На стене висела картина летнего леса.

Услышав новость, Люба подняла глаза от родителей и уставилась на зеленые пятна деревьев. Пятна расплывались.

— Подумай только, — продолжала мама, — у них свой собственный дом. Море всего в получасе езды! Примерно столько же до университета! Даже зимой тепло, ты же все время мерзнешь! У тебя руки с рождения как ледышки. И главное — дядя Коля с удовольствием вас примет. Сашке там будет очень хорошо — свой сад, чистый воздух, школа поблизости, лучшее место для ребенка его возраста. Два двоюродных брата!

Роскошные доводы так и сыпались друг за другом.

При имени брата Люба резко вздохнула.

— Как вы можете? — лица родителей тоже расплывались и смазывались. — Ладно я, человек по законам любой страны совершеннолетний, взрослый и практически самостоятельный — и то волосы дыбом, стоит подумать, что моя семья вот так запросто распадается! Но Сашка… Но о Сашке вы подумали? — в конце концов, она сорвалась на крик, что в любом случае лучше слез. Хотелось вскочить, выбежать из гостиной, демонстративно хлопнуть дверью и в качестве протеста запереться в своем комнате, но так получается, что на сей раз проблема побегом не решится и выделываться не перед кем.

— Мы о нем и думаем, — тоже повысил голос отец. Люба упрямо перевела глаза на картину. Лес ожил — дрожал и переливался радужной зеленью.

— Мы только о нем и думаем! Ты же прекрасно знаешь, что у нас в стране даже в столичных клиниках не делают настолько сложных операций! Даже если мы продадим все до последней тряпки, никто не рискнет! А если кто возьмется, то только какой-нибудь шарлатан, который уже лет десять в розыске за мошенничество! А в штатах… такой шанс, Ло, ты должна понять. Если у нас получится там устроиться, через несколько лет, когда Сашка подрастет, мы сможем привезти его и оплатить операцию у тамошних спецов! Если сейчас мы не рискнем и не сделаем этого шага, то Сашка ослепнет навсегда. Ты представила себе на минутку, как это — ничего не видеть? Это само по себе ужасно! Ладно, пока мы живы, будем за ним присматривать, а когда нас не станет и он останется один? Мы не думаем, конечно, что ты его бросишь, но в жизни все бывает. Она долгая и сложная. Он может остаться один, в темноте, без копейки денег и безо всякой поддержки! — отец практически кричал и Люба сжималась в комочек. Довела все-таки. Снова.

— Тише, — пискнула мама.

Отец замолчал и тяжело задышал.

— Так что не усложняй, — буркнул напоследок, отводя глаза.

Люба смотрела, как колышутся пятна, уже совсем не похожие на лес.

— Там очень хорошо, — через минуту мертвой тишины терпеливо продолжила талдычить мама прежним, приторно-ласковым голосом. — Море, свежий воздух… Работу в случае чего тебе дядя найдет, у него же своя личная сувенирная мастерская. В общем, я уверена, вы быстро привыкнете и даже останетесь довольны. Это лучше, чем оставлять вас в городе одних. Поверь, сама ты не справишься. Другого выхода просто нет.

Тогда картина обреченно расплылась в одно со стеной пятно и Люба закрыла глаза.

Море раскинулось во все стороны, лениво и сонно перекатываясь вдоль прибрежной линии песка, как дикое животное в зоопарке, чья территория ограничена прутьями клетки.

По крайней мере, насчет моря ожидания не обманулись — бескрайняя вода, злая жара, легкий охлаждающий тело ветерок и терпкая соль на языке и в воздухе.

В остальном переезд тоже вышел довольно тихим и мирным, даже можно сказать практически семейным. Тетя Диана подготовила им отдельные комнаты, не хуже, чем были дома, двоюродные братья-погодки Иван и Кешка по случаю прибытия родственников выразили бурную радость, после чего галопом сбежали играть на улицу, а дядя Коля негромко сообщил, что все понимает и не будет доставать их своими многочисленными правилами, которыми он с утра до ночи старательно изводит собственную семью. Кроме, естественно, одного — ночевать дети должны дома.

Люба молча кивнула, хотя судя по усмешке дядя пошутил. Ей, однако, все еще было не до смеха — Сашка цеплялся за руку и со дня отлета родителей ни разу толком не улыбнулся.

Следующий месяц она провела, как на обычном отдыхе у моря: ездила вдвоем с Сашкой на пляж, где медленно вела брата по горячему вязкому песку к воде, приносила взятые напрокат шезлонги и зонтики, а потом часами читала вслух детские книжки. Сашка и сам умел, но достать книги для слабовидящих на русском языке было практически невозможно и совсем не из-за отсутствия денег. Отсутствовали сами книжки, те редкие издания на языке Брайля, которые удавалось достать, были рассчитаны на взрослых, потому лежали до поры до времени в закромах. Плеер они не брали, хотя коллекция музыки, аудио-сказок и студийных постановок у Любы была больше, чем коллекция боевиков дяди Коли, которую тот копил полжизни. Собирая все доступные звуковые файлы, Люба старалась возместить Сашке мультики, которых тот, возможно, так никогда и не увидит. Ни загадочного человека-паука, ни пухлого Карлсона, ни зеленого Шрека. Хотя, зачем же о грустном в жаркий летний день? Куда приятнее просто следить за быстрыми, чуткими пальчиками брата, которые он запускает в песок с таким видом, будто внутри вот-вот обнаружит самую интересную на свете штуку. Для него бесценным сокровищем становилась любая раковина, каждый камешек и даже старые фруктовые косточки.

До сентября оставалось всего четыре дня. Сашка начнет посещать городскую спецшколу для слабовидящих, да и Любе придется продолжать обучение, тем более все условия имеются. Местный университет, построенный всего семь лет назад с целью повышения престижа гос. образования соответствовал всем мировым стандартам. В общем-то, специалисты у нас выпускаются ничуть не хуже, чем за границей, а вот репутация вузов сильно подкачала. Так дядя говорит, который уже неделю все более навязчиво напоминает, что пора бы посетить ректора и сдать документы на перевод. А то она может опоздать. Что будет в случае опоздания, дядя не уточнял, а Любе, честно говоря, было глубоко плевать. Сейчас ее волновал только Сашка, который и раньше-то был не особо общительным, а когда родители ради их общего счастья собрались и свалили в теплые края, так вообще замерз и окоченел.

— Ло, — негромко спрашивал он перед сном, мертвой хваткой вцепившись в одеяло, — а они вернутся?

В эти моменты, несмотря на все уверения в необходимости отъезда Люба их практически ненавидела.

Итак, устав от отсрочек, следующим утром Люба все-таки отправилась в так называемый 'студенческий городок'. Правда, в местном исполнении городок больше походил на сборище разномастных домов широкого круга назначения, начиная от химчистки и заканчивая бюро путешествий, ну что есть…

Как и рассказывала тетя, дорога заняла всего двадцать минут на маршрутке. Правда от дома до остановки пришлось идти почти столько же, но прогулка при местной добродушной погоде, когда температура даже зимой редко падает ниже нуля — вообще пустяк, тем более после климата северной столицы, где их семья проживала раньше.

Их семья… Люба усмехнулась своему отражению в шикарном зеркале полутемного вестибюля университета, после солнечной улицы мрачного и сырого, как старый кладбищенский склеп.

Высокий потолок подпирали колонны… И правда, пытались создать видимость дореволюционной основательности. Но увы и ах, походило на жалкую пародию — все равно как вместо свежих фруктов поставить на стол пластиковый аналог. Ни вкуса, ни запаха.

Впрочем, какое ей дело? Люба не чувствовала, что вошла в помещение, где придется проводить много времени. Никакого интереса, а тем более радости. Вообще-то она перешла на четвертый курс, но здесь придется менять специализацию, следовательно, при переводе она сможет продолжить обучение только с третьего. Наверное, правило можно обойти (в нашей жизни при желании много чего можно обойти), но желания как раз не имелось.