«Идеалист, однако, отец! Кажется, понимает бесплодность своих записок, а все еще пишет!» — пронеслось у него в голове, но он почему-то не решился высказать этой мысли…

Но, прощаясь на вокзале, Николай все-таки сказал отцу, отводя его в сторону:

— Ты, папа, голубчик, будь осторожнее. Из-за пустяков не стоит ведь рисковать. Не правда ли?

Старика что-то кольнуло. Но он ни слова не ответил, тем более что пробил второй звонок, и кондуктор просил скорее садиться в вагон. Вася снова обнял отца, и старик на ходу успел шепнуть ему еще раз:

— Смотри же, голубчик… Береги себя… береги… вообще… не торопись! Пожалей нас!

— Прощай, Леночка! Прощайте, милые! — говорила Марья Степановна, целуясь со всеми.

— Васю-то берегите! — крикнула она из вагона.

Она поманила Васю рукой. Он подошел к закрытому окну. Мать торопливым крестом осенила его из окна, и поезд тронулся.

Иван Андреевич был дорогой не в духе. Совет Николая об осторожности не понравился старику.

«Из-за пустяков! — мысленно повторял он слова Николая. — Что же, по его мнению, не пустяки?.. Тогда все на свете пустяки!»

Он, быть может, не так понял Колю? Не мог же его славный любимец Коля считать пустяком долг каждого порядочного человека!.. Наверное, он его не так понял!

Отъезд Вязниковых, как можно было предвидеть, не возбудил особенного внимания. Мало ли уезжает из Петербурга лиц в разные места, и об этом — и то не всегда — знают только близкие лица. Газеты, сообщающие подробности иногда даже о самых незначительных происшествиях и отмечающие приезды и отъезды особ первых четырех классов, не известили, однако, о выезде Вязникова, хотя слухи об его записке и случае в земском собрании и последствиях уже проникли в редакции и служили предметом разговоров в некоторых кружках. Вследствие этих обстоятельств госпожа Смирнова тотчас же написала прелюбезную записку Николаю и просила его непременно быть у них в четверг. Ей так хотелось, чтобы у нее в гостиной были рассказаны все подробности из верного источника. Это бы оживило журфикс. Однако Николай не приехал, так что Смирнова, обещавшая было гостям самые верные известия об incident[2] Вязникова, принуждена была, к досаде своей, предложить своим гостям выслушать рассказ из менее точных источников.

Все-таки этот incident дал случай г. Присухину сказать приличную речь, и на этот раз без перерыва со стороны нескромного литератора, так как он был занят оживленной беседой на другом конце чайного стола насчет своих собственных статей.

— Я думала, что молодой Вязников сегодня будет! — заметила за ужином Надежда Петровна, словно бы извиняясь перед гостями, что его нет.

— Недавно его свадьба была, мама! — проговорила Нина Сергеевна.

— А! Вот почему он не приехал! А я и не знала… На ком он женился?

Минуту-другую занял вопрос о женитьбе молодого человека, и вслед за тем забыли о Вязниковых, отце и сыне, и перешли к другим обычным темам.

Когда, на другой день после отъезда, редактор «Пользы», где работал Николай, жаловался, что мало интересных новостей, то Николай сообщил ему интересную новость и рекомендовал ее напечатать. Редактор, желавший интересных новостей, напечатал на другой день очень коротенькую заметку, составленную довольно темно, насчет «неожиданного отъезда г. В., гласного с-ого земского собрания, подавшего известную записку», но через три дня горько пенял и на себя и на своего сотрудника, сообщившего ему это свежее известие.

Скромные желания Леночки относительно квартиры и обстановки не нашли ни малейшего сочувствия в Николае. Он подсмеивался над ее мечтами о «кисейных занавесках и трех комнатках с кухней», и когда пришлось устраиваться, то Леночке оставалось только вздыхать и делать осторожные замечания. Но Николай находил, что необходимо устроиться порядочно, и не без ссылки даже на науку доказывал, что хорошее помещение — одно из главных условий; к тому же при его занятиях оно еще более необходимо. Вопрос шел о «занятиях Коли», и Леночка принуждена была умолкнуть, хотя кое-какие возражения слетели бы с ее уст, если бы ей пришлось говорить с кем бы то ни было другим. Известно, что любовь нередко отнимает способность анализа. Быть может, при других обстоятельствах Николай, хотя и скрепя сердце, принял бы в соображение Леночкины восклицания, но теперь у него в кармане были две тысячи рублей — тысяча своя и тысяча Леночкина — и, кроме того, впереди розовых надежд более чем на десятки тысяч; так что все было за порядочную квартиру. Николай щеголял чувством изящного, и «ситцевые занавески», по его мнению, только раздражали глаз. Впрочем, он сделал некоторую уступку Леночке и вместе с нею пересмотрел несколько тех маленьких квартир на дворе, о которых так горячо говорила Леночка, рисуя будущую их жизнь вдвоем. В простоте душевной Леночка находила все осмотренные ими квартиры прелестными, но Николай только морщился, пожимая плечами, или же смеялся. Ни одно из таких «гнездышек» — так пустил он камешек в Леночкин огород — не привлекало его. То лестница чересчур грязна, то повернуться негде, то потолки низки, то свету мало. Кончилось тем, что они стали искать квартиру не на дворе, а на улице. Выбор Николая остановился на квартире в четыре больших комнаты, с паркетными полами, парадной лестницей и швейцаром.

— Это недурная квартира! Вот тут будет мой кабинет, здесь гостиная, это спальня, а небольшая комната — столовая! — говорил Николай, осматривая комнаты.

Леночка молчала.

— Тебе нравится, Лена?

— Куда нам столько комнат, Коля? — проговорила она. — И сколько надо мебели.

— Не беспокойся, Лена… Ты только скажи: нравится?

— Конечно, нравится, но…

— Как цена? — спросил Николай у дворника.

— Девятьсот рублей, по контракту.

При этих словах у Леночки вырвался крик изумления.

— Девятьсот рублей! — могла только проговорить она.

— Она постоянно так ходит, сударыня! — заметил дворник, искоса поглядывая на Леночку.

Николай малодушно конфузится за Леночку перед дворником. «Настоящая она провинциалка!» — думает он, значительно взглядывая на свою подругу, так что она и в самом деле думает, что сделала неловкость.

Николай стал торговаться и кончил тем, что нанял квартиру за восемьсот пятьдесят рублей, отдавши тут же задаток.

— Ведь это, Коля, очень дорогая квартира! — замечает Леночка, когда они выходят на улицу.

— А ты думала, что в Петербурге, как в вашем уездном городе?

— Я не об этом думала, Коля. Мне кажется, что наши средства…

— Ты опять за свое, Лена! — останавливает ее Николай с несдерживаемым раздражением. — Средства… средства… Я знаю, что делаю! Уж предоставь мне позаботиться о средствах и поверь, что я сумею заработать по крайней мере настолько, чтобы не жить в конуре и не питаться медом и акридами!

Леночка чувствует себя виноватой. О, она нисколько не сомневается в его силах, и если заговорила о средствах, то потому только, что ему же будет трудно, особенно первое время, пока Коля — в чем она не сомневается — не приобретет известности.

Эти слова, произнесенные с чувством сознания своей вины и с трогательной искренностью ослепления влюбленной женщины, производят на Николая смягчающее действие. Он ласково улыбается, великодушно пожимает Леночкину руку, и таким образом вопрос о средствах, остающийся de facto[3] открытым, порешен и в любящем сердце Леночки, и в воображении Николая.

Такое же поражение потерпела Леночка и по другим вопросам их хозяйства. Мебель для гостиной, крытая бараканом^*, которая показалась Ленечке весьма хорошей и была уже приторгована ею в Апраксином рынке за семьдесят пять рублей, была решительно забракована Николаем, когда Леночка привела его в лавку показать свой выбор. Он оглядел вещи таким презрительным взглядом, что Леночка подумала, будто и в самом деле она дала слишком дорого. Приказчик, однако, счел обязанностью, при виде неудовольствия молодого господина, ткнуть всей пятерней по дивану и воскликнуть: