Постепенно выяснилось, таким образом, что, когда они приближались к какому-нибудь дому, Рольфу лучше идти одному, а Куонебу держать Скукума на привязи. Собаки волновались меньше, когда подходил Рольф. Вспоминая, как сам он поступал в прежнее время, когда в деревню его заходили прохожие, Рольф всегда предлагал свои услуги за хлеб. Он заметил, что дела его идут всегда успешнее, когда он обращается к женщинам, живущим на ферме, и улыбаясь говорит с ними на чистом английском языке, который в устах индейца производил большое впечатление.

— Уж раз ты сделал меня индейцем, Куонеб, — сказал он после одного из таких эпизодов, — дай мне в таком случае и подходящее имя.

— Да! Хорошо! Это не трудно. Будь Нибовака, то есть мудрый.

Они проходили ежедневно по двадцать-тридцать миль, избегая поселений, находившихся по берегам реки. Так миновали они Ольбани и на десятый день пришли к форту Эдвард и в первый раз увидели великий Гудзон. Здесь они оставались недолго и, пройдя Гленский водопад, миновали на одиннадцатый день своего путешествия старый, заброшенный форт и, наконец, увидели перед собой обширное озеро Джордж с лесистыми берегами и виднеющимися далеко на севере горами.

Будь только с ними пиро́га, которую они оставили на Пайпстевском пруду!

Мысль эта пришла им в голову, когда они увидели воду, и Рольф припомнил, что озеро Джордж примыкает к Чемпленскому озеру, откуда можно пробраться в какую угодно глушь.

Они сделали привал, как делали его уже раз пятьдесят, и принялись за еду. Голубые воды, плеск которых слышался вблизи, манил их к себе и вдохновлял. Когда они пошли затем вдоль берега, Куонеб указал на видневшийся след и сказал:

— Олень!

Он не выказал при этом такого волнения, как Рольф. Они чувствовали себя вполне довольными, так как добрались до окраин обетованной земли. Пора было приниматься за дело и найти хороши участок для охоты, на который никто не мог бы предъявить своих прав.

Они сидели и молчали. Куонеб весь погрузился в собственные свои мысли, припоминая древний закон лесов, по которому каждый из участков предназначался тому охотнику, который первый пришёл туда. Рольф же ломал себе голову над тем, как добыть лодку, капканы, топоры и необходимые припасы. Он первый прервал молчание.

— Куонеб, нам необходимо иметь деньги, чтобы купить себе всё, что нам нужно. Теперь начинается жатва, и мы можем достать работу на целый месяц. Мы прокормимся за это время и получим достаточное количество денег, да вдобавок познакомимся с этой местностью.

— Ты Нибовака, — был ответ.

На пути своём они встречали очень мало ферм, и все они были разбросаны на далёком расстоянии одна от другой. На берегу озера они нашли всего две. Дорогу к ближайшей Рольф нашёл по несжатому ещё полю. Здесь они встретили крайне неприятный приём, начиная с собаки, которая бросилась на них из-за кустов, до разговора с фермером. «Он не желает больше иметь у себя грязных индейцев. В прошлом году у него было два из Сент-Реджина. Оба пьяницы и негодяи».

Следующая ферма принадлежала толстому голландцу, который в эту самую минуту находился в критическом положении: поздний сенокос, слишком рано поспевший овёс, заросший сорной травой картофель, заблудившиеся где-то коровы и, наконец, предстоящее прибавление семейства… И вдруг в минуту такой страшной заботы в дверях дома его показываются два медно-красных ангела-избавителя.

— Умеете работать?

— Умею, я всегда жил на ферме, — сказал Рольф, показывая руки; грубые и большие для его лет.

— А можете найти моих коров? Они заблудились, нигде не могу найти.

— Найти коров? Отчего не попробовать!

— Я дам два доллара тому, кто их скоро найдёт.

Куонеб отправился в лес на поиски, а Рольф с мотыгой на картофельное поле, но тут же остановился, услыхав страшную суматоху, поднявшуюся среди кур. Оказалось, что Скукум снова принялся охотиться на мнимых куропаток. Спустя минуту он был самым постыдным образом посажен на цепь, с которой его не спускали в течение всего пребывания путешественников на ферме.

К вечеру вернулся с коровами Куонеб и когда рассказал Рольфу, что видел в лесу пять оленей, у того в глазах даже блеснул огонёк

Три дойные коровы, которых не доили два дня — дело серьёзное и требующее немедленного внимания в хозяйстве. Рольфу приходилось доить пять коров по два раза в день, пять лет подряд. Ван-Трёмперу достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в его опытности.

— Хорошо, хорошо! Я пойду теперь кормить свиней.

Он уже подходил к хлеву, когда его догнала белокурая, краснощёкая девочка.

— Папа, папа! Мама говорит… — дальше не было слышно, что она сказала.

— Боже мой! Боже мой! Я не думал, что это так скоро, — воскликнул толстый голландец, следуя за девочкой. Спустя минуту он вышел из дому; весёлое, добродушное лицо его было теперь серьёзно и чем-то озабочено.

— Послушай, ты, большой индеец, умеешь ты грести на лодке?

Куонеб утвердительно кивнул головой.

— Ступай сюда! Аннета, приведи сюда Томаса и Хендрика!

Отец взял на руки двухлетнего Хендрика, а индеец шестилетнего Томаса; двенадцатилетняя Аннета, чувствовавшая какую-то смутную тревогу, следовала за ними. Когда они пришли к озеру, детей посадили в лодку; тут явилось некоторое затруднение: отец не мог оставить жену и ехать с ними. Надо было отправить детей с индейцем.

— Можешь ты отвезти детей в тот дом на другой стороне озера и привезти сюда миссис Каллан? Скажи ей, что Марта Ван-Трёмпер просит её приехать поскорее… очень нужно.

Индеец кивнул головой. Отец колебался с минуту, но, посмотрев внимательнее на индейца, успокоился. Какое-то внутреннее чувство подсказало ему, что этому человеку можно довериться и он, несмотря на плач детей, оттолкнул лодку от берега.

— Береги детей! — сказал он уходя.

Ночлег для индейцев устроили в обширном бревенчатом сарае с крышей, где было много сена, и дали им одеяла. Они были более чем довольны, так как добрались до окраин дремучих лесов с их дикими обитателями. Не проходило ни одного дня и ни одной ночи без того, чтобы они не убеждались в присутствии этих обитателей.

Один конец сарая был отгорожен для кур; в первую ночь появления медно-красных людей они сладко спали. И вдруг не только куры, но и новые рабочие проснулись внезапно от громкого кудахтанья, которое скоро прекратилось. Можно было подумать, будто одной из кур приснился худой сон, и она упала с насеста, но, успокоившись, вернулась снова на прежнее место. На следующее утро в углу курятника нашли наполовину съеденное тело одной из этих высокоценимых поставщиц яиц. Куонеб внимательно осмотрел безголовое туловище, затем пол и произнёс одно только слово:

— Норка!

— Почему не вонючка? — спросил Рольф.

— Вонючка не может взобраться на насест.

— Тогда хорёк.

— Хорёк высасывает только кровь и убивает сразу трёх, четырёх.

— Енот?

— Енот унёс бы курицу с собой, также лисица и дикая кошка, а куница не забирается ни в какое строение ночью.

Не было, следовательно, сомнения в том, во-первых, что это норка, а во-вторых, что она скрывается где-нибудь поблизости, пока мучения голода не заставят её забраться в курятник. Куонеб прикрыл камнями курицу таким образом, чтобы к ней можно было подойти только с одной стороны, где он поместил капкан.

Ночью они проснулись от пронзительного визга и сочувственного клохтанья кур.

Поспешно вскочили они на ноги и с фонарём отправились в курятник. Рольф увидел там зрелище, от которого у него чуть волосы не встали дыбом. Норка, большой самец, попала в капкан одной передней лапой. Она билась, как бесноватая, терзала зубами то капкан, то мёртвую курицу, то свою собственную, попавшую в капкан лапу, то вдруг подымала пронзительные вопли, затем снова начинала бесноваться и бросалась на капкан, оскаливала острые белые зубы и принималась грызть металл ранеными и окровавленными челюстями, плевалась, шипела и ворчала. Увидя входящих врагов она повернула к ним свою морду с выражением неописанного страха и ненависти, злобы и ужаса. При свете фонаря глаза её сверкнули зеленоватым огнём, и она, удвоив усилия, сделала новую попытку освободиться. Весь курятник был пропитан присущим ей мускусным запахом. Куонеб взял палку и одним ударом положил конец этому зрелищу, которого Рольф не мог потом забыть и впоследствии всегда восставал против того, чтобы зверей ловили такими жестокими стальными капканами.