Пять или шесть мальчишек крутились вокруг него, передвигаясь дергаными движениями в полуприседе. Вот один нагнулся к темнеющему лежащему силуэту, чуть развернул его и опустил голову, дергая ею из стороны в сторону. Когда он оторвался от трупа, облака почти полностью разошлись. Валеру, только что выблевавшего все, что было внутри, чуть было снова не скрутило в судороге. Он понял, что же такое дергал зубами четырнадцатилетний Виталик, до недавнего времени бывший отличником в учебе и примерным учеником в спорте…

Валера бежал вперед, стараясь укрываться в тени, если видел впереди какое-либо движение. Он торопился попасть домой, чтобы прихватить то, что всегда лежало наготове в стареньком шкафу в спальне. Тренер очень надеялся на то, что сможет без проблем добраться до своего двухэтажного дома на Ленина. Хотя это уже представлялось ему сложным.

Этой ночью Город зажил новой жизнью, и она, эта жизнь, заявляла о себе странными криками, воем, стонами и воплями боли, непонятными силуэтами, мелькающими в тусклом зеленоватом свете, абсолютно чуждыми и незнакомыми запахами…

Надя пришла в себя тогда, когда рядом скрипнули тормоза автомобиля. Чуть позже раздались шаги.

Она лежала на боку, чувствуя занемевшей правой рукой неровности асфальта. Застонав от резкой, разом прокатившейся по всему телу боли, попыталась приподняться. Не получилось. Тело, казавшееся ватным, не дало сделать этого простейшего движения.

Рядом кто-то сел на бордюр. Кто? И что с ней, почему она лежит?!

— Надя, Надя… — Она услышала сиплый голос Мансура. — Ты как? На-а-дя-а…

Девушка смогла повернуть голову. Мансур сидел, как-то странно заваливаясь набок, опираясь на руку. Бледный, с темными кругами вокруг глаз, растрепанный…

«В чем у него рубашка?» Надя, сама не понимая для чего, напрягла глаза, пытаясь понять. Белая рубашка спереди была густо заляпана чем-то темным, остро и неприятно пахнущим. И еще, внимательнее присмотревшись, она заметила, что левая сторона лица у ее Иглесиаса в крови, уже запекшейся и кажущейся почти черной в свете единственного фонаря, светившего метрах в семи от них.

— Надюшка… — Он наклонился к ней. — Живая, живая…

— Что с тобой? — Собственный голос, который прорвался через скрипящее внутри, сухое и колючее горло, она практически не узнала. — Откуда кровь?

— Я к тебе ехал… — Мансур наклонился, обхватил ее руками и аккуратно посадил, придерживая за плечи. — Как раз на Соколова выехал, когда все началось.

— Что началось? — Надя почувствовала, что ее неожиданно начало трясти. — Ничего не помню…

— Не знаю, что началось. Накатило что-то со стороны Осиновки. Как будто вспышка сначала, а потом плотный такой типа туман волной. Еле по тормозам успел ударить, перед тем как вырубиться. Головой вот приложился. Облевался весь… жесть, короче. Подъехал, смотрю, ты лежишь. И Катька вон…

Катька?…

Надя посмотрела в сторону, куда ткнул рукой Мансур. То, что издалека могло показаться кучей тряпья, которую не донесли до мусорки, на поверку оказалось ее подругой, лежавшей на асфальте как-то странно, неестественно. Она целую вечность (минуту?!!) смотрела на нее, осознавая, что живой человек не может лежать так, будто суставы у него гнутся в любую сторону.

А раз так, то, значит, Катьки больше нет. То, что валяется на асфальте, это не она. Это просто мертвое тело.

Она зажала рот ладонью, глядя на подругу.

Но почему?!! Что случилось-то? И если с ними произошло что-то непонятное, то что сейчас с папой, мамой и Сережкой?!! Надя резко вскинулась:

— Домой… мне нужно домой…

— А? Да, конечно… — Мансур помог ей подняться. — Сейчас…

Девушка встала на ноги, охнула и схватилась рукой за поясницу, в которой что-то отчетливо выстрелило. Голова кружилась, и ей никак не удавалось сосредоточиться на том, что было вокруг. Чуть постояла, собираясь с силами, потом оглянулась вокруг.

Черные провалы окон пятиэтажек ее двора и почему-то горящие лампы фонарей. Чуть в стороне журчала вода, и Надя краем глаза заметила ее блеск на асфальте у дома напротив. Мелькнула мысль, что где-то прорвало трубу, и тут же пропала. До девушки наконец-то дошло, что во дворе царила тишина.

Тяжелая, кажущаяся ощутимой тишина. Коробки автомобилей, продолговатые силуэты у нескольких подъездов, лежавшие так же, как Катька. И небо странного, зеленоватого цвета, и на нем нет звезд. Оно полностью затянуто плотными тяжелыми клубами туч. Судорожно вздохнув, Надя повернулась к Мансуру:

— Помоги дойти до подъезда, пожалуйста.

— Конечно. — Мансур осторожно обхватил ее рукой, подставил плечо. — Идти можешь спокойно?

— Да. Пошли.

Они сделали несколько шагов, когда пятый этаж ее двухподъездного дома внезапно набух ярко-оранжевыми шарами взрывов. Гулко грохнуло, зазвенело и застучало. А потом весь дом, все его пять этажей превратились в клокочущее доменное нутро, в котором забушевало пламя. Надя закричала, прижав кулаки к лицу, видя, как из окон их «двушки» выхлестывают длинные языки желтого пламени. Как болтается единственный оставшийся целым стекло- пакет на кухне. Как вылетела тяжелая подъездная дверь, когда раздался последний из взрывов, зацепивший первый этаж и подвал. Как из окна первого этажа вываливается фигура одинокого пенсионера Ковалева, охваченная огнем. Он падает на клумбу, высаженную им самим, дергается несколько раз и успокаивается, раскинув руки. И как начинает грохотать в соседнем доме, длинном, на семь подъездов.

— Бежим, Надя, бежим… — Крик Мансура пробился сквозь плотную подушку, которая забила ей уши. — На-а-а-дя-а!..

Он схватил ее за руку, силком потащил к машине. Подбежал, сорвал с себя куртку, сбивая что-то, тлевшее на крыше. Рывком заставил ее, оглушенную и потерянную, сесть на пассажирское сиденье. Обежал машину, хлопнул дверью, садясь и торопливо ища ключи по карманам. Надя посмотрела на него, собираясь спросить о том, что он собирается сделать, когда краем глаза уловила во дворе какое-то движение.

— Мансур… Мансур!!! Смотри!

— Куда?!

— Катька, она же встает…

— Ни хрена себе. Да что ж это такое?!!

Катька вставала…

Видимая в четком свете почему-то горевших фонарей, только что лежавшая без каких-либо признаков жизни, Катька вставала. Надя видела, как скребли по асфальту широко растопыренные пальцы, ломая маникюр, который всегда был идеальным. Угловатыми и неправильными движениями, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно и до жути целеустремленно Катя пыталась встать…

Изогнувшись под немыслимым углом, прокрутившись в тазобедренных суставах, ее ноги твердо встали ступнями на асфальт. Выгнулась шея, подняв тяжелую голову, еще несколько минут назад лежавшую в темной луже, натекшей из-под наверняка проломленного виска. Свет фар, которые включил Мансур, отразился в аспидно-черных глазах того существа, в которое превратилась бывшая Надина подруга. Девушка взвизгнула, видя, как Катя одним сильным толчком, начавшимся в ладонях, встала и направилась в сторону слепящего света, медленно, но все так же целеустремленно.

Двигатель рыкнул, из выхлопной трубы вырвался клуб сизого дыма. Мансур дернул ручку коробки передач. Машина подалась назад.

Выскочив на темную прямую улицы имени архитектора Соколова, автомобиль рванул в сторону дома, в котором жил Мансур, удаляясь из горящего котла двора, в котором уже появились новые обитатели.

Существо, недавно бывшее молодой девушкой, чуть постояло, привыкая к новому состоянию, посмотрело в сторону быстро удаляющихся задних габаритов машины…

Ему было чем заняться в ближайшее время. Оно задрало голову туда, где в зеленом небе клубились тучи, и издало первый охотничий крик в новом периоде жизни бывшего городка нефтяников и газовиков.

Рита… где Рита?!!

Почему так болит голова? Почему темно? Что за хрень?!!

Александр Анатольевич вцепился в старую, местами облупившуюся крышку стола, поднимаясь. Голова старательно трещала, разрываемая острыми выстрелами боли…