Как-то выходило, что это именно заслуга Шарика, если они с Валей нашли особенно хитро упрятанный фугас, — Шарик же привел к нему! Только Егор Сергеевич замечал иногда:

— Шарик — орел, ничего не скажешь, но собаку же надо заставить работать. У Вали он молодец, а каким у другой был бы, еще неизвестно.

В деревне Туганицы на Валю прикрикнул было молодой лейтенант, командир взвода: мол, очень она со своим Шариком возится, а тот всех с толку сбивает. Но оказалось, упрекал он ее зря.

День был холодный, солдаты, занявшие деревню, замерзли, хотелось немного отдохнуть, обогреться, но немцы уничтожили все строения. Только один дом стоял почти неповрежденным. К нему и стекались люди. Входить внутрь не разрешалось, пока не появится надпись: «Проверено, мин нет». За этим следили строго.

Проверить дом послали Валю. Шарик весело побежал с ней. Он был деревенской собакой, чуял кругом родные запахи, которых ему очень, видно, недоставало в части. В доме жадно обнюхивал каждый угол, каждый предмет. Обнюхал крышку подполья, обнюхал скамейку, отскочил и закружился по избе.

— Ищи, Шарик!

Пес подошел к широкой круглой печке и остановился. Валя услышала его старательный сап.

— Ну, что там?

Шарик довольно поглядел на девушку и сел возле печки.

Валя осмотрела печь — заглянула в топку, в дымоход, слазила наверх. Ни в топке, ни в трубе, ни наверху ничего не было.

Вышла из дома и пустила Шарика снова. Тогда-то на нее и прикрикнул молодой лейтенант. Ему было приказано быстрее осмотреть деревню, он торопился.

А Шарик вбежал в избу и сразу стал тыкать мордой в топку печи, затем уселся, словно говоря всем своим видом: «Это здесь то, что мы ищем, и пока не достанете, пока не дадите мне лакомства, я отсюда не уйду».

— Выстукай печку, нет ли пустот? — приказал лейтенант.

Пустот не было. Лейтенант пожал плечами:

— Путает этот Шарик, дурная собака.

Валя молча скинула шинель, закатала рукава и полезла в топку. Осторожно сгребла холодные угли и золу, стала ощупывать под.

— Тут, — сказала она глуховатым голосом. — Тут они!

Две мины, большие, как тарелки, стояли на месте аккуратно вынутых кирпичей. Валя достала их и удивилась:

— Взрывателей-то нет! Странно…

— В этом-то как раз ничего странного нет, — заметил командир взвода. — Отверстия к детонаторам открыты, видишь? Фриц как рассчитал? Придут наши солдаты или местные жители вернутся. Холодно. Сразу затопят печку, ну, искры попадут в мины — и все полетит к черту. Две противотанковые — это сила. Ты Шарику-то дала чего-нибудь вкусного? — спросил он уже другим тоном.

— Видите, облизывается.

Она вышла из дома и написала на стоне: «Мин нет. В. К. 9.2.44», потому что было это 9 февраля 1944 года.

Но настоящая известность пришла к Шарику все же позднее, уже в Луге.

В деревне около Луги Валя осматривала большую колхозную конюшню. Там было пусто, лошади давно здесь не стояли. На полу бугрился старый, плотно слежавшийся навоз. На нем уже не было видно ни одного следа конских копыт. Ветер намел много снега через щели дверей. Делать тут вроде было нечего. Все-таки Валя пустила Шарика внутрь. Пес шел сперва медленно, без интереса, потом насторожился и побежал к яслям у правой стены. Подпрыгнул, встал передними лапами на край яслей, затем уселся на землю.

Валя удивилась — зачем тут взрывчатка? Но Шарику она верила, а весь его вид говорил: «Я нашел». И она стала осторожно осматривать конюшню, медленно приближаясь к собаке. Ничего подозрительного не было видно. Только подойдя к Шарику почти вплотную, Валя заметила тоненькую проволочку, тянувшуюся из яслей к иолу и затем над самым полом поперек помещения. В полутемной конюшне ее очень трудно было увидеть. Но Валя хорошо знала, что значит такая проволочка. Заглянула внутрь яслей. Присыпанные сверху трухлявым сеном, там лежали три противотанковые мины, ждали, пока кто-нибудь заденет оттяжку. Хорошо, что деревня была еще почти пуста. Население, ушедшее в лес от немцев, только начинало возвращаться. А то любопытные мальчишки наверняка бы обследовали старую конюшню и не ушли бы из нее.

Валя перерезала оттяжку и отправилась докладывать Петрову. Нашла его в избе неподалеку. Там было уже несколько деревенских женщин, пришедших из леса. Они с изумлением глядели на высокую, ладную девушку-солдата, на ее собаку, сумевшую, оказывается, разгадать коварство фрицев, которое и человеку понять трудно.

— Ах ты господи, чудеса-то какие, — твердила хозяйка избы. — И угостить вас, родненьких, нечем.

Она достала из мешка темную картофельную лепешку и неуверенно протянула Шарику:

— Может, и не захочет он, такой ученый пес?

Но Шарик вопросительно взглянул на Валю, прочел в ее глазах разрешение и неторопливо взял лепешку. Он не был голоден, но чувствовал в голосе женщины радушие, ласку, а запах темной лепешки был все-таки приятен, и Шарик медленно сжевал угощение.

А в самой Луге им пришлось работать «при большом стечении публики», как говорил Егор Сергеевич. Вообще-то публике при работе минера присутствовать не положено, но тут уж так получилось. На пустыре только что освобожденного города солдаты обнаружили огромный штабель прессованного сена. Основным видом транспорта в частях был автомобиль, но повсюду имелись и лошади, и корма для них на фронте не хватало. Откуда могли взять сено в блокированном еще недавно Ленинграде? Сено везли издалека, с Большой земли. А тут огромный штабель, трофейный… Фуражиры нетерпеливо поглядывали на него. Подходить к штабелю было нельзя, пока не проверят минеры. Может быть, кто и пренебрег бы в нетерпении этим правилом, но в Луге было очень много мин, произошло уже несколько взрывов, и это заставило соблюдать осторожность. Фуражиры просили минеров: «Проверьте скорее, лошадей же кормить надо». Командир послал Валю.

Перетянутые железной проволокой аккуратные кипы сена лежали в штабеле плотно одна к другой, как кирпичи в стене. Валя с Шариком обходила штабель. Фуражиры глядели на них издалека. Ничего подозрительного Валя не обнаружила. Шарик тоже относился к штабелю равнодушно, обежал его, ни разу не выказав ни малейшего желания присесть.

— Нет тут мин, — проговорила Валя и уж просто из педантичности решила еще разок обойти штабель — не вплотную, а поодаль, чтобы проверить и пустырь. Она сделала несколько шагов и вдруг почувствовала, что Шарик настойчиво тянет ее в сторону, к кипе сена, лежавшей на снегу. Кипа была там только одна. Ее, видно, сняли, но не успели увезти.

Валя спустила Шарика с поводка. Пес подбежал к кипе и сразу сел.

— Назад! Не подходить близко! — крикнула Валя фуражирам, которые уже устремились к сену.

Впрочем, сама она сомневалась. Какому дураку пришло в голову минировать отдельную кипу, когда тут огромный штабель: мимо него ведь наверняка не пройдут. Но мина в кипе все же нашлась. Видно, немецкий подрывник считал, что кипа привлечет внимание солдат в первую очередь. Большой штабель может вызвать сомнение, а кипу, брошенную в сторонке, возьмут. И подорвутся.

Едва Валя извлекла мину, фуражиры занялись своим делом. Подгоняли к штабелю подводы, грузили сено, торопились. Но каждому хотелось выразить свое удивление.

— Ну и собачка у тебя, сестренка! С такой собачкой самого Гитлера можно достать из норы.

Валя молча слушала их похвалы. Она позволила солдатам угостить Шарика сахаром.

Будь Валя разговорчивее, она бы рассказала, наверное, много подобных историй, но и без того ей стали поручать все более трудную работу. О ней и о Шарике вспомнил командир роты Хижияк, когда к нему прибежал взволнованный младший лейтенант в Усть Нарве. Это было уже летом сорок четвертого, в жаркий день. Девушки только что пришли с задания, устали и мечтали выкупаться в тихой воде залива, они хорошо поработали перед тем. А младший лейтенант требовал минеров немедленно!

Накануне в Усть-Нарве взлетел на воздух дом, где размещалось одно из армейских подразделений. Две недели прожили в нем, и вдруг сработала мина замедленного действия. Те, кто в свое время осматривал дом, не смогли ее обнаружить.