Раз только он заметил, что молодая женщина на него пристально смотрит. Он взглянул на нее. Она сконфузилась.

Что-то неопределенное, не то насмешка, не то сочувствие, промелькнуло у Ворошилова.

«Какой красивый однако этот учитель!» — подумала Софья Ивановна.

И молодая женщина стала мечтать далее. Конечно, мечты эти касались молодого человека. Софья Ивановна мысленно сравнивала красивую молодую фигуру Ворошилова с толстым, не совсем уклюжим, седоватым Петром Ивановичем и находила, что Ворошилову было бы лучше на месте Петра Ивановича. «Если б его одеть в мужнин мундир да повести на бал, он бы произвел впечатление… Экие у него густые волосы!»

— Да не так! — раздался голос Ворошилова, внимательно следящего за задачей. — Ну, помножьте дробь на дробь. Как помножить дробь на дробь?..

— Надо числителя одной дроби помножить на знаменателя другой… — запищал мальчуган.

«Все дроби на уме. Экий медведь! На меня и не смотрит!» — подумала Софья Ивановна.

Ворошилов поднял голову, встретился со взглядом молодой женщины и невольно проговорил про себя:

— Чего она все…

И продолжал рассказывать о дробях. Впрочем, искоса раза два взглянул на молодую женщину.

«Хороша!» — промелькнуло у него в голове.

— Что же дальше будет? — спросил он у ученика.

Брюнетка улыбнулась, точно этот вопрос относился к ней.

«В самом деле, что ж дальше будет? — подумала она. — А ничего. Отчего ж и не пококетничать с этим медведем?» — пронеслось в ее хорошенькой головке.

Ворошилов хмуро сидел за уроком, а Софья Ивановна, как нарочно, все улыбалась да шутила.

— Отчего вы все моих пасынков мучите, Николай Николаевич?

— Как мучу?..

— Да так. Все уроки да уроки. Вы бы что-нибудь веселей умножения рассказали.

— Петр Иванович мне не за сказки деньги платит! — проговорил Ворошилов и продолжал занятия.

Софья Ивановна несколько времени помолчала и потом спросила:

— Неужто, мосье Ворошилов, у вас все математика на уме?

— Нет, не все!..

— А я думала, что только математика! — проговорила молодая женщина и рассмеялась.

«Кокетничает! — подумал Ворошилов… И если муж ревнив…»

— Впрочем, я уйду… я вам мешаю! — снова начала Софья Ивановна.

— Да. Время на разговоры уходит…

— Ну, я буду сидеть смирно… Дети! И вы сидите смирно и слушайте ученого человека.

Когда кончился урок и Ворошилов было хотел уходить, Софья Ивановна остановила его и сказала:

— Куда ж вы, уж бежать?

И так ласково взглянула на него.

— Пора домой! — отвечал молодой человек и снова подумал: «А ведь хороша эта кокетка!»

Ворошилов шел домой недовольный. Во-первых, у Петра Ивановича он не спросил денег — как-то не пришлось, — а во-вторых, вместо математических выкладок, которые предстояло ему сделать дома (он был студент математического факультета), в голову его лезла «все несообразность», как он в сердцах назвал образ красивой женщины, закрадывавшийся, помимо его воли, в голову.

— Экий я глупый! Ну что изо всего этого выйдет? — поставил он себе ясный вопрос, придя домой.

И в тот же вечер отвечал на него, рассмеявшись:

— Всего верней, что добрейший Петр Иваныч откажет мне от урока, и тогда опять зубы на полку… Надо держать ухо востро!..

В тот же самый вечер Петр Иваныч, сидя за вечерним чаем, очевидно, был не в духе и косо глядел на жену. Сперва он, было, ничего не хотел ей говорить, но наконец не выдержал и сказал:

— Соня!.. Неужели тебе не надоело сидеть в классной?..

— А это тебе мешает, Pierre?

— Это мне, Соня, не нравится!..

— А отчего? позвольте вас спросить, — улыбнулась Софья Ивановна.

— Оттого… — сконфузился Петр Иванович, — оттого… Ну, я этого не хочу!..

— Опять сиена ревности? — подсмеялась жена.

— И ты не будешь сидеть, или я откажу Ворошилову! — вспылил Петр Иваныч и, отодвинув стакан, быстро встал со стула и поплелся в кабинет, где долго просидел, задумавшись.

На другой день Ворошилов сидел на уроке суровей обыкновенного и, когда явилась Софья Ивановна, он ей поклонился и затем ни разу на нее не взглянул. Когда она спросила его: «отчего он такой сердитый?», он довольно сухо ответил, что не совсем здоров, и продолжал объяснять ученикам положение городов на карте. А Софья Ивановна, как нарочно, облокотилась на руки и упорно глядела на Ворошилова.

«Экая беспокойная! — подумал молодой человек. — Тебе хорошо шутить, а мне ведь от уроков откажут!»

«И не взглянет медведь!» — думала молодая женщина и продолжала кокетничать, довольная, что убьет часа два времени.

Отворилась дверь, и вошел Петр Иваныч. Он был краснее обыкновенного и несколько смутился, подавая руку Ворошилову. Буковнин сердито взглянул на жену и спросил Ворошилова:

— Что, Николай Николаевич, успевают молодцы?

— Успевают!

— Скоро и в гимназию можно… Соня! — обратился Петр Иваныч к жене. — Ты бы пошла распорядилась, тебя повар ждет в столовой…

Молодая женщина улыбнулась и вышла из комнаты. Петр Иваныч, понуря голову, поплелся за ней, потрепав по щекам обоих сыновей.

«Решительно потеряю урок. Петр Иваныч ревнует. Причем же я-то тут?..» — подумал Ворошилов.

А в столовой в это время шла супружеская сцена:

— Софья Ивановна! Вы хотите, чтоб я отказал Ворошилову?

— Опять? — упрекнула жена.

— Да, опять! Это стыдно!

— Что стыдно?

— Да сидеть с ним…

— Ха-ха-ха… Вот Отелло!..

— К чему же вы меня раздражаете?..

— А к чему вы мне мешаете учиться?

— Не говорите вздору… Он вам нравится.

— А хоть бы и нравился?..

— Софья Ивановна! — крикнул муж.

— Петр Иваныч! — ответила жена.

— Если завтра я вас увижу в классной…

— Что тогда?

— Ты увидишь! — крикнул рассердившийся муж и хлопнул дверью.

«Ну, слава богу, нет ее сегодня!» — подумал Ворошилов, усаживаясь на следующий день с детьми за стол и приготовляя тетрадки для диктовки.

— Ну, господа, готовы? — спросил он мальчиков.

— Готовы!

— Пишите: У бурмистра Власа…^* «Верно, после бала спит и хорошо делает!» Написали?

— Власа… — повторили дети.

— Бабушка Ненила… «Сегодня попрошу у Петра Иваныча десять рублей! — мечтал Ворошилов. — Верно, даст, завтра первое число!..» Починить избушку… «Куплю сапоги… Этот старший туповат!..» Лесу попросила… Точка.

Из спальни послышались рыдания.

— Лесу попросила… Написали? — громко повторил Ворошилов. «Верно, семейная драма! — подумал он. — Петр Иваныч с Софьей Ивановной вовсе не пара!»

Из-за двери доносился резкий голос Буковнина. Слышались отрывочные фразы:

— Я от жены требую… Я вас взял в одной юбке… Я не позволю шутить!

— Отвечал, нет лесу… — диктовал Ворошилов.

— Ведь это бог знает что! — раздавался голос в спальне. — Постыдитесь!..

Рыдания становились сильней.

— «Шибкая сцена ревности…» И не жди, не будет, — громко произнес Ворошилов, желая показать, что он ничего не слышит.

— Скандал в доме! Вешаться на шею!.. Дети! — бушевал голос Буковнина.

Нет ответа. Слезы.

— «Минуй меня сия чаша!..» Вот приедет барин, — продолжал Ворошилов еще громче. — Написали?..

Но дети остановились, и младший заметил:

— Это папа мамашу бранит?

— Пишите же: вот приедет барин…

Но мальчик не слушал и продолжал:

— Папа иногда сердитый бывает…

В спальне стихло. Дети продолжали диктовку. Когда урок был окончен, лакей попросил Ворошилова в кабинет к Петру Ивановичу.

Когда Ворошилов вошел в кабинет, Петр Иваныч заговорил смущенным голосом, опустив глаза вниз:

— Вы извините меня, Николай Николаевич… Но я нашел более удобным… Конечно, вы прекрасно преподаете, но я бы хотел…

Буковнин остановился и жалобно взглянул на Ворошилова.

— Я бы хотел…