Через сорок минут, сотрудники наружного наблюдения сообщили интересные сведения. Серафим Бальнов в сопровождении своего главного доверенного лица (по совместительству, сексота глубокого внедрения) прибыл в здание местного управления ФСБ. Из ворот которого через два с половиной часа выехало два автомобиля с затемненными стеклами. Направление движения — столица нашей Родины, город — Москва.

Когда, о последних событиях сообщили губернатору, тот принял правильное решение:

«Пусть едет — думал он, перебирая лежащие на столе карандаши. — Останавливать машину никто не будет. Все неприятности, а их будет с избытком — еще впереди. Этот отъезд равносилен бегству. А бегство, это добровольный отказ от активной, политической борьбы. Кто сегодня поверит крикуну, кукарекающему на деньги зажравшегося олигарха. Тем более, что другие борцы будут, — он невесело оскалился, — обязательно будут, в это время гнить в тюремных казематах. Оставшиеся здесь активисты-соратники этого поспешного бегства, ему никогда не простят. Он сам своими же руками сегодня поставил жирный крест на своей политической биографии, превратившись в еще одного нахлебника-приживала. Ну, что же баба с возу — мне легче. Одним пропавшим без вести, будет меньше. Меньше трупов — легче в жизни».

Ему настоящему верующему и истинному христианину необходимо было принять решение. Перекрестившись и пробормотав молитву, связался с оперативным отделом.

«По операции «ЗЕК» прошла утечка информации. Срочно разобраться и доложить свои соображения. На все про все, даю сутки».

Он пододвинул настольный календарь и стал делать в нем пометки по ходу разговора.

«Обращаю ваше особое внимание на то, что утечка, в результате которой была провалена заключительная часть тщательно планируемой, особо секретной операции, произошла из хорошо осведомленного источника, принимавшего непосредственное участие в работе. Ваша задача — с привлечением необходимого количества сотрудников из всех имеющихся подразделений спецслужб, изобличить предателя, перед его ликвидацией провести профилактическую «санитарную обработку» всей местности. Круг лиц перед их обработкой утвердить, лично у меня».

Этот пассаж о «круге лиц» означал, не только ликвидацию самого источника, но и тех, кто так или иначе входил с ним в контакт.

Он включил радиоприемник. Настроил его на местный радиоканал, которым забивалось все другое радиовещание. Шла трансляция музыкально-эстетической передачи «Дуршлаг». Радио думать не мешало.

«Хорошо, что оппозиционные рыцари без страха и упрека, а если без сарказма, то — обычные люди, были своевременно предупреждены об опасности». Алексей пытался думать об этом, соблюдая некий нейтралитет по отношению к самому себе. Но чувство гордости за то, что вполне возможно спас не одну человеческую жизнь (включая жизнь бестолкового сескота) не испугался последствий, невольно переполняли его.

Много позже из красочной брошюры Серафима «Моя борьба — моя победа» он узнал от «совести нации», подробности счастливого спасения. Они были цветисты, красочны и изумляли читателя неподражаемым мужеством автора. Особенно этот момент, когда благодаря своей прозорливой мудрости и неподражаемому уму он разгадал преступный замысел «областного царька-змея трёхглавого».

О том, что нашелся некий господин N, который предупредил его о грозящей опасности, в результате чего, как видно лишился головы, ничего написано не было. И правильно. Нечего всякой ерундой засорять бумагу и дурить людям голову. Когда позолота нанесена, не следует ковырять ее ногтем.

Все это будет позже. Сейчас, когда приблизился момент назначения и наказания виновных в провале операции, настало время подумать о себе. Инстинкт самосохранения, тревожно размахивая красными сигнальными флажками, колотился внутри организма, ясно указывая на опасность.

Главного предателя сорвавшего операцию по окончательной «профилактике» Серафима Бальнова уже начали искать. На Гусарова пока не вышли, но это было временной передышкой.

«Момент проверки прямой кишки на прочность, хотя и не наступил, но горячие волны неотвратимости этого мероприятия безжалостно накатываются на кольцо ануса. — Я стал говорить о себе в третьем лице — подумал он. — Это тревожный симптом».

Кому, как не ему была известна вся система установки и прослушивания телефонных переговоров враждующих между собой партий и движений. Во многих операциях по установке такой аппаратуры, Алексей принимал самое непосредственное участие.

То, что разговор записан, прослушан и сейчас в фонографической лаборатории идет детальное изучение особенностей характеристик записанного голоса, сомнений не вызывало. Человеческий голос — это своего рода звуковые отпечатки пальцев. Похожие — есть, одинаковые — исключаются. По ним достаточно легко найти любого говоруна.

Можно было не сомневаться, что в настоящее время среди всех немногочисленных лиц, посвященных либо обладающих доступом к информации по ликвидации Бальнова, шел негласный сбор образцов голоса, для последующего сличения и определения говорившего. Это пока первичные оперативные, так сказать негласные действия. Но если будет проведена официальная служебная проверка, а все говорила том, что она будет обязательно, скрыться от карающего меча пролетариата, в образе Смерти с косой будет ой как непросто.

— Гусаров, к телефону, — в очередной раз, зычно гаркнул помощник дежурного.

Инстинкт ли ему подсказал, чутье на подсознательном уровне дало отмашку или что-то другое. Но он почувствовал, что настырный абонент, это именно тот кто занимается сбором образцов. За последние пару часов, его уже несколько раз звали к служебному аппарату. Пока, под разными предлогами от разговоров удавалось уклоняться…

В пропахшей табаком дежурке кроме него был только помощник дежурного, капитан Паняшин. Простой служака, прибывший к ним с Дальнего Востока из расформированной ракетной части, но считающий себя много повидавшим и хлебнувшим в полной мере лиха.

Под маской хитроватого мужичка находился нормальный и главное добрейшей души человек. Из той породы людей, которых когда они рядом — не замечаешь, но если их какое-то время поблизости нет — начинаешь испытывать серьезный дискомфорт и беспокойство. Именно у них, всегда можно и денег до получки перехватить и бутерброд, когда ты рядом они всегда переломят наполовину. Главное же в них было другое — они умели внимательно слушать и искренне сочувствовать, когда тебе плохо или радоваться вместе с тобой, когда хорошо.

Алексей отдавал себе отчет в том, что по отношению к Паняшину поступает достаточно скверно, если не сказать бесчестно. Но времени на придумывание, чего-то другого, более элегантного и детального у него не было. Поэтому, повздыхав для порядка, он как можно слезливей, стал жаловаться на свою лихую судьбу и пристрастие к женскому полу.

— Ты понимаешь, Паняшин. Достал он меня, — начал он издалека, как бы приглашая своего собеседника к разговору.

— Случается и хуже, — охотно вступил в разговор, скучающий Паняшин. — По службе достал или где?

После этого Алексея понесло по кочкам красноречия и фантазии. Врал он вдохновенно. Главная тема — молодая любовница, жена их начальника. «Извини, при всем уважении к тебе, назвать его имя не могу».

— Так вот, — закручивал он сюжетные болты. — В последнее время, он — так называемый муж, стал в чем-то подозревать ее, ласточку мою сизокрылую. Постоянно, гадюка очковая, выспрашивает у неё подробности, где была с кем, все с подковыркой, все с издевкой. Сейчас вот, змееныш, за меня взялся. Пытается, гад, по моему голосу определить, была у меня с его женой связь любовная или нет? Если была? Продолжается ли сейчас? А когда я начинаю с ним разговаривать, сразу очень волнуюсь. Потому как твердо знаю, что в мои объятия её первоначально толкнула не любовь ко мне, а его измены. Он и ее-то, дочку своего боевого товарища, совратил, старый мерин. В результате, всех сексуальных излишеств сегодня стал настоящим импотентом. Пьет, негодяй, водку и в нетрезвом, просто в голове не укладывается, аморальном виде, ее мою голубку белую, оскорбляет. А она, мой цветочек аленький женщина молодая, красивая. Ей хочется нормальной, а главное, полноценной жизни и большой, светлой любви. Так, что он, скунс вонючий, придумал. Когда зовет меня к телефону, голос меняет. Спрашивает всякую ерунду, а разговор, енот полосатый, записывает на магнитофон. После режет пленку на мелкие куски, монтирует запись и дает ей, моей лебедушке, прослушать. Как будто бы я, со служебного телефона, развратом занимаюсь и разговариваю с любовницей. Скоро он опять позвонит так я тебя, как последнего оставшегося в живых боевого друга очень прошу, ты чуть голос измени и поговори с этой жабой от моего имени…