Когда он отпустил ее, Кэролайн в изнеможении упала на подушки; странная слабая усмешка бродила на ее губах.

Джон встал и отошел к окну. Смотрел на улицу невидящими глазами.

Так это все? Это то, к чему стремится человек, что насыщает его душу?

Гибкие пальцы Кэролайн скользнули в его руку. Запах ее духов (он, кажется, никогда его не забудет!) окутал его снова.

— Ты теперь мой, — сказала она, но Джон не мог, хотя бы жизнь его от этого зависела, ответить так, как (он понимал это) следует ответить! Не мог снова заключить ее в объятия и шептать такие же страстные слова.

Трезвая действительность вмешалась и спасла положение. Дерри закричал им с канала, что ленч подан.

— Я знаю, вы убийственно «корректны» (это больше всего и прельщает в вас), — начала Кэролайн после молчания. — И теперь, уверена, горите желанием исполнить все, что полагается корректному человеку, и сообщить папе о нашей помолвке! Как будет занятно наблюдать вас во время этой церемонии! Ужасно люблю со стороны смотреть, как человек волнуется перед каким-нибудь важным моментом!

— Боюсь, что вам не удастся насладиться зрелищем, которое предвкушаете! — возразил Джон. — Я в отчаянии, что лишаю вас удовольствия, но намерен говорить с лордом Кэрлью после ленча, наедине.

Чип посмотрел на вошедшую вместе пару. Дерри ухмылялся. Кэролайн села возле матери.

— Ну, что же, Теннент, читали вы уже «Таймс»? — спросил лорд Кэрлью. — Там, в номере от вторника, недурная передовица на тему об угрожающих событиях.

— Я не читал ее, сэр. Получили вы ответ на телеграмму?

— Нет еще.

— Что такое случилось, что понадобилось читать «Таймс» и посыпать телеграммы? Не лишились ли мы милостью неба какого-нибудь родственника? — спросила рассеянно Кэролайн.

Леди Кэрлью простонала:

— Кэро, дорогая, как это можно говорить такие вещи?! — И добавила неопределенно: — Отец обеспокоен какими-то отставками министров… Кабинет пал и будет новый.

Кэролайн посмотрела сначала на Джона, потом на отца. Какая-то едва уловимая тень скользнула по ее лицу и исчезла. Словно розовый отблеск на матовой коже. Она никогда не краснела заметно, как другие.

— О, как это глупо! — сказала она весело. — Ничего нет хуже этих перемен правительства. Особенно в самый разгар охотничьего сезона! Как нетактично с их стороны подымать кутерьму как раз теперь! Вы едете в Лондон, папа?

— Да, завтра.

— Но нам нет надобности ехать, мы можем остаться здесь. — Она посмотрела на Джона и повернулась к матери: — Мамочка, я обожаю это место, я только здесь и оживаю душой. Побудем здесь еще немножко! Отцу мы в Лондоне не нужны, он весь с головой уйдет в Синие Книги, зароется в них и будет в полной сохранности.

— Конечно, лучше нам здесь оставаться. Теперь, когда москитов стало меньше, здесь самое лучшее время, — согласилась леди Кэрлью. — А как твое мнение, Остин?

— Предоставляю это решать тебе, — сказал ее муж благодушно. — Дерри, я полагаю, поедет со мной. Мне понадобится открыть только мои комнаты. Грейвс — там, и с ним еще кое-кто из слуг, так что все в порядке. Я, как уже тактично изволила заметить Кэро, буду занят все дни напролет.

— Папочка, вы прелесть! Значит, все устраивается хорошо, — воскликнула Кэролайн, поднимаясь. — Я хотела еще сказать вам всем, — продолжала она, — что мы с Джоном открыли, что любим друг друга и намерены пожениться.

Леди Кэрлью что-то невнятно пробормотала. Ее муж, бегло посмотрев на Джона, промолвил учтиво:

— Не могу, по совести, сказать, чтобы это было для меня неожиданностью!

Он не улыбался, но на лице его было благосклонное выражение.

Дерри воскликнул: «Попался голубчик!», а Чип не сказал ничего.

— Не выпить ли нам по этому поводу шампанского? — предложила леди Кэрлью.

— Нет, отложим до обеда, мама, — попросил Дерри, — я уже закончил завтракать.

Джон последовал за лордом Кэрлью на террасу. Коротко изложил все, что касалось его материального положения, и заключил словами:

— Я хочу посвятить себя политической деятельности, это всегда было моим самым горячим желанием. Надеюсь, что когда-нибудь Кэро сможет гордиться мной.

— Я помню вашу мать, — задумчиво проронил лорд Кэрлью, рассеянно глядя куда-то вдоль канала. — Она была удивительно хороша собой!

Он повернулся к Джону и протянул ему руку.

— Рад, что Кэро выйдет за вас замуж, — сказал он тепло, — и так приятно, что вас интересует та деятельность, которой я посвятил свою жизнь.

В окне наверху показался Дерри.

— Алло, сэр Гэрнет! — крикнул он весело, выставляя наружу свою ухмылявшуюся веснушчатую физиономию. — Ну, что, она — ваша? Папа дал согласие? Ура! Значит, за обедом будет шампанское! Какая удача, что мы с вами познакомились, Джон!

Он снова скрылся, а лорд Кэрлью, как будто не заметив этого перерыва, продолжал, обращаясь к Джону:

— Вам, конечно, желательно немедленно ехать в Лондон. Сейчас положение так неопределенно, что ничего нельзя предвидеть заранее, а тем более сказать, в какой момент может представиться подходящее для вас место.

— Кэро страшно хочется остаться здесь, — сказал Джон с напряженным взглядом.

— Да, понимаю… Ведь только раз в жизни бываешь молод и влюблен, — улыбнулся лорд Кэрлью. — Но, думаю, вы пробудете здесь с ней не больше, чем недельку. Посмотрим, что можно сделать для вас, когда приедете в Лондон.

В эту минуту Кэролайн вышла на террасу.

— В Лондон? — подхватила она, услышав конец фразы. — Да мы только вступаем в райские селения грез! Джон не может уехать в Лондон, пока я не отпущу его. Народы могут подождать.

— Джона, — закончил шутливо лорд Кэрлью. — Ага, вот и курьер!

Чип, заметив фигуру Джона, исчезавшую за дверью в комнаты Кэро, сардонически усмехнулся. Он успел мельком увидеть профиль Джона и подумал на жаргоне старой Люси: «Ага, скрутили тебя, голубчик!»

Он вышел вместе с Дерри. Когда же спустя два часа они вернулись приятно утомленные, загорев на солнце и испытывая сильную жажду, Джон сидел на террасе, читая «Таймс», просто пожирая страницы. Он не видел и не слышал ничего вокруг, и, когда Чип заговорил с ним, ответил каким-то ворчанием.

Но через минуту оторвался от чтения, поднял глаза и сказал:

— Только сейчас получил «Таймс»… Да, да, идите, я приду потом и выпью чего-нибудь с вами.

Когда он, наконец, отложил «Таймс», то ощущал какую-то большую усталость и, вместе с тем, мучительное возбуждение. День впереди казался бесконечным.

Мимо прошел лакей с чемоданом, на котором были инициалы «О. К.». Очевидно, лорд Кэрлью собирался в дорогу.

Джон перегнулся через широкую каменную балюстраду. Ему ужасно хотелось в Лондон. Весной он там провел несколько недель у Коррэта и немного наблюдал жизнь политических «сфер», заглянул на миг внутрь правительственной машины. Для человека его сорта — с необузданным честолюбием и пылким воображением — этого рода деятельность имела неотразимую привлекательность.

Но Кэро, между поцелуями, заявила, что намерена оставаться в Венеции еще с месяц. И что он, конечно, останется с нею.

Целый месяц! Кризис будет улажен, все новые назначения распределены, все вакансии заполнены!

Джон попробовал сказать Кэро, что хочет поскорее приступить к настоящей работе и поэтому ему надо ехать в Лондон с ее отцом. Но она, что называется, заткнула ему рот вопросом, не кажется ли ему, что важнее всего — любовь, ее первые часы с их упоением и новизною?

Он поклялся, что чувствует так же, — и верил этому сам, пока близость ее рук и губ, всей ее опьяняющей прелести лишала его мыслей и воли.

Теперь же, вдали от нее, он думал о суматохе, поднявшейся в политических сферах, о тех, кто ожидал только случая кинуться вперед и уже хищно вытягивал когти.

Но ведь он и Кэро могли бы продолжать свой роман в Лондоне с таким же успехом, как и здесь, в этом томном городе умерших страстей и интриг.

Лондон вдруг стал для Джона землей обетованной, куда он стремился и не мог попасть, так как был связан по рукам и ногам решением Кэро. Он сам дал ей права на себя. Но, с другой стороны, не случись того, что дало ей это право, не было бы и оснований стремиться в Лондон. «Заколдованный круг!» — твердил себе Джон.