— Может, со мной поедешь?
Зайцев растерялся:
— Что ты здесь делаешь?
— Деньги зарабатываю, — засмеялась женщина и тряхнула короткими черными волосами. — Если серьезно, тебя жду.
— Зачем шпионишь? — зло сказал он.
Женщина не обиделась:
— Шпионы тайно подсматривают, а я стою. жду. Продулся, конечно?
— Я сегодня в выигрыше.
Мазин удивился: ведь Зайцев проиграл все деньги у него на глазах.
— Меня это не радует, — ответила женщина. — Ты говорил, что перестанешь играть.
— Хорошо, я тебе все объясню.
Зайцев сел в машину, хлопнул дверцей. «Волга» медленно покатилась по площади, а Игорь вынул авторучку и записал на программке скачек номер автомобиля. Пока он писал, человек под деревом доел шашлык и пошел не спеша вдоль улицы.
Сообщение Мазина обсуждали в кабинете у Скворцова. Полковник сидел, поставив стул спинкой перед собой, и, уперев подбородок в кулаки, внимательно слушал. Кроме него, в комнате были Пустовойтов и Сосновский.
— Итак, Зайцев уехал с женщиной. Женщина молодая, брюнетка. Номер машины — РО 24–48.
— А вы пошли вслед за человеком, подозреваемым в убийстве? — спросил полковник.
— Да, пошел. И дошел с ним до дома номер четырнадцать по Шоссейной улице.
Карандаш, который полковник держал в руке, стукнулся об стекло.
— Я не оговорился, Петр Данилович. Это тот самый дом, в котором живут Хохлова и Устинов.
— Продолжайте.
— К сожалению, дальше мне не повезло. Человек этот зашел во второй подъезд, и я собирался выяснить, в какую квартиру, когда из подъезда вышел Устинов. Чтобы не столкнуться с ним, я задержался поодаль. Устинов прошел мимо, не обратив на меня внимания.
— А тот успел зайти в одну из квартир? — спросил Борис.
— Нет. Здесь–то я и промахнулся. Человек с ипподрома появился через пару минут после Устинова и пошел в противоположную сторону. Я решил обогнуть дом, рассчитывая присоединиться к нему на улице, но там его не нашел. Уже темнело, и он, видимо, затерялся в толпе. Короче, упустил.
— А в целом, Игорь Николаевич, что скажете?
— Мне кажется странным его визит в дом на Шоссейной.
— Но ведь Хохлова и Устинов интересуют нас совсем по другому делу!
Мазин потер пальцами лоб:
— Значит, я страдаю избытком воображения.
— Вы любитель загадок. Сформулируйте ясно и четко!
— Слушаюсь. Первое. Вероятный убийца оказался знакомым Зайцева, подозреваемого в хищении. Второе. Он же направляется в дом, где живут Хохлова и Устинов, то есть двое других, имевших возможность похитить деньги. Отправляется после встречи и разговора с Зайцевым. Случайно ли?
— Подумаем, — сказал Скворцов. — Вы, Борис Михайлович, как полагаете?
— Я уже ошибся один раз…
— Не увиливайте!
— Виноват. По–моему, Мазин совершает простительную психологическую ошибку. Он связан с обоими делами и, естественно, они немножко находят у него в голове друг на друга. Как можно понять из отдельных слов, услышанных Мазиным, разговор Зайцева и человека со стадиона (кстати, то, что он убийца, еще не доказано) касался скачек, возможно, каких–то махинаций на конюшне, но никак не убийства и не хищения денег. Зачем он заходил в дом на Шоссейной, я не знаю, но не вижу в этом ничего предосудительного, а тем более связывающего оба преступления.
— Ваш вывод?
— Не стоит запутывать и без того запутанные вещи. Дела нужно рассматривать отдельно.
— А по отдельности у вас есть что сказать?
Сосновский заколебался. После разговора с Юлей он надеялся, что напал на верную нить, но раскрывать ее, не проверив, опасался. Хотелось узнать побольше и тогда уж прийти к Игорю, похлопать его по плечу и сказать что–нибудь вроде: «Ну как, старик? Худеешь от натуги? А я, между прочим, могу кое–что подбросить. Зря вы с Дедом меня списали». И выложить все спокойненько. Но что сказать сейчас? Случайный разговор, неподтвержденный факт…
— По делу об убийстве мне ничего неизвестно, а вот насчет сейфа — стоит обратить внимание на Зайцева, но, повторяю, не связывая с убийством.
— Значит, и у вас Зайцев! Почему?
— Образ жизни наталкивает. Играет на скачках.
— Так. Немного. У меня тоже не густо.
Скворцов достал синий почтовый конверт и легонько бросил его на стол.
На конверте почерком человека, никогда не дружившего с пером, было написано: «В городской суд секретно».
Мазин вытащил из конверта листок бумаги в линейку, текст был коротким и без единого знака препинания:
«Начальнику что ищет деньги украденные в институте на набережной.
Может вам интересно будит знать что пятого числа когда деньги украли дочка Хохловой кассирши вышла часов в шесть из дому с тижолым чимоданом позвонила куда то с автомата возли дома и села в автобус № 10 что идет к вокзалу».
Подписи не было. Обратного адреса тоже. Проштамповано — «Главпочтамт».
— Интересно? — спросил Дед.
— Любопытно, — ответил Мазин. — Из суда переслали?
— Из суда. А что вы находите любопытным?
— Кому–то хочется направить нас по ложному следу.
— Может, и не по ложному? — возразил Сосновский.
— В анонимки не верю.
— Стоп, пионеры! Глубже копайтё! Не петушитесь. Представьте такой вариант: вы оба правы! Не ясно? Сам факт мог быть. Могла она уехать с чемоданом. Однако кем использован факт и в каких целях? На первый взгляд, простым, бесхитростным, малограмотным человеком, который хочет нам помочь, не вмешиваясь сам в дело. Но странно. Почему этот писатель ждал так долго? Именно ждал. Помнил все в деталях— и тяжелый чемодан, и номер автобуса, и маршрут, а ждал два месяца?
— Думаете, что факт не выдуман? — спросил Мазин.
— Если писал человек незаинтересованный, зачем ему врать? А если заинтересованный, желающий нас запутать, то мыльный пузырь пускать бы не стал. Пузырь лопается легко, а ему нужно, чтобы след остался. Над этим письмом нам, ребята, подумать предстоит. Изучить его, так сказать. Вообще–то неплохо, что оно пришло. Случайный доброжелатель окажется — проверим его сведения, может, и есть в них смысл. Если же с умыслом написано, будем знать, что нервничает кто–то. Это тоже пригодится. А пока об авторе известно два факта: он знает Хохлову и ее дочку и бывает в районе их дома. Игорь Николаевич, займитесь письмом со всей вашей выдумкой.
— Начну с того, что выясню, уезжала ли дочка Хохловой из города.
— Почему уезжала? — спросил Борис.
— В письме сказано: «Села в автобус, что идет к вокзалу».
— Да, верно.
«Десятка», — думал Сосновский, — маршрут кольцевой. Он проходит и мимо рынка. А недалеко от рынка живет Зайцев. Зайцев знаком с дочкой Хохловой. Она бывала в институте. Что из того? Хохлова взяла деньги и отправила с дочкой к Зайцеву? Глупо. Однако если деньги взяла не Хохлова, то и в «тижолом чемодане» их быть не могло. Но все–таки есть в этой истории с письмом что–то такое, чего не чувствует Мазин».
— А теперь, — продолжал Скворцов. — Илья Васильевич доложит.
Все время помалкивающий Пустовойтов встал, подошел к столу и одернул синий китель. В руках у него была канцелярская папка с тесемками, завязанными бантиком*
— Прежде всего должен сообщить, что мы с Игорь Николаевичем осмотрели одежду убитого на стадионе человека и пришли к выводу, что одежда вся не местного производства. Отсюда я предположил, что и человек этот приезжий. Игорь Николаевич меня поддержал.
Капитан глянул на Мазина. Тот энергично кивнул.
— Мы решили проверить на вокзалах и в аэропорту. С этой целью был составлен словесный портрет и сделаны снимки.
— Мертвого? — спросил Боб.
— Так точно, убитого.
Снимков было несколько. Зная, что мертвое лицо всегда теряет что–то специфическое, капитан дал указание снять его и в профиль, и анфас, и в полупрофиль, одетого в пиджак и в плаще — так, чтобы сохранить максимальное число примет.
— Этими фотоснимками я и занялся. Как вы сами понимаете, одних поездов через наш город проходит в разных направлениях почти сто, поэтому надеялся я мало. Однако позволил себе сделать такое предположение…