на целую страну. Хотя это и непростительно ей. Ведь принцип «разделяй и властвуй» никогда не переставал руководить обществом, а в науке так и тем более она навидалась, как он успешно работал. А вот, поди ж ты, не избавилась от идеалов вконец, поверила, что убили строй и остановятся. А может, успешный бизнес усыпил бдительность, кто теперь знает.

Во всяком случае, к моменту, когда Горбачев начал разыгрывать второй акт трагедии и послал на хрен все республики, объявив о независимости России (от кого?), дела у Ольги шли полным ходом. И она даже не думала, чтобы остановить их. Не хотела, не догадалась и не могла. А между тем следовало бы постараться. Ибо скоро состоялся третий акт спектакля, на сей раз в жанре комедии: пленение в Форосе, совещание в Беловежской Пуще. А далее грянул развал страны, раздел рынков, крах всех связей. Никто не считал, какое количество изломанных судеб это за собой повлекло, скольких людей тихо выбросили из окон за долги, сколькие сиганули от безысходности сами!

С Ольгой, не имевшей долгов, ничего подобного, слава богу, не случилось. Зато ей были должны многие — ее деньги застряли в Смоленске, Сургуте, Волгограде, Кокчетаве и Махачкале, и она потеряла почти все. Ну, скажите на милость, не ехать же ей «выбивать» долги из бывших партнеров! Правда, пока не установились таможни, из Махачкалы ей удалось вывезти хотя бы товар — машина шла под пулями и прибыла с прошитыми насквозь бортами. Да кое-что у нее оставалось на месте. Вот тем она и жила некоторое время. Но разве это жизнь, если нет стабильного дохода и за каждую копейку приходится сражаться? А силы уже не те — годы прижимают.

Последний удар ей нанесла родная незалежная держава, изрядно обобрав. Продуманный ли это был акт? Да нет сомнений! Делалось это так. Сначала со счетов резидентов в советских еще рубляхровно год списывались платежи, направляемые поставщикам в ближнее зарубежье. Но деньги туда не поступали, а аккумулировались неизвестно где. Затем к концу года тут ввели местную деньгу, на треть уступающую рублю по курсу, и все задержанные суммы, где-то покрутившись (то, что за это время на них хорошо нажились, черт с ним!), вновь вернулись по старым адресам, но уже в новой денежной единице. А ведь по идее, коль на счетах резидентов лежали рубли, то их должны были бы перевести в карбованцы по установленному курсу. Но не тут то было — деньги просто назвали карбованцами, а суммы остались те же! Этой аферы Ольга вынести не могла. Куда она не обращалась, где не оббивала пороги, ходила даже к адвокатам и пыталась судиться с банком, — все бесполезно. Дошло до того, что однажды ее встретили на улице и пообещали изуродовать. Она отступила, ничего не объясняя ни родителям, ни мужу, — зачем их травмировать, ведь они все равно ей ничем помочь не могли.

И Ольга, продав свое коммерческое издательство, засела дома, принялась писать книги — на это еще был спрос. Но видно, она не до конца выпила свою чашу горя, и последствия нависшего над ней рока не заставили себя ждать. Вскорости Ольга почувствовала, что родные и близкие, ради которых она готова была идти в огонь и в воду (но за свой, а не за их счет), считают ее сдвинутой. А что, очень логично, — подумала она и постаралась не обращать внимания на свои подозрения. Но скоро убедилась, что это были отнюдь не подозрения, а голос интуиции, отточенной богатым опытом. Доказательства обступили ее, не выпуская из круга. Тогда Ольга решила покончить с собой. Долгая это история, тяжкая. Достаточно сказать, что ее спас случай. А если учесть, что бог действует через своих посланников, то, значит, это он самолично вмешался в события. Не вдруг, конечно, но Ольге удалось переломить мнение о себе в глазах все того же дорогого ей окружения и восстановить пошатнувшееся реноме.

Она продолжала писать, но сейчас интерес к книге окончательно упал, издательства сворачивали деятельность, отказывались сотрудничать с провинциальными писателями. Над ней в который раз нависло безденежье, и она не знала, как ей жить дальше.

***

Странно, что Тамара увидела ее раньше. Видимо, Ольга по привычке последних лет снова погрузилась в себя, перестав замечать окружающее. Она еще только приближалась к нужному перекрестку, а подруга уже решила перейти проспект, перебраться на ее сторону. Хотя этого не надо было делать — с того места, где стояла Тамара, удобнее было сесть в маршрутку, чтобы подъехать к Ольгиному дому. Но Тамара уже шагала поперек проспекта и благополучно пересекла его часть, ведущую наверх. Теперь их разделял бульвар с трамвайными путями посредине да вторая половина дороги в три полосы, идущая мимо Ольги в направлении вокзала.

— Не спеши! — громко крикнула Ольга, заметив, что зеленый свет светофора сменился красным. — Смотри по сторонам! — Тамара ее услышала, потому что тут же подняла голову и помахала рукой, мол, не волнуйся.

«Ничего, пусть пройдется, засиделась, небось, в самолете за полсуток лету, — подумала Ольга. — А отсюда мы на трамвай пойдем, так даже лучше».

В Ольге глубоко сидел сельский страх перед запруженной дорогой и недоверие к водителям. А тут еще и перекресток, на который из-за поворота мог выскочить трамвай! Но трамвая не было. Тамара тем временем медленно переходила бульвар, с трудом двигаясь по шпалам. Было видно, что она отяжелела, и походка ее изменилась не в лучшую сторону. Теперь Тамара неуклюже переваливалась с боку на бок, подволакивая то одну ногу, то другую. Перемещалась она, оценивая каждый шаг, старательно избегая ступать на неровности, неотрывно глядя под ноги. Уже и разрешающий свет опять зажегся, а она еще только преодолела рельсы. Ольга, словно почуяв неладное, забеспокоилась, но тут же осадила себя — не дай бог накаркать чего или вывести подругу из равновесия. Оглядев дорогу, она облегченно вздохнула: две машины подкатили к переходу и стали рядом, прижавшись влево, откуда шла Тамара. Третья полоса дороги, что ближе к Ольге, пустовала. Здесь обычно останавливались на красный свет те, кто поворачивал на мост через Днепр, но сейчас желающих ехать направо не было. И хорошо — ничто не загораживает Ольге перекресток, не мешает видеть Тамару, которой осталось сделать по проезжей части не более пяти шагов.

Ольга скорее почувствовала тугую волну воздуха, чем увидела, что с горы к перекрестку приближается джип, скорость которого свидетельствовала о намерении водителя попасть в зеленую волну. Этот расчет был ошибочен — зеленый свет загорелся в тот момент, когда водитель понял, что не успевает притормозить и не въехать в багажник передней машины. А Тамара уже миновала две занятые полосы, ей осталось пройти третью, свободную. Но сюда устремилась не только она: затормозив до скрипа и визга, джип тоже направился в этот же проем для избежания столкновения с передними машинами, и сюда же намерилась шагнуть Ольга в надежде выдернуть подругу из-под колес. Она встала на бордюр, занесла ногу для следующего шага и, оставаясь в такой позе, что-то кричала, то ли поднятыми руками защищаясь от наезжающего на перекресток джипа, то ли протягивая руки подруге, как протягивают ветку застрявшему в трясине. Действуя с полным сознанием, Ольга на миг задержалась на бордюре, во все глаза пялясь на наглеца за рулем, нарушающего правила движения. Она старалась запомнить его, ибо поняла, что беды не избежать и это знание ей пригодится.