— Давно, — сказала бабушка.

Но Вера пришла в военкомат все же вовремя. Майор, к которому направили Веру, спросил, хочет ли она пойти в армию.

— Конечно.

Она давно была готова к этому. Работая в дружине, занималась в военно-учебном пункте. Там проходили подготовку все мало-мальски способные держать оружие. Да и работу в дружине Вера уже не считала тыловой. Сколько подруг погибло на ее глазах!

— Животных любите? — задал странный вопрос майор.

Вера пожала плечами:

— Люблю, конечно.

Животных она и в самом деле любила, только не думала никогда, что придется иметь с ними дело на войне.

— Значит, на фронт собралась? — спросил врач в медицинской комиссии. — Ладно, пропустим тебя, хотя какая уж ты годная, если судить по инструкциям? А дистрофию и цингу записать все-таки придется. Ну, это ведь у всех.

На сборный пункт следовало явиться на следующий день.

Почти все девушки, приходившие в Сосновку, были ровесницами — по восемнадцать-девятнадцать лет. Лишь Ольге Дмитриевне Кошкиной перевалило за сорок, она там в матери годилась. Ее затребовали в часть как специалиста. Когда-то Ольга Дмитриевна училась в архитектурном институте, потом работала в архитектурно-планировочном отделе Ленсовета. Но за несколько лет до войны вдруг переменила профессию — стала инструктором в питомнике служебного собаководства.

В архитектурном отделе на Ольгу Дмитриевну, когда она прощалась, смотрели как на чудачку. Подумать, на что она меняла свою специальность! И зачем? Пускай бы дело у нее не ладилось, но ведь все шло хорошо, ее ценили, ее хвалили…

— Что, вам очень большую зарплату положат за этих собак?

Нет, в зарплате она теряла. Просто эта работа привлекала Ольгу Дмитриевну. Ее не интересовали рассуждения о том, какое дело почетнее и почтеннее. Она любила животных и умела обращаться с ними. У нее всегда были собаки, она много занималась верховой ездой. На конно-спортивных соревнованиях Ольга Дмитриевна получала призы. Маленькая, суховатая и подвижная ее фигура во время скачек казалась влитой в седло. Зрители поражались ее мастерству, а сама она хвалила коня, искренне считая, что ему обязана успехом: такой уж необыкновенный конь, понимает каждое ее желание.

В те годы страна жила в предчувствии войны, и многие учились военному делу — сдавали нормы на звание «Ворошиловский стрелок» или на значок «Готов к санитарной обороне». Ольга Дмитриевна стала классным стрелком, хорошо владела винтовкой, пистолетом. Иногда она приносила домой свои мишени. Их не стыдно было показать — пробоины кучно лежали в центре, у заветной десятки.

Когда Ольге Дмитриевне предложили пойти в армию, она с готовностью согласилась, лишь где-то в самой глубине души была тревога, какой не испытывали девушки, шедшие на фронт вместе с ней.

Все-таки она много больше видела в жизни да, наверное, и лучше понимала, как трудно женщине в армейских условиях.

Томительное ожидание разрешилось наконец-то вызовом к командиру батальона.

Прошла уже неделя, как Егор Сергеевич вернулся из далекого тылового госпиталя. Тогда он явился в командирскую землянку прямо с дороги, только сбросил у входа вещевой мешок и поправил шинель.

— Товарищ майор, старшина Петров прибыл для дальнейшего прохождения службы, — доложил он с порога.

— Здравствуй, Петров! — Командир, видимо, обрадовался ему, встал над маленьким столиком, грузный, высокий — под самый потолок землянки. — Хорошо заштопали тебя? Значит, вернулся в свою часть, молодец! А на тыловых харчах ты не больно отъелся. Кощей Бессмертный. Ладно, теперь и у нас сытнее, откормим. Саперу сила нужна. В общем, сдавай документы в штаб и поступай на довольствие.

— Товарищ майор… — Егор Сергеевич снова вытянулся по стойке «смирно». — Насчет документов у меня некомплект получился. Выздоравливающих из госпиталя отправляли в Киров, а я поехал в Ленинград — сам, по личной, можно сказать, инициативе. Аттестат у сопровождающего остался и предписание тоже.

— Выходит, сбежал? — Майор начал понимать, в чем дело. — История… Оформить тебя я пока не могу, придется улаживать в штабе фронта. Ну, обживись в батальоне, отдохни несколько дней. Пока прокормим. А назначение тебе подберем, намечается одно важное дело. Может, и лучше, что надо подождать. За это время все определится…

Всю неделю слова командира о «намечающемся важном деле» не давали Егору Сергеевичу покоя.

Отдельный инженерный батальон находился во фронтовом подчинении. Это была не совсем обычная часть, созданная для борьбы с вражескими танками. Саперы-истребители имели для этого не только мины, гранаты, противотанковые ружья, но и… собак, назначением которых было тоже уничтожать бронированные машины врага. Что же намечалось теперь?

Может быть, подрывников с собаками решили посылать во вражеский тыл? Смутный слух об этом ходил еще осенью, до того, как ранило Петрова. Он бы охотно отправился на такое дело. Или предстоит участвовать в какой-нибудь наступательной операции?

Старшина часто заглядывал к штабным писарям, пытался узнать что-либо у них, но писаря, обычно хорошо осведомленные о делах части, ничего определенного сказать не могли.

— Потерпи. Ты нашего командира знаешь. Раз обещал, что скоро получишь назначение, значит, долго ждать не придется.

За месяцы, проведенные на госпитальных койках, Егор Сергеевич соскучился по настоящему делу. Он ждал, с трудом подавляя нетерпение и нервозность. Про себя повторял, что военному человеку не положено ни напрашиваться на службу, ни от службы отказываться. И вот теперь, когда его вызвали в штаб, он кинулся почти бегом, куда только степенность девалась.

— Так вот, товарищ старшина, предписание на вас получено. С сегодняшнего дня вы снова зачислены в списки батальона. — Майор встретил его официально и теперь уже не обращался на «ты». Его строгие голубые глаза изучающе-пристально глядели на Егора Сергеевича.

— Назначение вам подобрали как заслуженному боевому командиру. Учтите, очень важное дело, с таким не каждый справится.

Майор помолчал немного, словно давая Егору Сергеевичу приготовиться к тому, что предстояло услышать.

— С завтрашнего дня мы получаем пополнение. Особое. Нам дают девушек. Мужчин в блокированном городе много не набрать. А девушки к нам идут боевые. Это же блокадницы, они такое перенесли, что другие и вообразить не могут. Вы будете начальником этой команды, надо быстро научить их военному делу.

— Девушек?! — оторопело переспросил Егор Сергеевич. — Какие же, товарищ майор, из девчонок, да еще блокадниц, саперы? На нашем деле со здорового мужика семь потов сойдет, а этих еще, может быть, за ручку водить надо.

Нечего сказать, дождался боевого задания! «Наступление, к немцам в тыл…» Стоило бежать сюда, пробиваться через все заставы и преграды!

— Вам будет нелегко, — словно и не слыша Егора Сергеевича, продолжал командир. — Но вы подумайте о девушках. Каково им на фронте? Какова для них полевая солдатская жизнь? А они идут добровольно. Надо держаться с ними твердо, спокойно и тактично. Без шуточек, без грубых слов. Будете заботиться о них, оберегать от лишних тягот и обид. А главное — учить. Сами знаете — это первейшая забота о бойце. Чтобы хорошо нес службу, не терял силы напрасно и зря не погиб. Жалеешь бойца — хорошо учи, и прежде всего учи примером.

Это была целая речь, а в батальоне привыкли к тому, что командир немногословен. Сейчас он говорил о том, что пришлось самому передумать и взвесить в последние дни. Откуда старшине было знать, что командир тоже не с легким сердцем согласился принять девичье пополнение и долго спорил в штабе инженерных войск. Но другого пополнения получить было неоткуда, а приказ есть приказ.

Егор Сергеевич попробовал было отбиваться. Ему казалось, что тут какое-то обидное недоразумение.