Знакомая фигура с бумажным пакетом в руке показалась на выходе из здания заправки только через десять минут. Ханс, дожевывая что-то, отдал нерусскому чек с какой-то мелочью и, садясь за руль, передал мне пакет.

– Ешь сейчас, пока не остыло.

– Это мне? Спасибо, – я взяла пакет.

Внутри обнаружились два пирожка в целлофановых пакетах каждый, салфетки и газета. Я развернула газету, пролистала пару рекламных страниц с земельными участками в Подмосковье и компаниями окон и дверей и уткнулась в новостные сводки. Заголовок первой гласил: «ДОЧЬ КИРКОРОВА ОТКАЗАЛАСЬ ОТ ОТЦА», и я перевернула страницу. Следующие были о состоянии экономики в России, и, не сумев вынести такой шквал депрессивных вестей, я перевернула очередной лист. Следующие статьи были более полезны. Я быстро пробежала их глазами, не читая целиком (особенно антропонимы), а лишь цепляясь за главные слова. Долистав газету до следующих рекламных объявлений, я сложила ее пополам дважды и отложила в сторону.

– Какие-то шишки сегодня-завтра должны приехать в Нижний Новгород.

– И?

– Там все начеку. Копы, боты… небось какую-нибудь дополнительную систему безопасности с собой притащили. В общем, гиблое это дело. Надо либо ждать, либо объезжать это место.

– У нас нет времени.

– Значит, объедем.

– Покажешь.

– Покажу, – согласилась я. Можно было ничего и не говорить, но это не в моем стиле. К тому же еще успею намолчаться – меня ждут пирожки.

Один был с черничным джемом, который по температуре напоминал нечто среднее между магмой и температурой воздуха в классной комнате в мае, когда одна из одноклассниц говорила, что ей дует с окна. Я тут же обожгла язык. Стандартное явление. Следующий был с каким-то мясом, но каким именно я понять не могла. Могу лишь сказать, что даже если бы оно было человечьим, меня бы это вряд ли остановило.

Закончив с этими двумя, я вытерла руки салфетками и весь мусор сложила обратно в пакет. Теперь мне хотелось либо неспешно рассуждать о чем-либо вслух, либо смотреть на пробегающие за окном деревья, поля и дома. Пожалев водителя, я выбрала второе.

Спустя какое-то время уже ни о чем не хотелось думать. Двигатель монотонно шумел, мимо проезжали другие машины. Автомобиль периодически потрясывало (отдельное спасибо дорожникам данного района), но он продолжал уносить мое и без того потерявшееся тело все дальше.

Какие будут в смертном сне мечты,

Когда мятежную мы свергнем бренность,

О том помыслить должно.

Трагическая история о Гамлете, принце датском,

Уильям Шекспир

– Вот скажи мне, Ханс, какие тебе снятся сны?

Одинаково грязный коричнево-серый пейзаж за стеклом мне уже порядком надоел, а вот снисхождение и жалость к водителю поутихли, оттого я переключила все свое внимание именно на него. Мы медленно приближались к Владимиру.

– Как и всем, пожалуй.

– Ну, некоторым вообще не снятся сны. Или снятся, но очень редко. В то время как другим людям ежесуточно. А у тебя они цветные? Или черно-белые? И от первого лица или от третьего? А снилось ли тебе когда-нибудь, что ты другого пола? А расы? Или даже вида?

– Обычные сны, как у всех.

– Но… Я же только что сказала, что всем снятся разные сны. Хочешь отвязаться от диалога?

– Да. Буду рад, если ты…

– Без боя не сдамся.

– Ладно. Что может тебя отвлечь?

– Беседа по душам? Обсуждение последних событий? Разговор о твоем прошлом? Или об охотниках.

– Я имею в виду книгу. Или журнал.

Машина остановилась на парковочном месте вдоль обочины.

– Нет, меня укачивает, если я читаю в машине. Сегодня явно не твой день. Поблизости есть камеры? В смысле раньше не было, но их могли поставить.

«Художник» вышел, осмотрелся, наклонился обратно к салону и оповестил:

– Нет, выходи.

Я медленно вылезла из машины, воровато пригибаясь и оглядываясь. В окнах домов никого не было, прохожие почти отсутствовали – никаких угроз. Разворачивая карту на ходу, я прошла несколько метров до двери, за которой находилась лестница, ведущая вниз. На ней был постелен линолеум, и я боялась, что поскользнусь на нем, но мне повезло. Ханс от меня не отставал, и вскоре мы оба оказались в небольшой комнатке, освещаемой болтающейся на проводе лампочкой. Я подошла к металлической решетке с дряхлой деревянной стойкой и, так как никого за ней не застала, просунулась в окно упомянутой решетки и дотянулась до звонка, какие обычно ставят в гостиницах. Хозяин явно убрал его подальше, чтобы его не беспокоили, но мне это не помешало. Звонок раздался трижды и готов был раздаваться дальше, но тихий старческий голос заверил нас, что его обладатель уже идет. Я убралась из окошка, и к стойке с той стороны подошел низенький дедок в старых очках.

– Чем могу быть полезен? – прохрипел он нам.

– Здравствуйте. Я прошлой весной оставляла некоторые вещи у вас в ячейке номер, – я нашла нужные числа на карте рядом с названием города и адресом ячейки, – пятнадцать двадцать один. Хочу забрать все.

– Конечно, пароль?

– Двести восемнадцать, шестнадцать.

Дедок сверился с записями в журнале с пожелтевшей бумагой, хмыкнул, и ушел туда, где был до того, как пришел к стойке. Спустя минут десять он вернулся с плотным черным пакетом.

– У вас оплачено еще на два года, уверены, что хотите забрать? Мы не…

– Не возвращаете деньги, да, я знаю и очень хочу забрать свои вещи.

– Ну смотрите сами, – он просунул пакет в окошко. Я взяла его, быстро проверила содержимое и решила, что все в порядке.

– Всего доброго, дедуль.

– Заходите еще, – просипел он напоследок.

Когда мы оказались на улице, то первое, что я осознала, – пошел снег. И не мелкий, а очень крупный, плотный, огромными хлопьями. Если он не закончит идти до завтра – в этой местности вырастет полуметровый сугроб снега.

– Теперь еда, – раздалось над ухом. Я не говорю, что меня легко отвлечь, просто только что я засмотрелась на снег и забыла о существовании человека, благодаря которому я этот самый снег сейчас созерцаю.

– Сейчас?

– Ну мы ведь не будем останавливаться в Новгороде?

– Хм, и то верно. Ладно, если их еще не закрыли, – протянула я задумчиво, двигаясь к последнему дому на этой улице перед перекрестком. С приятным удивлением я заметила старую знакомую вывеску. – О! Иди-ка сюда, – я толкнула деревянную дверь, и в лицо мне ударила волна теплого воздуха.

Внутри ничего не изменилось с моего прошлого визита: те же деревянные столы, стулья, плохое освещение и чудесный запах, напоминающий запах черничного пирога. За стойкой с кассой, прямо на стуле спал мой давний знакомый. Я тихо подкралась к стойке, стараясь не наступать на скрипящие половицы, наклонилась и сказала ему прямо в лицо:

– Что-то плохо у вас в городе с обслуживанием, – он подскочил, уронил стул, на котором спал, и отшатнулся к стене, – куда ни зайдем – везде все спят, отлынивают… Здравствуй, Алексей. Давно не виделись.

– А-алиса? Ох, вот кого, а тебя я увидеть здесь не ожидал…

– Да? – я позволила себе разогнуться и встать относительно прямо, – это еще почему?

– Тебя разве не пытались убить?

– Н-да, слухи между всякими магами, чародеями и колдунами разносятся действительно быстро, – я глянула на Ханса. Он стоял и не вмешивался, по-моему, он даже не дышал и вообще слился со стеной прямо за спиной. Думаю, до этого ситуации, где кто-то говорил, а он сначала стоял и не «отсвечивал», а затем выбивал все зубы жертве (или вовсе отправлял ее на тот свет), были частым явлением в его жизни. – Но, как видишь, жива-здорова, спасибо, что поинтересовался. Михаила позови.

– С-сейчас… – парень умчался по лестнице наверх.

– За что ты с ним так?

– А, работал на государственный отлов когда-то. Только поэтому, собственно. Потом отправили его как-то в горячую точку с другой группой, а в горячей точке Миша хозяйничал. Я там с ним за компанию была, как и Бэзил. В общем, друг наш весь отряд там положил, мелкого еле спасли. А он в состоянии аффекта продержался немало, даже имени назвать не мог, все трясся, шептал что-то… Миша и его убить хотел, да я не дала. Да, враги. Но нужно же и человеком оставаться. Так и пошло, надавила я Мишане на совесть и повесила на его шею это чудо, выведя обоих из крупной игры навсегда. Больше по горячим точкам ни один, ни другой не таскается.