— В конце концов, не слишком ли большое значение придаем мы всему этому? — спросил Гинзбург. — То, что составляет огромную важность для Хургесов, — для нас, да и для всех других, возможно, не стоит выеденного яйца…
Корреспондент аккуратно свернул письмо и спрятал его в карман.
— Во всяком случае, возвратившись из Аргентины, а может быть и раньше, я уведомлю вас о своих успехах. Сфотографировать письмо мы еще успеем.
Траулер сильно качало, поднялся ветер. Капитан перешел в рубку и принял команду.
Азорес искал улицу, на которой проживал Хургес. Хмурые люди подозрительно осматривали хорошо одетого Азореса и молча показывали направление — с каждым разом все более в глубь трущоб рабочего квартала. Азорес был немного встревожен. Что бы это значило? Тот, кто бросил бутылку, путешествовал на «Левиафане» — на пароходе богачей. Какие же дела могли быть у состоятельного бизнесмена, трагически погибшего в океане, с людьми этого предместья?
С большими трудностями Азоресу наконец удалось найти улицу, которую он искал. Невеселое место — возле кладбища бедноты и нового здания тюрьмы. «Что же, власти были предусмотрительны, устроив кладбище и тюрьму именно в этой части города. Забота о рабочем населении квартала: приблизить места «общего пользования», с которыми оно чаще всего имеет дело», — подумал Азорес.
Вот и дом № 344, если только эти развалины можно назвать домом… Позвонить? Нет звонка. Дверь полуоткрыта. Постучал… Никто не отвечает. Азорес постучал сильнее и, не ожидая ответа, вошел в комнату. Старый косматый пес хрипло залаял на Азореса и из последних сил приподнялся на передние лапы. Задние были парализованы.
— Кто здесь? — услышал Азорес грубый старческий голос и повернулся.
В темном углу сидела старая женщина в лохмотьях. Она смотрела в пустоту невидящими глазами.
«Ну и обстановка!» — подумал Азорес.
— Скажите, будьте добры, здесь ли живет дон Хургес? — спросил Азорес, приближаясь к старухе.
Усмешка растянула ее беззубый рот. Длинный крючковатый нос почти касался острого, поднятого кверху подбородка.
— «Дон», — издеваясь, передразнила она. — Разве доны живут в таких халупах?
— Вы все-таки не ответили на мой вопрос.
— Нет здесь никакого Хургеса, — сердито прошамкала старуха.
Азорес приуныл.
— Но, возможно, он жил здесь? Вы сами давно живете в этом доме?
— Семьдесят шесть лет, — ответила старуха.
— И никогда не слышали о Хургесе?
— Может, и слышала. За семьдесят шесть лет о ком не услышишь. Да вы-то кто такой и что вам нужно? — спросила она подозрительно, и ноздри ее зашевелились, словно обоняние могло заменить ей зрение.
— У меня письмо к Жуану Хургесу. Очевидно, от его брата, который погиб во время крушения «Левиафана». Письмо было обнаружено в бутылке и благодаря счастливому случаю оказалось в моих руках.
Старуха с интересом прислушивалась. Азорес следил за выражением ее лица. Очевидно, она все-таки знает Хургеса.
— Подойдите ко мне, я вас ощупаю, — неожиданно сказала она после минутного молчания.
Азорес выполнил эту странную просьбу. Старуха старательно ощупала рукав его пиджака, заставила наклониться и быстро провела сухой морщинистой рукой по лицу от лба к подбородку.
Осмотр, очевидно, удовлетворил ее. Подумав, она промолвила:
— Да, вы испанец. И вы недавно сюда приехали…
Азорес не мог уразуметь, из чего она сделала такой вывод, однако не отважился спросить об этом.
— Уверяю вас, что я не обманываю и пришел к вам как друг, — горячо сказал Азорес. Видя, что старуха начинает сдаваться, он рискнул открыть карту, которая могла решить игру в его пользу. — Я корреспондент коммунистической газеты «Барселонский пролетарий».
Эффект превысил его ожидания. Старуха выпрямилась и сурово спросила:
— Вы говорите правду?
Коммунист Азорес горячо и искренне произнес старинную испанскую клятву, и это произвело должное впечатление. Старуха обратила лицо на звук его голоса и молвила:
— Я вам верю.
Азорес вздохнул с облегчением:
— Дайте мне вашу руку.
Азорес сильно пожал руку старухи.
— Нам надо быть осторожными, очень осторожными, — продолжала она, покачивая головой, — особенно такой слепой бабе, как я. Вокруг шпионы и изменники. Если бы я вовремя отрезала себе язык, Жуан Хургес, возможно, не был бы там, где он теперь.
Старуха скорбно наклонила голову. Очевидно, она уже однажды проговорилась и этим погубила Хургеса.
— Где же он? — спросил Азорес.
— Там, куда вам не добраться, — ответила старуха. Она указала на окно, через которое была видна крыша новой тюрьмы. — Ко мне однажды вот так же пришли и спросили: «Товарищ Хургес у вас проживает?» И я, старая дура, поймалась на слово «товарищ».
Азорес смутился. Обстановка усложняется… Тот, кого он искал, сидит за толстыми стенами тюрьмы…
— Скажите, с ним действительно никак невозможно увидеться?
— Если бы вы были прокурором или начальником тюрьмы, то могли бы видеться с ним ежедневно, — ответила старуха. — А так… — Она печально покачала головой.
— Но у него должны же быть друзья! Они могут мне помочь. Вы не знакомы с кем-нибудь из них?
Старуха вновь насторожилась и взглянула на Азореса своими белесыми невидящими глазами, словно надеялась прочесть замыслы Азореса сквозь пленку катаракты.
— Я понимаю вас, — сказал Азорес. — Вы боитесь открыть конспиративную квартиру. Но встреча может произойти у вас. Здесь достаточно безлюдное место, и товарищи могут убедиться, что «хвост» шпиков не тянется за мной. Можно назначить свидание и в другом месте — где хотите. Назначайте час и место.
Старуха минут пять молчала. Азорес уже стал терять терпение.
— В воскресенье в десятом часу вечера на кладбище, возле часовни, — неожиданно сказала она, не глядя на него.
Азорес поблагодарил ее, пожал руку и вышел. Потом вернулся и немного растерянно обратился к старухе:
— Простите меня за мое желание помочь вам и не поймите этого превратно. — Он сунул ей кредитки. — Здесь двадцать пять долларов.
— Чтобы не обижать вас, я возьму, но не сейчас, а потом, после свидания.
Он понял ее. Эти деньги могли стать ценой предательства, если бы Азорес оказался шпионом. Старуха имела право быть недоверчивой к людям.
Азорес вышел.
Азорес был молод, горяч и обладал живым воображением. Он строил самые смелые проекты свидания с Хургесом и даже его освобождения. Может быть, выдать себя за священника из Испании и пройти к Хургесу под видом исповедника? Но в тюрьме свои исповедники… Подкоп? Похищение с тюремного двора на самолете? Подкуп? Азорес вспомнил несколько историй трудных тюремных побегов. Воображение разгулялось. С этими мыслями он уснул и видел во сне какие-то мрачные подземные ходы, лестницы, решетки…
Дни, оставшиеся до встречи на кладбище, он использовал на сбор материалов для своих газет. В эти дни в Буэнос-Айресе разразилась стачка рабочих и служащих городского транспорта. Азорес успевал всюду, не забывая и про Хургеса. «Странная фамилия, — думал он, — звучит для иностранцев как испанская, однако не испанская. Хургес… Кем бы он мог быть?»
Наконец настал день свидания. Азорес пришел немного ранее и стал бродить по кладбищу.
«Классовые привилегии не кончаются и со смертью», думал Азорес. Вчера ему случилось побывать на кладбище аристократов и богачей. Там мраморный город: мавзолеи, фамильные склепы, часовни, широкие, усыпанные желтым песком дорожки, цветы. Настоящая выставка! Здесь же, на кладбище бедноты, простые деревянные кресты, так тесно поставленные один возле другого, что между могилами трудно пройти. Такое же перенаселение, как и в рабочих кварталах. Труп не успевал сгнить, а в его могилу хоронили другой… Вот могилы и без крестов. На иных — только столбик с надписью, красная ленточка, свежий венок из красных маков… На сером могильном камне вырезаны серп и молот.