Несмотря на ноющую боль в мышцах, на приближающийся страх и адреналин, подхлестывающий мозг, Тейд был настолько раздражен, что выругался, стряхивая капли.

На него двинулись другие трупы, но они тоже были рассечены точными ударами меча и застрелены в упор из пистолета Джандена.

— Мне необходима связь с базой.

Из-под меча Тейда снова брызнула кровь, и капитан повернулся к раненому вокс-офицеру. Джанден побледнел, исходя потом и кровью от множественных ранений, но, перезаряжая лазган, все же кивнул Тейду.

— Связь, сэр?

— Прямое сообщение полковнику Локвуду. Требую немедленной переброски ударной группы «Круор». Позывной: «Тейд-тридцать-шестьдесят-два-А». «Круор» необходим лейтенанту Даррику для захвата объектов «Три-шесть». Колокольные башни. «Альянс» теряет звонницы. Постарайся, чтобы полковник это понял.

Джанден положил лаз-пистолет на колени и начал вводить код для вызова базы. А Тейд немедленно ринулся в центр зала, где его солдаты продолжали ожесточенную битву. На бегу он успел известить Даррика об ожидаемом прибытии группы «Круор».

«Альянс» не удержал колокольни.

Даррик так и не увидел, как взорвалась стена и как половину его отделения вынесло в образовавшуюся пробоину. Взрыв швырнул его в сторону, и Даррик мгновенно потерял сознание.

Тем не менее он быстро очнулся. Обострившиеся чувства и прочный череп помогли ему прийти в себя и услышать крики еще живых солдат в их долгом падении с башни. Даже сквозь звон в ушах, вызванный разрывом снаряда, он слышал, как они падали навстречу своей смерти.

— «Альянс», отзовитесь, — прохрипел в воксе голос Тейда.

Даррик, окровавленный и сильно побитый, выкарабкался из-под груды дымившихся обломков скамей. Дрожащей рукой он прижал к уху бусину наушника.

— «Альянс», — прошипел Даррик сквозь стиснутые зубы, — разбит.

— Повторите! — крикнул Тейд.

Сигнал действительно был неважным. Искажения после взрыва, уничтожившего половину стены? Возможно.

— Мне сегодня чертовски не везет, — пробормотал Даррик, вытаскивая из бедра осколок снаряда.

Он выглянул из-за своего укрытия. Его люди — те, что остались в живых, — постепенно поднимались. Они были достаточно опытными солдатами, чтобы не вставать во весь рост навстречу вражеской стрельбе, а переползали с места на место в поисках любого возможного укрытия. С другого конца зала катурцы уже открыли по ним лазерный огонь.

— Капитан, говорит «Альянс». — Даррик вытянул окровавленную руку, чтобы ухватить лазган. Он носил это оружие с тех пор, как двадцать лет назад сражался в составе Белых Щитов, и, как бы оно ни было повреждено, ни за что не собирался оставлять его здесь. Кончики пальцев наконец зацепили ремень, и он подтянул к себе оружие. На лазгане появились новые подпалины и царапины, но в остальном он казался исправным. Даррик решил, что еще постреляет из него.

— «Альянс» разбит, — повторил он.

— Принято. «Круор» на подходе. Во имя Императора, держитесь, — прозвучал короткий ответ Тейда, и связь оборвалась.

«Легче сказать, чем сделать», — подумал Даррик.

Пассажирский люк захлопнулся. Двигатели выбросили огненные струи. Машина ожила и, взревев двигателями, подняла в небо свой груз.

«Валькирия» летела над городом. На ее скошенных крыльях висели кассеты ракет класса «воздух-земля», которыми пилоты не могли воспользоваться, а сдвоенные автопушки на бортах молчали даже в тех случаях, когда «Валькирия» пролетала над третьестепенными угрозами, уже заполнявшими улицы, зачищенные гвардейцами всего день назад. Молчание пушек было обусловлено не стремлением экономить боеприпасы, а, как и в случае с ракетами, приказом, запрещавшим разрушать архитектуру священного города. А на такой скорости пилоты просто не имели возможности поразить какую-то цель. Военный транспорт, сопровождаемый воплями мертвецов, несся к храму Безграничного Величия Императора. Черная, словно ворон, и ревущая, как дракон, «Валькирия» летела на полной скорости.

На одном борту рубки, напоминавшей морду скалящегося на город хищника, были начертаны три слова на имперском готике. Они составляли имя корабля: «Его священный клинок».

На противоположной стороне высоким готиком было выведено только одно слово, обозначавшее груз: «Круор».

Пока Восемьдесят восьмой полк охотился внутри, технопровидец Осирон вместе с тридцатью «Химерами» оставался за монастырскими стенами.

Конечно же, он был не один. Вооруженные и готовые к бою водители не покидали своих машин. Кое-кто был занят мелким ремонтом двигателей или брони. Лоботомированные техносервиторы сновали между ровными рядами «Химер», помогая в ремонте своими аугментическими руками или инструментами, заменившими конечности. Один из сервиторов — бывший дезертир, а теперь лишенный возможности мыслить раб-машина — вместо рук получил промышленные скребки. Он присел на корточки у командирской «Химеры», и его инструменты с жужжанием начали отчищать с гусениц засохшую кровь. Второй, с рихтовальным молотом вместо руки, помогал придать помятой броне другой машины предписанные стандартами очертания.

Вокруг неподвижных транспортов патрулировала «Рука мертвеца», и освященный металл выбивал по камням ритмичную дробь. Периметр стоянки был под надежной охраной.

Технопровидец Осирон, закутанный в кроваво-красное одеяние с низко опущенным капюшоном, полностью скрывающим лицо, кивнул одному из патрульных «Часовых». Вертейн ответил на приветствие сигналом вокса.

В Восемьдесят восьмом полку никто не знал, сколько лет Осирону. Ему могло быть тридцать, а могло — и двести тридцать лет. Постоянно опущенный капюшон и респиратор, закрепленный хирургическим способом, неизменно скрывали нос, рот и подбородок. Единственными человеческими чертами, остававшимися на виду, кроме бледной кожи щек, были кадийские фиолетовые глаза, сверкающие из-под капюшона.

Его тело — то, что можно было рассмотреть под традиционной одеждой марсианского культа Машин, — представляло собой сочетание полированной брони, жужжащих сочленений и свистящих поршней. В целом он сохранял человеческий облик — две руки, две ноги и так далее.

Однако б о льшая часть его организма подверглась священным усовершенствованиям, характерным для этого культа. Его внутренние органы пощелкивали и постукивали достаточно громко, чтобы эти звуки можно было услышать со стороны. Металлические рычаги, заменившие кости, двигались в безупречной гармонии, издавая при этом негромкое жужжание. Его голос — невыразительное бормотание — слышался из-под решетки вокс-динамика в передней части респиратора. Эта особенность ярче всего демонстрировала его нечеловечность, поскольку в дыхании всегда присутствовали помехи. «Крш-ш» — вдох, «крш-ш» — выдох.

Осирон стоял, опершись на свой массивный двуручный боевой топор. Черное лезвие оружия, слишком тяжелого для неаугментических рук, украшало изображение расщепленного черепа, символизирующего Адептус Механикус. Из громоздкого ранца, потрескивающего энергией, появилась многосуставчатая механическая рука и, словно потягиваясь, поднялась вверх, развернув пальцы. Газовый резак на запястье сверкнул короткой вспышкой, и сверла и прочие инструменты спрятались внутрь. Затем механическая рука свернулась за плечом жреца.

«Счет „семь“», — выдал встроенный вокс-приемник Осирона прямо в его левое ухо. Это повторялось уже целый час, и Осирон, в отличие от солдат, которые отвоевывали монастырь, не подчинился приказу и остался на опасной частоте. Это его развлекало.

— Любопытно, — пробормотал он через вокс-динамик.

Стоявший рядом сервитор медленно повернулся в его сторону, не уверенный, что услышал приказ. Осирон нажал кнопку на поясной пластине, и часть бедра превратилась в панель с сотней кнопок. Сервитор прервал цикл внимания и снова молча уставился прямо перед собой, словно мертвец, какими кишела эта планета.

— Осирон вызывает Вертейна.