Однако, несмотря на то что Глазго оказался интересным городом, точно таким, каким его все и описывали, я так никуда и не продвинулась в том, что касалось моего дела. Шаг вперед сменялся двумя, а то и тремя шагами назад. Дважды обойдя площадь Георга, — место, надо сказать, довольно впечатляющее, если не обращать внимания на замызганные тенты, установленные по случаю какой-то конференции или чего-то еще в самом центре, — я отправилась по Георг-стрит, а затем и по Уэст-Георг-стрит, в тщетных попытках отыскать нужную мне лавку. Наконец я вошла в единственный антикварный магазин, который мне удалось найти в непосредственной близости от площади Георга. Это был магазин Лестера Кэмпбелла.
— У меня есть клиент в Торонто, — сказала я, после того как мы обменялись любезностями, и окинула взглядом его магазин, кстати, довольно солидный, самое место для покупки неприлично дорогой мебели, — он просто без ума от Чарльза Ренни Макинтоша. Он покупает все, что создано Макинтошем. Вы не знаете, кто может продавать подобные вещи?
— Не я, — ответил Лестер Кэмпбелл. — Хотел бы, настоящее счастье — иметь такого клиента.
— А какой-нибудь коллекционер, которого можно было бы уговорить продать часть своего собрания? Средства у моего клиента есть.
— И снова нет. Можно найти кучу копий и репродукций и, полагаю, несколько откровенных подделок, ну вы понимаете, о чем я, — сказал он. «Да уж, — подумала я, — даже слишком хорошо понимаю. — Время от времени на рынке появляются отдельные предметы мебели. В середине-конце девяностых прошлого века на аукционе появился довольно симпатичный секретер, который был продан за приличную сумму».
— Примерно за полтора миллиона долларов, если я правильно помню. Мой клиент без колебаний мог бы выложить подобную сумму. К сожалению, этот аукцион состоялся раньше, чем он начал собирать свою коллекцию. Эта страсть в нем разгорелась сравнительно недавно.
— Везет же вам, — ответил он.
— Да, что есть, то есть, — сказала я, скрывая досаду. — Обычно я не занимаюсь подобным антиквариатом, но мне сообщили имя местного антиквара, который специализируется на Макинтоше, я хотела зайти к нему, но не нашла его магазина. Его зовут Джон А. Макдоналд.
— Никогда о нем не слышал, — ответил Кэмпбелл.
— И никто не слышал, — сказала я, — так странно.
— Да, странно. Может, вас обманули?
— Возможно, — сказала я. — Такая досада.
— Надеюсь, это не стоило вам крупной суммы денег, — кивнул он.
— Нет, не денег. Но быть может, это будет стоить мне репутации.
— Понятно, — ответил он.
— Вот моя визитка, — сказала я. — Если вам что-нибудь станет известно, будьте так любезны, дайте мне знать.
Я постаралась произнести это не слишком огорченным голосом, несмотря на неизбежный вывод о том, что если счет на черный буфет был поддельным, тогда поддельным был счет и на секретер.
— Конечно, — ответил он. — А вот — моя визитка.
Я мельком взглянула на нее и остановилась. У меня возникло ощущение, что имя должно быть другим, то есть на визитке было отчетливо отпечатано «Лестер Кэмпбелл, антикварный магазин», но шрифт был таким же, как и в счетах от Джона А. Макдоналда. Нет закона, по которому нельзя использовать тот же шрифт, что и другой продавец, но этот шрифт был несколько необычным. Он копировал письмо от руки.
— Вы уверены, что никогда не слышали об антикварной лавке Джона А. Макдоналда?
— Совершенно уверен. Хотите, я посмотрю в списке британских антикваров?
— Я уже смотрела. Это — тупик.
Должно быть, я показалась ему расстроенной, когда направилась к двери, и он окликнул меня.
— Вы не планировали задержаться в городе на пару дней?
— Думаю, да.
— Возможно, вас заинтересует благотворительная акция, — сказал он, взяв с прилавка листок и помахав им мне.
— Благотворительная акция?
— Завтра вечером состоится акция по сбору средств, — сказал он. — Она пройдет в доме Роберта Александера и его жены Майи. Роберт — влиятельный человек в городе и филантроп. Угощенье будет за его счет, так что весь доход пойдет на благотворительность. Он к тому же и серьезный коллекционер, мебель, живопись, предметы искусства. Если у кого-то и есть парочка работ Макинтоша, то это у него. Его можно уговорить продать эти работы, если ему захочется сделать широкий жест ради благотворительности. Похоже, у меня осталась еще пара пригласительных.
— Спасибо, — сказала я, беря билет. — Я смогу туда пойти. Мы с вами там увидимся?
— Конечно, — ответил он. — С такими людьми надо дружить.
— Еще бы, — согласилась я, вспомнив о последней устроенной клиентом вечеринке, на которой я побывала. — Я — ваша должница.
— Всенепременно, — ответил он. — Увидимся на вечере. А я, если подвернется такая возможность, представлю вас чете Александеров.
Хотя я и не смогла найти этого неуловимого, а скорей всего вымышленного Джона А. Макдональда, но мне удалось обнаружить Перси Велосипедные прищепки. Только не думайте, что мне это хоть как-то помогло в поисках. Более того, настроение испортилось окончательно. Перси, естественно, был на велосипеде, полы куртки развевались на ветру. Увидев его, я тут же поймала такси.
— Видите того человека на велосипеде? — обратилась я к шоферу. — Похоже, это мой друг из Торонто. Вы не могли бы догнать его?
Это оказалось не такой уж легкой задачей. Перси ехал на довольно приличной скорости и ему не мешали машины на дороге. Однако водитель такси оказался настоящим профессионалом и не упускал Перси из виду. Затем Перси свернул на Бьюкенен-стрит, движение по которой, к несчастью, оказалось перекрыто.
Водитель такси, как выяснилось, не из тех, кто сдается — рванул по параллельной улице, а затем остановился на Аргайлл, там, где она пересекается с Бьюкенен. Я расплатилась и вышла из такси, как только Перси поравнялся с машиной.
— Перси, — сказала я. — Помните меня?
Перси попытался развернуться, но я схватилась за руль его велосипеда так, что если бы он захотел уехать, ему пришлось бы тащить меня волоком за собой, что было бы довольно странной сценой на весьма оживленной улице.
— Пустите, — сказал он.
— Ни за что! Я хочу с вами поговорить.
Он попытался выдернуть у меня из рук руль велосипеда, но я крепко его держала.
— Если я соглашусь поговорить с вами, вы меня отпустите? — сдался он.
— Да. Я отпущу руль, но если вы броситесь наутек, я закричу на всю улицу, что вы — вор. Так и знайте.
— Ясно, — сказал он, нервно поправляя очки.
— Пойдемте куда-нибудь, выпьем кофе?
— Нет, просто скажите, что хотели.
— Я пытаюсь отследить, откуда взялся секретер, — сказала я. — Вы говорите, что он принадлежал вашей бабушке, но на секретер выписан счет и есть чек от торговца антиквариатом из Глазго, которого зовут Джон А. Макдональд.
Перси казался озадаченным.
— Местный торговец антиквариатом?
— Да. Так что мне хотелось бы знать, действительно ли секретер, который вы показывали мне на фотографии, принадлежит вашей бабушке?
— Секретер? — переспросил он.
— Секретер на фотографии вашей бабушки, если, конечно, это ваша бабушка, тот секретер, который, вероятно, стоит полтора миллиона.
— Полтора миллиона чего? — спросил он.
— Долларов США, — ответила я.
— Эта штука стоила полтора миллиона? — снова переспросил он.
— Если секретер был подлинным, то да, — сказала я.
— Что значит, «подлинным»?
— Работы Чарльза Ренни Макинтоша. Еще вопросы?
— Погодите, — опешил он.
— Вы искали его, — сказала я.
— Ну, да, наверное, искал.
— Наверно? Я считаю, что их было два, поэтому я заинтересована в том, чтобы связаться с вашей бабушкой, где бы она ни находилась.
— Два — чего? — спросил он.
— Два секретера, — несколько раздраженно ответила я. Мне было трудно спокойно разговаривать на эту тему.
— Два секретера стоили полтора миллиона? Каждый или вместе?
— Один секретер стоил полтора миллиона. А другой был подделкой.