Была, однако, у «эски» особенность, очень важная для тех, кто встречался с этим «сюрпризом». Ее пистон-взрыватель срабатывал с отчетливо слышимым щелчком. Взрыв следовал через какую-то долю секунды, и в этой доле секунды был шанс на спасение. Так девушкам объяснял старшина Петров. Они недоверчиво пожимали плечами — что можно сделать за неуловимое мгновение? Но как раз незадолго до их первого выхода на минное поле ефрейтор Тулежбаев натолкнулся на «эску». Она сработала под его ногой, и все же ефрейтор сумел спастись. Значит, и правда за долю секунды можно многое сделать.

Егор Сергеевич привел Тулежбаева в свою команду на следующий день. Ефрейтор выглядел как обычно — подтянуто, даже щеголевато. Гимнастерка была на нем новая, и только хорошо знавшие его товарищи могли определить, что он вроде потолстел со вчерашнего утра. Под гимнастеркой у Тулежбаева были бинты. Фельдшер Аня Лучинкина аккуратно перевязала рану на его спине сразу же в поле, затем сделала укол. «Вот и все, — сказала она, — рана пустяковая, заживет. И свадьбы ждать не надо». — «А я женатый, девушка», — конфузливо улыбнулся Тулежбаев. Он остался в строю.

Теперь Тулежбаев должен был рассказать, как все произошло, девичьей команде.

Молодой учитель из далекого казахского селения был опытным сапером. Он служил в батальоне больше года.

— Что мина сработала, я, получается, сам виноват, — сказал он девушкам, — не заметил ее. Трава густая, усики у «эски» маленькие, трудно увидеть. Вот и получилась ошибка. Только на этот случай инструкция есть, сказано, что делать. В инструкции сказано, а ты должен крепко помнить. Станешь в затылке чесать, долго думать, тут мина уже взорвалась — и нет тебя больше. А помнишь крепко — сразу сделаешь как надо.

Тулежбаев внимательно поглядел на девушек, стоявших вокруг.

— Это понятно, рассказывайте дальше, что было!

— Что было? Наступил на мину в траве. Чувствую под ногой что-то твердое — и сразу щелчок. Все, думаю, конец мне. Но инструкция крепко сидит в голове. Падаю на землю плашмя, как учили. Слышу взрыв, совсем над моей головой. Во все стороны засвистело, пули летят, осколки летят. Меня в спину ударило, решил — смерть это. Но нет, чувствую, еще не умер. А тут уж ко мне подбежали, девушка-фельдшер пришла, перевязку сделала, и вот я остался живой. Почему живой? Потому что все сделал по правилам: упал рядом с миной, значит, в мертвое пространство попал, пули мимо пошли, один только маленький осколок мне достался.

Выходило, что можно спастись и от «эски». И все-таки это была скверная мина. Ване Ногаеву встреча с ней стоила жизни, а он инструкцию тоже хорошо знал…

За несколько недель перед тем роковым днем Ваня Ногаев прибыл в часть со звездочкой на погонах. Теперь его надо было называть «товарищ младший лейтенант», но в части этого черноглазого парня помнили сержантом. Он попал на фронт из Мордовии в самом начале войны, был ранен, но вернулся в строй. Веселый, жизнерадостный, верный товарищ, собранный и ловкий, он был одним из лучших сержантов в части. Потому его и послали на курсы младших лейтенантов. До курсов Ногаев командовал отделением, а вернувшись оттуда, принял взвод. И в этот взвод направили девушек из команды старшины Петрова. Девушки были довольны.

— Хороший, симпатичный парень, Ваня Ногаев, — говорили они между собой.

Младшего лейтенанта Ногаева девичье пополнение смущало. Он был человеком стеснительным.

В то утро девушки снимали мины на полосе, шедшей вдоль дороги из Колпина к станции Поповка, отбитой зимой у немцев. Работа шла слаженно и довольно спокойно, пока Аня Родионова не натолкнулась в густой траве на пустой металлический стакан. Осторожно, сдерживая дрожь в пальцах, ощупала его и подала сигнал командиру отделения.

— Товарищ сержант, — доложила она, — похоже, тут была «эска».

Ногаев подошел к Ане вслед за сержантом.

— Точно, — сказал он, — «эска». Стакан ее.

Он повернулся к замершим рядом сержанту и Ане:

— Выходите на дорогу. Я поищу дальше. Должны быть и другие «эски», может, целый ряд.

И он стал методично, через каждые десять — пятнадцать сантиметров, прокалывать землю вокруг стакана коротким «офицерским» щупом. Аня и сержант молча стояли в стороне. Времени прошло много, или оно очень уж медленно тянулось. Но вот Ногаев склонился над чем-то, осторожно пальцами перебирая траву.

— Она, «эска», на боевом взводе! — крикнул младший лейтенант, обнаружив проволочки-усики и убедившись, что оттяжек от мины нет.

Он подошел к дороге.

— Сейчас мы ее вытащим и распатроним как миленькую. Соберите девушек, пусть все видят.

Постояв на дороге, Ногаев двинулся обратно и тут заметил свою ошибку: надо было поставить возле мины красный флажок. Он этого не сделал, заторопился.

— Ладно, — подумал, — никуда не уйдет.

Он хорошо помнил, где стояла «эска», да и место было приметное — на склоне холма. Но, подойдя туда, он мины не увидел. Трава распрямилась и прикрыла ее. Ногаев начал щупом колоть землю.

— Сейчас, сейчас, — твердил он.

Позади собирались девушки. И все они ясно услыхали щелчок. Должно быть, щуп попал прямо во взрыватель.

Никто даже не успел вымолвить слова. Одни бросились на землю, другие остались оцепенело стоять. Шрапнель «эски» разлетается на 80-100 метров, девушки были много ближе, и уже ничто не могло бы их спасти.

Они увидели только, как упал Ногаев, и тут же последовал взрыв. Он прозвучал приглушенно. Ногаев словно бы подскочил и снова упал. Из-под его тела выползал чуть приметный дымок, или это просто колебался нагретый воздух?

Кто-то из девушек громко, пронзительно вскрикнул. Нет, никто из них не пострадал. Стакан мины со всеми тремя сотнями пуль не взлетел вверх, он взорвался, под Ногаевым. Младший лейтенант получил весь заряд в грудь.

На другой день его хоронили. На Чесменском кладбище за Московской заставой выстроился взвод, потерявший командира, стояли офицеры штаба и всех рот. Невдалеке от кладбища методично падали и рвались немецкие снаряды.

Гроб с телом младшего лейтенанта поставили на краю только что вырытой саперами могилы. Боевые друзья смотрели в бескровное, строгое, совсем юное лицо погибшего.

Прощание было коротким и суровым.

— Не могу понять, ума не приложу, — сказала Маша Меньшова, когда отгремел прощальный салют, — он же такой ловкий был, как его угораздило упасть прямо на эту проклятую «эску»?

Аня подняла на нее заплаканные глаза:

— Не понимаешь… до сих пор… — Голос ее прерывался. — Ты что, не видела? Он же нарочно… Он нас закрыл… Иначе всех бы перебило…

На войне опыт достается дорогой ценой, но он приходит быстро. Старшина Петров перечеркнул не много чисел на маленьком табеле-календаре, который он носил в своей записной книжке, а казалось, день тот, трудный и жутковатый, когда девичья команда впервые вышла на минное поле, уже где-то в далеком прошлом.

Они ходили по начиненной взрывчаткой земле, вели своих собак на длинных поводках-шнурах, следя, как те челноками снуют поперек полосы, прощупывали землю острыми и гибкими металлическими стержнями, укрепленными на длинных палках, выслушивали ее миноискателями, ловя каждую перемену звука в наушниках. И когда находили мину, бледность уже не проступала на лицах и не вздрагивали пальцы. Работали сноровисто и спокойно — теперь это было будничным делом.

И счет снятых мин рос быстро. Так быстро, что даже вызвал сомнение у армейских инженеров. Речь шла уже не о сотнях, а о десятках тысяч.

Майор Ковальчук из отдела заграждений армии, на участке которой работала команда Петрова, получив отчет за три недели, не сразу решился докладывать генералу. Запросил дивизионных инженеров, которые принимали у саперов обезвреженные мины. Те подтвердили: все так, мины сданы по актам. Тогда уж Ковальчук поспешил к своему начальнику.