Осень в Западной Украине в тот 1981-й год была чарующей. В золото нарядился лес Прикарпатья, источая спокойствие и торжественность. За ним просматривались холмы начинающихся гор, по-праздничному разодетых. Одни только тополя сбросили с себя листву. Буки и дубы прикрывали их наготу от посторонних глаз. Было безветренно, в голубом небе зависало несколько белоснежных облаков.

«Красота-то, какая!» — Евгений Потураев даже остановился, оглядывая открывшийся вид. Он хотел, было закурить, но перед таким праздником природы постеснялся это сделать. Ему показались несовместимыми дым и свежий аромат, исходивший от леса.

Постояв несколько минут, запоминая все краски осени, Потураев пошел к своему дому, стоявшему в полукилометре от его воинской части. Новая пятиэтажка — ДОС, как по всей стране называли дома офицерского состава, стоящая на окраине украинского городка, заслоняла собой все добротные частные постройки жителей Мирова. Этот небольшой городок находился всего в пятнадцати километрах от польской границы, и жили в нем в основном украинцы и поляки. По своему географическому положению Миров много повидал на своем веку.

Бывший польский городок был и под литовскими рыцарями, и обозы шведского короля Карла XII обирали его до нитки, и под властью Российской империи. В последний раз жизнь Мирова в корне переменилась при освободительном походе Красной Армии осенью 1939 года. Такой же прекрасной осенью. Хотя жители городка никого не просили себя «освобождать».

Второй год старший лейтенант Потураев служил здесь. Его часть, 29-я десантно-штурмовая бригада, была на стадии формировки. В прошлом году, сразу после окончания артиллерийского училища, он прибыл сюда почти на голое место, где стоял один лишь колышек южнее Мирова. И вокруг него несколько палаток. Штабная и для офицеров и прапорщиков, прибывающих каждый день со всех концов страны: Средней Азии, Закавказья, Украины. Подразделения бригады комплектовались солдатами последнего призыва, сержантами — из очередного выпуска младших командиров учебной дивизии Львова, что был в сорока километрах. Их тоже поселили в палатки.

Поначалу Потураев не представлял себе будущей части — так все казалось нереальным и далеким. Это же нужно строить боксы для боевой техники, казармы, столовую, автопарк, караульное помещение и много других элементов современной воинской части, без которых невозможны жизнь и боевая учеба. Прошедший год был сплошной стройкой. Одновременно получали вооружение. По ночам на товарной станции Львова разгружались боевые машины десанта, грузовики различных марок, гаубицы, минометы, боеприпасы, парашюты. И только воля, и энергия командира полковника Леценко совместно со всем личным составом бригады позволили уложиться в напряженные сроки рождения новой части.

Их ДОС тоже был построен военными строителями всего за семь месяцев. Офицеры и прапорщики вызвали в Миров свои семьи. Приехали с Луганщины жена и дочь Потураева.

— Анечка! Папуля идет, — позвала Наташа двухлетнюю дочь, увидев Евгения из окна. Подхватив ее на руки, они вдвоем стали весело и призывно махать ему руками.

— Папуля! — кричала Аня, чуть не вырываясь из рук матери. Наташа сильнее прижала ее к себе, зарываясь лицом в пушистые волосы дочери.

— Давай-ка обед накрывать на стол, доченька! Папа придет голодный, и мы его обрадуем нашей вкуснятиной. Помоги мне!

Наташа застелила стол хрустящей скатертью и стала подавать Анечке приборы. Аня, стараясь по-взрослому, разложила на столе вилки и стаканы.

Трель звонка прервала их приготовления. Первой к двери бросилась Анечка, на ходу повторяя: «Папуля! Папуля!». Наташа открыла дверь. За ней стоял улыбчивый Потураев. Это был молодой офицер двадцати четырех лет, высокий и стройный. Правильные черты лица с черточкой нешироких усов, делали его похожим на гусара. Он был в повседневной форме одежды: китель в тонкой талии стянут портупеей, в хромовые сапоги заправлены отутюженные брюки.

Подхватив Анечку на руки, Потураев переступил порог и поцеловал свою жену. Любил он Наталью всегда, с тех пор как повстречал ее, студентку-заочницу, на вечере в их артиллерийском училище. Оказалось, что они из одного города, и уже не отходили друг от друга. Наташа после экзаменов уехала домой, где работала учительницей младших классов, а Евгений писал ей страстные письма. В первом же отпуске он предложил ей руку. Потом родилась Анечка, и Женя после окончания училища уехала к новому месту службы в Миров. И вот уже полгода они опять вместе.

— Папуля, мы с мамой будем тебя комить пеляни, — щебетала Анечка, обнимая Потураева двумя ручонками.

— Вот это действительно встреча так встреча! По какому случаю праздник? — спросил он, опуская Анечку.

— Женя, никакого праздника, мы сходили с Аней в центр и купили немного мяса. А потом надумали тебя побаловать пельменями. Она мне помогала, сама делала, по локти была в муке.

— Хозяюшки вы мои! Ну, молодцы! Дайте-ка умыться и переодеться.

На столе стояла большая миска с пельменями, от которых поднимался густой пар. Наташа поставила перед каждым тарелочку и по стакану молока. Она знала, что Евгений любит молоко и всегда его брала на двоих: на Анечку и на мужа.

Пельмени и вправду были вкусными. За столом Евгений шутил над «пельменями» Анечки, их причудливой формой. Но зато их вкус хвалил больше маминых. Всем было хорошо, но Наташа, нет-нет, да и встретит его какой-то тревожный взгляд. Сначала она не придала этому значения. Мало ли там, на службе что случилось. Вот и не может еще отойти от этого. В его дела она не вмешивалась никогда. А если надо выговориться — сам все расскажет, поделится тем, что его гложет. Они всегда делились своими радостями и неудачами по работе.

Наташа осталась убрать посуду, а Анечка потянула Потураева в комнату:

— Давай даться, папа! Ну, давай, — требовала она.

Как-то Евгений в игре с ней, встал на пол на четвереньки и научил ее «бодаться» лбами. Теперь Анечка постоянно требовала «даться», ей нравилось побеждать такого большого и сильного папу.

— Да ты же опять меня забодаешь! Я никак не могут с тобой справиться! Нет, я боюсь!

— Давай! Давай! — настаивала Аня.

Они встали на напольном ковре друг перед другом на четвереньки и пригнули головы. Аня смело пошла не него и уперлась в его лоб. Евгений немного посопротивлялся и стал медленно отползать назад. А Аня, как ей казалось, все сильнее и сильнее давила на папу, кряхтя и сопя.

— Всё, Анечка! Сдаюсь! Ну и сильна ты у нас! Будешь хорошо кушать, всегда будешь сильной.

Он, сидя на полу, подхватил и нежно прижал к себе маленькое тельце дочери. Старший лейтенант Потураев служил в артиллерийском дивизионе десантно-штурмовой бригады в должности старшего офицера батареи. Артиллерийскую науку он любил до самозабвения, испытывая внутренний восторг на боевых стрельбах — управлять огнем орудий, стоящих где-то позади наблюдательного пункта в нескольких километрах, это для него было праздником.

Наблюдая на разрывами снарядов в бинокль, вычисляя корректуры, он как бы сам был тем снарядом, который по его воле летел к цели. По своей должности он при стрельбе батареи всегда находился на огневой позиции, принимая команды с переднего края и обучая солдат правильным их исполнением. Эти минуты залпового и беглого огня он тоже любил. Мощные выстрелы гаубиц, пыль, дым окутывают орудия, а пороховая гарь всегда вызывала в Потураеве ощущения настоящего боя. А смена огневых позиций! Совершение марша и сходу занятие огневых позиций! Это захватывающая и волнующая картина! Слаженность расчетов при этом всегда грела душу Потураева. Он гордился своими солдатами и своей причастностью к такой боевой работе. По-своему, он был романтиком военной службы. Когда в бригаде, после ее формирования, началась боевая учеба, их офицеров — сухопутчиков, стали готовить к парашютным прыжкам. Это было для него новое, интересное и захватывающее дело. Потураев наравне с солдатами тренировался на трамплинах, рейнском колесе. Почти без волнения он взобрался на парашютную вышку. Прыгнул вниз безо всякого мандража, зная безопасность работы систем парашютной вышки. Он еще четыре раза подряд поднимался на нее.