– По-прежнему ничего, – признался Ромоло.

– Ладно, – сказала Карла. – Поменяй угол. – Она не видела причин, по которым это могло как-то повлиять на результат, но затратив на эксперимент столько усилий, отказываться от сбора полного комплекта наблюдений было бы просто абсурдно.

Студенты стояли в темноте, терпеливо слушая, как Ромоло сообщал им все новые и новые отрицательные результаты. Согласно выкладкам, восходившим к самому Нерео, любой светород, раскачивающийся вперед-назад с подходящей частотой, должен был оправдать свое имя и породить свет. По отдельности каждая частица должна была излучать вдоль своей колебательной оси чуть больше света, чем в любом другом направлении – но если эти самые колебания возникали под действием поляризованного света, отдельные смещения усреднялись, а значит, бледное свечение светородного газа непременно должно было наблюдаться под любым углом.

– А, я кое-что вижу! Какой-то красноватый свет! – Судя по голосу, Ромоло был удивлен еще сильнее, чем Карла. Он уменьшил угол до шести угловых курантов и теперь смотрел почти что навстречу световому лучу – возможно, что из-за этого он просто наблюдал свет, рассеянный стенками контейнера, а не чем-то, находящимся внутри.

– Протяни руку и потяни за рычаг, опускающий затвор на пути инфракрасного света, – сказала Карла. Если свечение останется, значит, оно не имеет никакого отношения к гипотетическому светородному ветру, который мог подниматься с поверхности зеркалита.

Карла услышала щелчок рычага.

– Красный свет пропал, – сказал Ромоло. – Больше ничего не видно.

– А теперь снова подними затвор, – посоветовала Карла.

– Да. Свет опять появился.

– Ты, наверное, заблокировал видимый свет вместо ИК! – заявила Карла. Она проскользнула мимо стоящих впереди студентов, а затем наощупь пробралась вдоль края стола. Увидев бледное серое пятно там, где обрывался луч света, и сориентировавшись в пространстве, она поняла, что и где находится.

Положив одну руку на рычаг, который опускал затвор, перекрывающий видимый свет, она протянула руку к ИК-рычагу; на нем по-прежнему лежала рука Ромоло. Он удивленно прожужжал и отдернул руку.

– Я ошибся с рычагом? – смущенно спросил он.

– Нет, – ответила Карла. – Не ошибся.

Она попросила Ромоло отойти в сторону, после чего сама заглянула в окуляр и попыталась заблокировать каждый из лучей по очереди. После опускания любого из двух затворов красноватое свечение исчезало. Вывод в таком случае напрашивался сам собой: нечто, переходящее с поверхности зеркалита в вакуум под действием инфракрасного света, рассеивало видимый свет в пределах небольшого угла – в процессе отдавая предпочтение красному цвету.

В соответствии с прогнозом выраженность светородного рассеяния должна была увеличиваться в красной части спектра, однако малая величина угла не имела никакого смысла. Возможно, зеркалит испускал тончайшую пыль, обладающую достаточной реакционной способностью, чтобы поглощаться стенками контейнера сразу же после отключения инфракрасного света. Если частички этой пыли были прозрачны, они могли отклонять часть света от линии светового луча.

Карла поделилась своей догадкой со студентами, а затем передвинула окуляр по дуге почти на половину оборота, надеясь увидеть некое обратно рассеянное излучение, отраженное частицами пыли. Но там ничего не было. Она вернулась к свету, обнаруженному Ромоло; по мере того, как она еще больше приближала окуляр к оси луча, красный оттенок становился менее выраженным, в то время как общая яркость немного увеличивалась.

Впрочем, количественно оценить изменения в этой сложной смеси различных цветов было непросто. Карла попросила Патрицию снова зажечь огневитовую лампу.

– Я не знаю, что именно мы здесь наблюдаем, – призналась она, – но я думаю, что изучать это явление будет проще, если мы попробуем рассеивать цвета по отдельности.

Следуя ее указаниям, Палладио и Дина установили на пути видимого луча призму и паз с фильтром для выбора цвета.

– Давайте начнем с зеленого, – предложила Карла.

Когда мастерская снова погрузилась во тьму, Карла нагнулась и заглянула в окуляр. Она оставила его в положении, при котором рассеяние наблюдалось в первый раз – настолько далеко от оси, насколько это было возможно при условии сохранения видимости. Ее глазам потребовался почти целый мах, чтобы достаточно хорошо приспособиться к темноте и различить слабое свечение, при том что большая часть луча теперь была заблокирована; тем не менее, свечение никуда не исчезло.

И оно было красным. Чистого красного цвета. Зеленый свет, проходящий сквозь контейнер, рассеивался – и в процессе становился красным.

Карла ощутила полнейшую растерянность. Если природа решила намеренно ее подразнить – чтобы раз и навсегда доказать ее студентам, что их преподаватель оптики ничего не знает о свете – то, без сомнения, избрала лучшую тактику из возможных.

Она успокоилась. Каким-то неведомым образом в этом удастся найти смысл; ей нужно всего лишь проявить терпение.

– Кто хорошо видит при слабом освещении? – спросила она. Мгновение спустя Евлалия ответила: «Если это чем-то поможет, то я не так давно отдежурила несколько смен в пожарной охране».

– То, что надо.

Карла уступила Евлалии место у окуляра.

– Что ты видишь? – спросила она.

– Красный свет, – подтвердила Евлалия.

Карла нащупала рычаг, управляющий затвором видимого луча и закрыла его примерно наполовину.

– А теперь?

Одну или две паузы Евлалия сохраняла молчание.

– Красный свет, только более тусклый.

– А цвет чем-то отличается?

– Насколько я могу судить, нет.

Карла обратилась к студентам в темноте.

– Зачем я уменьшила яркость? – спросила она.

Патриция ответила ей из угла мастерской.

– Если бы светороды были заперты в энергетических ямах световой волны, то перекатывались бы в пределах этих ям вперед-назад – излучая собственный свет, частота которого бы отличалась от частоты исходного луча.

– Так какой вывод можно сделать из того, что рассеянный свет остался красным после того, как я уменьшила яркость луча? – настойчиво спросила Карла.

– Это означает, что объяснение неверно, – ответила Патриция. – Точная форма этих ям будет зависеть от интенсивности света. В случае более слабого луча глубина ям будет меньше…, а значит, светороды будут перекатываться медленнее, и частота излучаемого ими света уменьшится.

– Именно, – сказала Карла. – Правда, дать иное объяснение тому факту, что некий чистый оттенок порождал свет совершенно другого цвета, она не могла. Белый свет, в конце концов, можно было выборочно отфильтровать, изменив его внешний вид самыми разными способами, но если в качестве отправной точки вы используете волну строго определенной частоты, то все, чего она касалась, предположительно должно было начать осциллировать с той же скоростью, порождая большее количество света точно такого же оттенка.

Карла снова открыла затвор до конца. Затем она наощупь обошла стол и передвинула вставленный в паз фильтр, который располагался перед призмой и определял цвет видимого луча, сменив его с зеленого на голубой.

– Что ты видишь теперь? – спросила она у Евлалии.

– Свет стал зеленым.

Она стала передвигать фильтр в противоположном направлении, пока луч не стал желтым.

– А теперь?

– Ничего не видно, – ответила Евлалия. – Сплошная темнота.

Карла прожужжала, обрадованная вопреки самой себе.

– Голубой становится зеленым, зеленый – красным, желтый – инфракрасным. – Сдвиг, по крайней мере, всегда происходил в одном и том же направлении. Она оставила всякую надежду впечатлить своих учеников простым объяснением этих странных результатов. Они обнаружили совершенно новую аномалию, загадку, которая могла составить конкуренцию самой проблеме стабильности. Оставалось только с этим смириться.

И собрать больше данных.

Она велела снова зажечь в мастерской свет и попросила Палладио и Дину поместить на пути светового луча вторую призму – на этот раз непосредственно за окуляром. Затем она дала студентам задание по очереди измерить частоту света, возникающего при рассеянии каждого из пропущенных сквозь контейнер цветов, при различных значениях угла отклонения.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: