Потураев вздохнул. Когда еще придется вот так, беззаботно, провести совместный отпуск? Он приподнял козырек фуражки и огляделся. Рядом с ним так же дремали офицеры его группы, уставшие от нудного ожидания и походов в буфет. Евгений снова окунулся в воспоминания. Почему-то ему привиделось детство, школьные годы. Школа была недалеко от его дома и почти сразу он стал ходить туда без мамы. Она, смахнув с первоклассника невидимые пылинки, провожала Женю только до подъезда, влюбленно смотря ему вслед. Он всегда по нескольку раз оборачивался к маме и махал ей рукой. А мама уже спешила на работу. Вспомнив о матери, Потураев невольно вздохнул: она и сейчас, родная, каждое утро убегает на свой завод, закоптивший весь город. Производство вредное, но где еще найти работу? Вот и суетятся почти все жители Коммунарска вокруг этого завода. В его глазах стоял их двор родной пятиэтажки. С соседскими мальчишками они излазили все закоулки проходного и зеленого двора… Часто убегали через улицу к площади, где в ее центре стояла на граните самоходка времен войны. Уж и полазили они по этой самоходке! Висели на стволе, пытались открыть намертво приваренные люки, ползали по ее броне, пока кто-нибудь из взрослых не прогонял пацанов.

Объявили посадку, и пассажиры заторопились к месту контроля ручной клади. Лайнер взял курс в город Грозный. Пролетая над Кавказом, Потураев очарованно глядел на бесконечные гряды гор, уходящих за горизонт. В Грозном, пока самолет заправлялся, все пассажиры находились в здании аэропорта «Северный». Офицеров поразил большой щит с объявлением: «Пассажирам запрещается проносить на борт самолета холодное оружие». Нигде, ни в одном аэропорту страны они не встречали таких объявлений-запрещений. Но тут свой менталитет, гр-р-р! ЗАРЭЖУ!

Каспийское море они пересекали уже в потемках. В салоне самолета тускло горел свет, равномерно гудели его двигатели.

— Первое, что нужно сделать в Ташкенте — это помыться, — думал Потураев, откинувшись на спинку кресла с закрытыми глазами. — Сниму сапоги, вымоюсь и потом уже можно будет по человечески отдохнуть.

В Ташкент они прибыли после полуночи и сразу же задохнулись от горячего и влажного воздуха. Несмотря на то, что недавно здесь прошел дождь и лужи еще не высохли, было неимоверно душно. Температура воздуха резко отличалась от Львовской прохлады.

Группу офицеров Прикарпатского военного округа встречал прапорщик, приехавший за ним на автобусе «ПАЗ». Он распорядился сложить вещи в конец автобуса, проверил по спискам наличие офицеров и сообщил, что отвезет их сейчас на пересыльный пункт, где они могут отдохнуть. Автобус кружил по каким-то темным улицам и напрасно Евгений пытался разглядеть в окно город. Никогда он не был в Ташкенте и сейчас ничего не видно.

— Сейчас приедем на пересыльный пункт, помоемся и спать, спать, — думал он, глядя на темные переулки Ташкента.

Автобус лучами фар уперся в железные ворота какой-то воинской части. Водитель несколько раз призывно посигналил, выбежал расхристанный и заспанный солдат и отворил ворота. Автобус въехал на территорию пересыльного пункта Ташкента.

Ох, уж эта Ташкентская пересылка. Кто из офицеров и прапорщиков, улетающих в Афганистан из Ташкента, не помнит ее. Пересыльный пункт был предназначен для приема военнослужащих, прибывающих из всех регионов Союза для дальнейшего убытия в Афганистан. Здесь в течение двух-трех дней проводились различные инструктажи о правилах поведения в Афганистане, политической и военной обстановке там, делали различные медицинские прививки от болезней: холеры, тифа, малярии. Потом формировали команды на самолет и с военного аэродрома «Восточный» переправляли в Кабул. Это уже в середине 80-х были построены здесь двухэтажные гостиницы, позволяющие хоть немного почувствовать себя человеком. А тогда, в начале десятилетия…?

На территории бывшей воинской части на плацу стояли несколько больших армейских палаток для размещения прибывших будущих героев. Отводилась и одна казарма, но пробиться туда было невозможно. Всегда получалось так, что ни одной свободной кровати там не было. Не было организовано питание, никакого буфета или лотка. Офицеры и прапорщики потоками стекались сюда со всех военных округов страны: Одесского, Ленинградского, Дальневосточного и многих других. И эта многочисленная толпа народа, намаявшись в дальней дороге, встречала ужасающие бытовые условия. Вернее, совсем никаких условий. Холодные палатки и голод не добавляли им патриотизма и желания для немедленного броска на амбразуру. Привыкшие к неудобствам военной службы и в очередной раз увидев наше русское безразличное отношение к людям, они доставали из чемоданов припасенные женами пакеты с продуктами, бутылки водки и вина и вот тогда пересылка становилась единой столовой, где наливают. Сидя в палатках на голых кроватях и по колено в воде, офицерский состав представлял собой картину из шевченковских забитых и униженных рекрутов. Они ехали в чужую страну помогать, как им говорили, строить счастливую, красивую социалистическую жизнь, а у себя на Родине, перед самым отъездом, встречали хамское и бездушное отношение к себе. Многие тогда задумывались: а не у себя ли в стране нужно начинать строить новую жизнь?

Встречающий прапорщик первым вышел из автобуса и офицеры гурьбой пошли за ним на КПП. Сдав свои предписания, все вернулись к автобусу и разобрали свои чемоданы и сумки. Сплошная темнота царила над пересылкой, нет ни одной лампочки освещения. Прапорщик указал на ряд палаток, темными буграми стоящих на плацу и предложил занять вторую из них. Потураев, ничего не видя под ногами, осторожно вошел в палатку следом за первым. Здесь была вообще непроглядная чернота. Он достал зажигалку и посветил вокруг себя. Справа и слева, оставляя узкий проход, стояли двухъярусные железные кровати без матрацев. Евгений сделал шаг вперед и сапоги по ступни оказались в воде. Дойдя вброд до середины палатки, Потураев на ощупь нашел свободную кровать и осторожно положил свой чемодан на нижнюю койку. Потом кто-то нашарил в углу гору сырых матрацев, наваленных на одной из кроватей. Евгений, шепотом матерясь и проклиная все на свете, на ощупь взял один матрац и бросил рядом с чемоданом. Разложил его, пристроив чемодан под голову. Шлепая по невидимой воде, вернулся за вторым матрацем, принес его и прилег прямо в шинели, укрывшись вторым матрацем. Был третий час ночи и даже здесь, на юге, было уже прохладно. Даже холодно. Его попутчики, «вспоминая чьи-то матери», тоже кое-как устроились и успокоились.

Утром они выплыли из палаток растрепанными и разбитыми. Шинели тоже отсырели и комом висели на плечах. Но узбекистанское яркое солнце быстро высушило и офицеров и лужи на асфальте плаца. Из других палаток тоже повыходило много офицеров и прапорщиков со всех концов страны. Сотни приехавших кое-как приводили себя в порядок, уже ничему не удивляясь и не ругаясь. А что там удивляться? Как всегда — это у нас без изменений. Подошли местные начальники в чине подполковников и разъяснили дальнейший порядок пребывания на пересылке. Сегодня и завтра регистрация, прослушивание различных инструкций, прививки и отправка за кордон. Выходить за пределы пересылки и распивать спиртные напитки запрещается. В первый день с ними провел занятие прямо на плацу, в одной из палаток, полковник-узбек, много лет проработавший военным атташе в Афганистане. Он рассказал о культуре страны, военной и политической обстановке на данный момент. За полковников выступил финансист из штаба Туркестанского военного округа, молодой майор — Ветров. Этот подробно и понятно разъяснил порядок денежного содержания прибывших и членов их семей, оставшихся в своих городах.

С утра второго дня на плацу пересылки был устроен пункт проведения прививок. Это был стол с препаратами, стоящие рядом с ним военные медики и длинная, в несколько сот человек, очередь прибывших военнослужащих, раздетых по пояс и по спущенными штанами, придерживающих их руками. Каждому специальным пистолетом под высоким давлением в считанные секунды делали четыре прививки: под обе лопатки и в обе ягодицы! Хлоп! Хлоп! Хлоп! Следующий!