– А может быть, увели или унесли их с собой партизаны?

– Да разве можно было кому–нибудь из них остаться в живых при таком взрыве? Посмотрели бы вы на машину штурмбанфюрера. Но мы их трупы еще поищем. А может быть, и еще какие–нибудь вещички их обнаружим. Но в том, что это именно господин штурмбанфюрер и наш бургомистр Куличев на партизанской мине подорвались, у меня никаких сомнений…

Вейцзеккер снова надолго умолкает, потом решает посвятить начальника полиции в свой план подготовки железнодорожных диверсантов в Овражкове. Рано или поздно все равно пришлось бы это сделать, если бы даже Куличев и не погиб.

– А как же с партизанами быть? – с тревогой в голосе спрашивает Дыбин, внимательно выслушав Вейцзеккера. – Пока они у нас под боком, никакая школа такого рода работать нормально не сможет. Это уж я точно знаю…

– Партизан отсюда мы уведем. Это я беру на себя. Заинтересуем их другим районом. Покойный Куличев кое–что уже сделал для этого. А сам бы он очень нам пригодился как железнодорожник. Вся надежда теперь на его племянника Тимофея Стецюка. Куличев ничего вам не говорил о нем?

– О том, что у вас такие планы на него, не говорил, конечно. Но что скоро приехать должен из–под Полтавы, об этом уведомил.

– А вы видели его когда–нибудь?

– Нет, господин майор, не видел. В Овражкове он ни до войны, ни после не был ни разу. А мать этого Тимофея, сестру Куличева, помню. Когда она еще девушкой была, подолгу гостила у своего брата.

– Надо полагать, Тимофей Стецюк прибудет скоро и явится в дом Куличева, – помолчав немного, говорит Вейцзеккер. – У покойного бургомистра кто еще из родных остался?

– Да никого. Вдовцом ведь был. А в хоромах его теперь одна только домоуправительница Марфа. С хитрецой бабенка. Видать, большие планы на него имела…

– Ну так вот, – нетерпеливо прерывает разглагольствование Дыбина Вейцзеккер, – за этого Тимофея Стецюка отвечаете теперь вы. Примите его и устройте где–нибудь в укромном месте.

– А дом Куличева не подойдет разве?..

– Я же сказал: в укромном месте. Русского языка не понимаете? И никому ни слова, кто он, откуда и с какой целью. Понятно вам это?

– Так точно, господин майор!

– Как только он появится, сразу же дайте мне знать.

– Слушаюсь, господин майор!

И уже в машине, возвращаясь в свою резиденцию, Вейцзеккер невесело думает о Дыбине: «Не такой человек мне сейчас нужен. Этот, конечно, слепо исполнит любой мой приказ, но уж очень недалёк… А мне бы таких молодцов, как партизанские подрывники, оседлавшие наши железные дороги… С выдумкой, с блеском работают! И никаких для них преград… Вот бы кого к нам завербовать. Может быть, Стецюку это и удастся… А тактикой их непременно нужно воспользоваться…»

Они идут следом друг за другом. Впереди Азаров, потом Куличев со связанными за спиной руками, за ним майор Огинский. Дорога к партизанскому отряду лежит густым, труднопроходимым лесом через балки и овраги.

– Развязали бы, – хнычет Куличев, – не сбегу ведь…

– А мы и не потому вовсе, – усмехается Азаров. – Предоставляем тебе возможность побывать в шкуре тех, кого сам не только вязал, но и порол.

– А со мной–то вы что же теперь?..

– Полагалось бы на ближайшем суку вздернуть, – спокойно говорит Огинскнй, – да не хотим уподобляться тем, кому вы так верно служили, господин бывший бургомистр.

– Петлю, однако, он давно уже заслужил, – зло замечает Азаров.

– Ох, виноват я, что уж тут говорить, страшно виноват… – стонет Куличев. – Только по советским законам нельзя ведь без суда…

– Вот же негодяй! – возмущается Азаров. – Советские законы вдруг вспомнил!..

– Да, у нас без суда не полагается, – соглашается Огинский. – И судить вас будут, в этом можете не сомневаться. А получите за свои грехи лишь то, что заслужили, не более того.

– Ибо более и не бывает, – смеется Азаров. – На всю катушку заработал.

– Но ведь советский суд справедлив…

– Ишь подлец, о справедливости заговорил! – плюется Азаров.

– Не зачтется разве моё чистосердечное признание и покаяние?

– А ты какой, думаешь, суд тебя будет судить? Специально, что ли, из Москвы прилетит сюда с прокурорами и адвокатами? Сами мы судить тебя будем. Я, майор Огинский, партизаны нашего отряда. А мы все твои грехи и без твоего чистосердечного признания знаем.

– А ты помолчал бы, – неожиданно строго говорит Азарову Куличев. – Молод ещё меня учить. И потом, тут постарше тебя начальство есть. Вон товарищ майор, например…

– Не смейте называть меня товарищем! – с яростью, удивившей даже Азарова, кричит Огинский.

– Виноват, гражданин майор, – смиренно поправляется Куличев. – Они, гражданин майор то есть, знают, конечно, что за чистосердечное признание полагается смягчение кары…

– Ну, если только в смысле замены повешения расстрелом, – усмехается Азаров. – Но это тоже смотря в чём покаешься, какие секреты своих хозяев нам поведаешь.

– Не беспокойся, у меня есть что поведать. Они, немцы то есть, многое мне доверяли. А на тебя, мил человек, я не в обиде потому, что молод ты еще и не сдержан на язык. И потому еще, что ты мне племяша моего Тимошку напоминаешь…

– Это того, на которого майор Вейцзеккер такие надежды возлагал? – интересуется Огинский.

– Так точно, гражданин майор! Он с ним схож. И ростом и обличьем даже… Потому и не серчаю я на его неразумные слова.

– Скажите какой добренький! – смеется Азаров. – А ты, между прочим, знаешь, на кого похож?..

– Ну ладно, Азаров, – недовольно прерывает его Огинский. – Хватит вам! А вы вот что мне объясните, Куличев: как вам удалось Васяткина завербовать?

– Заподозрили мы его с Дыбиным в связи с партизанами, ну и допросили с применением кое–каких методов, позаимствованных у гестапо. Он и не выдержал… С тех пор стал на нас работать.

– А как вы его к партизанам забросили?

– Для того чтобы снова забрать его в полицию, нам, как вы и сами понимаете, никакого повода не требовалось. Это у нас запросто… Ну, а «побег» его к партизанам удалось с помощью находившегося у нас под подозрением полицейского Ерохина организовать. Дали ему возможность «упустить» Васяткина. О замысле нашем он, конечно, ничего не ведал. На другой день Дыбин ему долго «мозги вправлял». Пригрозил даже не только из полиции выставить, но и гестапо передать.

– А почему же вы не осуществили этого на самом деле, раз вам ясно стало, кто такой Ерохин?

– Чтобы партизан не настораживать. И еще одна идейка у нас родилась – ложными слухами вас через него снабжать… Может быть, развяжете руки–то?

– Развяжите его, Азаров! – приказывает Огинский.

Азаров неохотно выполняет его распоряжение, незаметно для майора дав при этом Куличеву пинка под зад.

– Премного тебе за это благодарен, – не без скрытой иронии замечает ему Куличев и, обернувшись к Огинскому, сообщает: – Между прочим, Васяткин этот имеет от нас задание завлечь вас в ловушку, как только вы из–под Овражкова сниметесь и в район Пеньков станете перебазироваться. Поимейте это в виду…

– Наконец–то! – радостно встречает их командир партизанского отряда. – И слава богу, как говорится, что живы–здоровы!..

– Да еще и с господином бургомистром к тому же, – посмеивается Азаров.

– Никогда еще не волновался за вас так…

– Что мы, маленькие, что ли, – улыбается Огинский.

– Не знаю даже, что бы со мной было, если бы с вами что произошло. Только вы уехали – радиограмма из штаба партизанского движения: «Срочно отправить на Большую землю в распоряжение начальника инженерных войск фронта майора Огннского. В двадцать четыре ноль–ноль приготовить посадочную площадку в квадрате ноль один двадцать два». Ну, что бы я делал, если бы вы не вернулись или хотя бы только задержались? Имел разве я право разрешить вам участвовать в этой операции?

– Участвовал же я у вас до этого в других операциях… – удивленно пожимает плечами Огинский.