Человек, проходивший теперь в тайных списках контрразведки под этим именем, был задержан случайно. Трудно сказать, чем бы все это кончилось, не попади он на допрос к генералу Климовичу, который не знал тогда ни настоящего имени арестованного, ни роли его в симферопольском подполье.

Климович психологических подходов не признавал: он шел напролом — кричал, запугивал, бил… В данном случае достаточно было окрика: арестованный сразу согласился сотрудничать с контрразведкой. Тут же, назвав несколько явок и паролей, доказал, что это не пустые слова. Ему инсценировали побег, и подпольщики, радуясь его удаче, не знали, что отныне каждый из них, столкнувшись с Акимом, доверившись ему, обрекают себя…

Аким работал хладнокровно, точно и беспощадно. Не ожидая очередных заданий, сам подсказывал их. Глядя на него, капитан Савин хотел понять: что движет этим человеком? Страсть к деньгам, патологическая жестокость?

Словно догадавшись, что мысли Савина обращены к нему, Аким взглянул на капитана в упор и тут же отвел глаза.

— Ну что ж, теперь о наших севастопольских делах, — перешел наконец к главному полковник Тума-нов. — Как вас здесь встретили… товарищи? — Начальник контрразведки усмехнулся.

— Пока все хорошо, — ответил Аким.

— Ну а главное, то, ради чего мы вас вызвали в Севастополь?

— Удивительная у нас работа! — засмеялся Аким. — Бывает, землю под собой роешь, чтобы выяснить какой-то пустяк, под удар себя ставишь, а в итоге — пшик! А на этот раз… В общем, имею удовольствие доложить, что человек, разыскиваемый в связи с известными событиями на большевистской явке в Симферополе, прожинает здесь. Адрес я установил. Зовут его Николай.

— Но почему вы уверены, что это именно тот человек? — спросил Савин. Он все еще не верил в удачу.

— Во-первых, словесный портрет, — отозвался Аким. — Во-вторых… Он появился здесь на следующий день после провала в Симферополе. Согласитесь, что такие совпадения маловероятны.

— Кто хозяин квартиры? — спросил Туманов.

— Хозяин — отставной боцман, он не представляет для нас интереса, — ответил Аким. Скороговоркой добавил: — Вместе с боцманом живет его внучка.

Туманов и Савин переглянулись, как бы сверяя впечатления: им показалось, что агент чего-то не договаривает, и это настораживало.

— Не знаете, почему он остановился именно там? — спросил Савин.

— Боцман был знаком с его отцом. Раньше этот Николай жил в Севастополе. — Какая-то нервная, по- прежнему непонятная торопливость звучала в голосе Акима. — И вот что любопытно. Я сообщал Василию Мефодиевичу, что подпольщики ждут некоего Петровича. Думаю, что ждет этого человека и Николай. Фактов у меня нет, но знаете — интуиция подсказывает…

— Значит, опять Петрович… — медленно проговорил Туманов. — Видимо, он и прочитал шифрованное объявление Николая в Симферополе, согласны, Василий Мефодиевич?

— Вполне возможно. Скорее всего, именно так.

— Да, конечно, так, — как бы подводя черту под своими размышлениями, вздохнул Туманов. — Ваши соображения, капитан?

— Думаю, кому поручить слежку за Николаем. Чтобы и на этот раз не ушел…

Туманов чуть помолчал, посмотрел на Савина.

— А ведь уйдет, Василий Мефодиевич. Опять уйдет, — мягко, даже ласково проговорил он, и тут же в голосе его прозвучали отметающие нотки. — Нет! Никакой слежки!

— Но как же… — удивился Аким, — как мы узнаем?

— А с вашей помощью, — Туманов легко встал, прошелся по комнате. — Подполье — вот единственный ключ! Туда обратился за помощью Николай. И еще не раз обратится! Значит, ваша задача — знать обо всем, что происходит в подполье. Мне нужен Петрович. Я понимаю, как это трудно, но что делать — мне очень, очень нужен Петрович!

Начальник контрразведки подошел к буфету, достал рюмки и бутылку старого шустовского коньяка.

— Выпьем, — едва ли не весело сказал он, разливая коньяк, — выпьем за удачу! И, кроме того, это подкрепит наши силы перед дальнейшим разговором…

Они выпили. Аким поперхнулся, пробормотав извинения, поспешно вышел.

— Положение у него и впрямь не из легких, — произнес Савин.

— Не жалейте его, капитан. Это все-таки мразь. — Осторожно, двумя пальцами, полковник взял рюмку Акима, брезгливо отставил ее на край стола. — Вы думаете, зачем он вышел? Понял, что мы заметили его недоговорки и решил взять тайм-аут — хочет собраться с мыслями.

— Ну, это он напрасно! — покачал головой Са-вин. — Куда он денется?

— Да вот и я так думаю…

За дверью послышались шаги — возвращался Аким.

Накинув на плечи пушистую шаль, Вильчевская сидела в глубоком кресле тихо, не шевелясь, лишь рука ее осторожно поглаживала задремавшего на коленях кота. Близорукие глаза генеральши задумчиво щурирись, время от времени она легко, едва слышно вздыхала…

Вера читала негромко, ровно и четко — именно так, как просила ее Вильчевская. Обычно она и сама увлекалась книгой, забывая, что читает вслух, не для себя и тогда оживали слова, сходили с книжных страниц люди, и комната превращалась то в бальзаковский Париж минувшего века, то в диккенсовский Лондон…

Но сегодня, сейчас, Вера не вдумывалась в смысл прочитанного: она опять и опять возвращалась к событиям минувших дней, с новой силой переживала их, осмысливала, пытаясь разобраться в своих чувствах.

Как забудешь, что позволила Мите тогда, после ухода Журбы, по сути дела, объясниться? Если бы она любила его… Но как ни искала в себе Вера готовности сделать хотя бы шаг навстречу Митиным чувствам, — найти не могла. Все перепуталось, перемешалось, и невозможно было отделить истинное от внушенного, придуманного… Как лесное озеро после грозы не сразу возвращает своим водам естественную прозрачность, так чувства наши обретают необходимую ясность, лишь отстоявшись в душе… Вера хотела немедленно и точно разобраться во всем, не догадываясь, что ничего, кроме еще большей путаницы, кроме ненужной боли это не принесет и принести не может. И если, в конце концов, она заставила себя не думать пока о неразрешимом, то были на это свои весьма и весьма важные причины.

В этот день ее ждали в Ушаковой балке. Назначая встречу, Ермаков предупредил, что Веру будет ждать человек, от которого во многом зависит ее дальнейшая работа…

— Вера! Дитя мое, что с вами? — донесся вдруг голос Вильчевской. — Я дважды окликнула вас, а вы не слышите…

Вера, вспыхнув, оторвалась от книги, а вернее, — от своих мыслей, посмотрела на генеральшу.

— Вы чем-то расстроены, Вера?

— Нет… — Вера не знала, что отвечать. — Я плохо читала?

— Как бы это правильнее сказать… — Вильчевская погладила кота, — вы читали не так, как обычно. Вы читали, но… вас не было здесь. Понимаете?

Окончательно смутившись, Вера молчала.

— Может быть, вам просто чужда проза мадам де Сталь? — спросила Вильчевская. — Не нравится?

— Я недостаточно хорошо знаю ее…

— Ничего удивительного, — вздохнула Вильчев-ская. — Курс гимназии почему-то относит серьезные, полезные молодежи книги к нежелательным. — Она удобнее села в кресле, потревоженный кот спрыгнул с колен и, недовольно фыркнув, вышел из комнаты. — Какие мы важные! — засмеялась генеральша. — Сама не пойму, за что люблю это ободранное чудовище. Ах, Вера, — опять засмеялась генеральша, — иногда мне кажется, что эта хитрая бестия, Гришка, уверен, будто все в доме и мы с мужем тоже созданы лишь для него одного — такая неблагодарность и неучтивость!

Вера поняла: Вильчевская говорит это с одной лишь целью — дать ей время прийти в себя, собраться с мыслями.

Вильчевская откинула на спинку кресла голову.

— Знаете, Вера, великий Пушкин весьма ценил мадам де Сталь. А всесильный Наполеон панически боялся ее! Да, но я отвлеклась. «Коринна и Италия»… Почему я попросила вас читать именно этот роман? Дело в том, что герои его совершают путешествие по Италии — памятники старины и искусства Рима, Венеции, Неаполя… Я не раз бывала там. И когда перечитываю… — Вильчевская запнулась, губы ее дрогнули, лицо на миг запечалилось, — когда я вновь слушаю этот роман, мне кажется, что я возвращаюсь в Италию… А это все равно, что вернуться в молодость. Вот так, Вера. Не утомила вас своими разговорами?