Риверсайд Драйв
Занавес открывается. Пасмурный день в Нью-Йорке. Может быть, легкий туман. Сцена представляет уединенное местечко на берегу Гудзона — где-нибудь в районе Западных 70—80-х улиц. Отсюда, облокотившись на парапет, можно наблюдать за судами и смотреть на Нью-Джерси на том берегу.
Джим Свейн — писатель, ему лет сорок пять. Он нервно расхаживает по набережной, то и дело поглядывает на часы, звонит по мобильному телефону, но номер не отвечает. Понятно, что он кого-то ждет.
Джим потирает озябшие руки, проверяет, не начало ли моросить, и, возможно чувствуя, как пробирает сырость, поплотнее запахивает куртку.
Затем на набережной появляется здоровенный небритый бродяга и не спеша направляется в сторону Джима, явно приглядываясь к нему. На вид они ровесники. Бродягу зовут Фред.
Чем ближе он подходит, тем сильней его присутствие нервирует Джима, который не то чтобы боится, но чувствует себя неуютно в безлюдном месте наедине с угрюмым громилой. Вдобавок Джим очень рассчитывал, что свидание, на которое он пришел, обойдется без свидетелей. Наконец Фред обращается к нему.
Ф р е д. Дождливый денек.
Джим кивает, соглашаясь, но не желая поддерживать разговор.
Изморось.
Джим кивает с кислой улыбкой.
Даже, я бы сказал, хмарь. Изморось и мгла.
Д ж и м. Угу.
Ф р е д (помолчав). Ты смотри, какое течение. Уронишь кепку — через двадцать минут будет в открытом море.
Д ж и м (сухо, но вежливо). Да-да.
Ф р е д (после паузы). Общая протяженность Гудзона — триста пятнадцать миль. Река начинается с ручейка в Адирондаксе и впадает в бескрайний Атлантический океан.
Д ж и м. Любопытно.
Ф р е д. Не то слово. Вы не думали, что было бы, если б она текла в обратном направлении?
Д ж и м. Как-то не доводилось.
Ф р е д. Хаос. Сумятица. Роняешь кепку, и ее уносит не в океан, а в Покипси.
Д ж и м. Н-да... Действительно.
Ф р е д. Бывали в Покипси?
Д ж и м. Что?
Ф р е д. Не бывали в Покипси?
Д ж и м. Я?
Ф р е д (оглядывается; вокруг ни души). А кто же?
Д ж и м. Почему вы спрашиваете?
Ф р е д. А что такого? Нормальный вопрос.
Д ж и м. Бывал ли я в Покипси?
Ф р е д. Ну да.
Д ж и м (помедлив, решает ответить). Нет, не бывал. И что с того?
Ф р е д. Ну, не бывал и не бывал — чего так нервничаете?
Д ж и м. Послушайте... Мне надо кое-что обмозговать.
Ф р е д. Вы сюда редко захаживаете, верно?
Д ж и м. А что?
Ф р е д. Просто любопытно.
Д ж и м. Что вам нужно? Хотите сшибить подачку? Нате, держите доллар.
Ф р е д. Секундочку. Я всего лишь спросил, часто ли вы тут бываете.
Д ж и м (начиная терять терпение). Не часто. У меня сейчас важная встреча. Совершенно занята голова.
Ф р е д. Ну вы и денек подгадали.
Д ж и м. Откуда я знал, что будет такая гнусь?
Ф р е д. А что, прогноз не слушаете? Ничего себе. По-моему, как ни включишь, только о погоде и говорят. Вот скажите: вас на Риверсайд Драйв очень беспокоит порывистый ветер в Аппалачах? Нет, в самом деле, достали.
Д ж и м. Ваша правда. Ну что ж, было приятно побеседовать.
Ф р е д. Гляди-ка, какой туман — Джерси почти не видно.
Д ж и м. И слава богу.
Ф р е д. Согласен. Я тоже не в восторге от Джерси.
Д ж и м. Я шучу. Это просто...
Ф р е д. ...хохма? Треп?
Д ж и м. Легкая ирония.
Ф р е д. Могу вас понять.
Д ж и м. То есть?
Ф р е д. Учитывая, как я сам отношусь к тамошнему университету...
Д ж и м. Откуда я знаю, как вы к нему относитесь?
Ф р е д. И лучше вам не знать.
Д ж и м. Угу. Н-да. Ну что ж... Теперь мне надо сосредоточиться. (Смотрит на часы.)
Ф р е д. Когда она должна прийти?
Д ж и м. Что-что? Прошу вас, ступайте.
Ф р е д. У нас свободная страна. Я имею право стоять и глазеть на Нью-Джерси, откуда захочу.
Д ж и м. Безусловно. Только не надо со мной разговаривать.
Ф р е д. Можете не отвечать.
Д ж и м (достает мобильный телефон). Значит, так: хотите, чтобы я позвонил в полицию?
Ф р е д. И что скажете?
Д ж и м. Что вы пристаете. Нарушаете общественный порядок. Попрошайничаете.
Ф р е д . Вот смотрите: допустим, я беру ваш мобильник и бросаю в воду. Через двадцать минут он будет в Атлантическом океане. Но если бы течение шло вспять, его отнесло бы в Покипси. Кстати, я не ошибся? В Покипси или в Территаун?
Д ж и м (слегка напуган и разозлен). В Территауне я бывал — если вы собирались спросить.
Ф р е д. Где останавливались?
Д ж и м. В Покантико-Хиллз. Я там жил одно время. Все?
Ф р е д. Теперь они переименовались в Сонную Лощину. Приманивают туристов.
Д ж и м. Понятно.
Ф р е д. В честь этого дерьма про Икабода Крейна. Смотрели? Сонная лощина, Рип ван Винкль...{1} Все заботятся только об упаковке.
Д ж и м. Послушайте. Мне правда нужно собраться с мыслями...
Ф р е д. Бросьте, давайте потолкуем о литературе. Вы ведь писатель.
Д ж и м. Откуда вы знаете?
Ф р е д. То есть? Мне ли не знать.
Д ж и м. Ну вы же не по костюму догадались?
Ф р е д. А это считается костюм?
Д ж и м. Чем плохо — твидовый пиджак с вельветовыми штанами?
Ф р е д. Жан-Поль Сартр сказал: после тридцати человек отвечает за свое лицо.
Д ж и м. Это сказал Камю.
Ф р е д. Сартр.
Д ж и м. Камю. Сартр сказал, что профессия накладывает отпечаток: у официанта становится походка официанта, у клерка — жесты клерка. Потому что люди мечтают стать вещами.
Ф р е д. Но вы-то не стали.
Д ж и м. Стараюсь.
Ф р е д. Конечно: вещью быть безопасно — вещи не умирают. Приговоренный стоит у стенки и мечтает слиться с ней, раствориться среди камней, стать прочным, вечным — иными словами, жить, быть живым.
Д ж и м (оценивающе посмотрен на Фреда). С удовольствием как-нибудь продолжил бы этот разговор.
Ф р е д. Отлично. Когда?
Д ж и м. Сегодня я целый день занят...
Ф р е д. Ну, не сегодня. Можно вместе позавтракать — я свободен всю неделю.
Д ж и м. Честно говоря, пока не представляю.
Ф р е д. Я написал забавную вещицу по мотивам Ирвинга.
Д ж и м. Какого Ирвинга?
Ф р е д. Вашингтона Ирвинга. Мы же говорили об Икабоде Крейне.
Д ж и м. Я думал, мы закончили.
Ф р е д. История такая: Икабод Крейн обречен вечно носиться по лугам и долам, держа башку под мышкой. Он был немецким солдатом, его убили на войне, теперь он — всадник без головы.
Д ж и м. Он был гессенским кавалеристом.
Ф р е д. И вот он прискакивает в дежурную аптеку, и голова говорит: у меня дикая мигрень. Аптекарша отвечает: вот, пожалуйста, две таблетки суперсильного экседрина. Тело платит и помогает голове запить лекарство. Следующая сцена — тем же вечером, позже. Всадник едет по мосту. Голова говорит: знаешь, я просто заново родилась — мигрень как рукой сняло. И от этих слов телу становится грустно. Оно понимает, что здорово влипло: ведь если мигрень начнется у него самого, то, не имея головы на плечах, от нее уже не избавиться.