С тех пор я перестал считать его своим товарищем. При встречах с ним отвечал только на служебные вопросы".
Опять перед нами сказочный богатырь, легко поражающий врагов, в том числе и оборотня - бывшего друга-комиссара. Симонову же Жуков по этому поводу рассказывал уже нечто совсем апокрифическое. Будто бы Сталин, когда Тимошенко назвал ему "командира кавалерийского корпуса Жукова" (на самом деле тогда уже заместителя командующего округом) в качестве кандидата на пост командующего на Халхин-Голе, заявил: "Жуков... Жуков... Что-то я не помню эту фамилию". Тогда Ворошилов напомнил: "Это тот самый Жуков, который в тридцать седьмом прислал вам и мне телеграмму о том, что его несправедливо привлекли к партийной ответственности". "Ну, и чем дело кончилось?" - спросил Сталин. Ворошилов, как утверждал Жуков, ответил, что все кончилось благополучно: выяснилось, что для привлечения к ответственности не было оснований.
Я не знаю, как именно проходило то памятное Жукову партсобрание, не знаю, сохранился ли где-нибудь его протокол. Не знаю даже, выступал ли на нем С.П. Тихомиров - один из немногих политработников, кому посчастливилось избежать репрессий в 1937-1938 годах. Зато знаю точно: насчет времени, хода и исхода партсобрания и о посланных Сталину и Ворошилову телеграммах, будто бы приведших к отмене несправедливого решения, Георгий Константинович откровенно врет. Иначе не скажешь. Потому что в автобиографии, датированной 13 июня 1938 года, Жуков прямо писал: "Партвзыскание имею - "выговор" от 28.1.38 г. за грубость, за зажим самокритики (? - что значит сия абракадабра на партийном жаргоне - я не знаю; зажим критики - еще понять можно: не позволяет подчиненным критиковать командира, но что же такое "зажим самокритики"? То ли Жуков не позволял другим критиковать самих себя, то ли каким-то образом подавлял собственные порывы к самобичеванию? - Б,С.), недооценку политработы, за недостаточную борьбу с очковтирательством. Связи с врагами ни у меня, ни у моей жены не было и нет. С 25 февраля 1938 года выдвинут командиром части 6323 (т. е., командиром 6-го казачьего кавалерийского корпуса. - Б.С.). Проходил проверку при отделе, руководящих парторганов ЦК ВКП(б). Приказом НКО No 063 выдвинут заместителем командующего войсками Белорусского военного округа (в связи с этим и была написана автобиография. - Б. С.)".
Легко убедиться, что партсобрание, о котором рассказал Жуков в своих мемуарах, состоялось 28 января 1938 года, еще в бытность Георгия Константиновича командиром 3-го кавкорпуса. И разбирали там наверняка не события полутора- или двухгодичной давности, а итоги полугодичного командования корпусом. Очевидно, за это время Жуков успел своей грубостью и хамством, что называется, "достать" многих командиров и политработников, которые и выступили инициаторами обсуждения его поведения на собрании. И партийная организация, вопреки жуковскому утверждению в "Воспоминаниях и размышлениях", отнюдь не "ограничилась обсуждением вопроса", а вынесла командиру корпуса полновесный выговор. Только вот никаких политических обвинений против Жукова не было. Иначе никто бы не рискнул выдвинуть его командиром самого мощного в Белорусском округе корпуса. Неслучайно Жуков отмечал в мемуарах, что "6-й корпус но своей подготовке и общему состоянию стоял выше 3-го корпуса" и "по своей боеготовности был много лучше других частей" (получается, что 3-й корпус под жуковским руководством так и не успел стать передовым).
Вот о другом пункте обвинений, насчет очковтирательства, Георгий Константинович в мемуарах предпочел ничего не писать. По всей видимости, речь шла о том, что донесения из частей корпуса приукрашивали показатели боевой и политической подготовки, а Жуков к таким донесениям порой относился некритически.
Для Ворошилова, однако, грубость по отношению к подчиненным большим грехом никогда не являлась. Да и очковтирательство было общераспространенным явлением в Красной Армии, как и во всей стране. Вряд ли 3-й кавкорпус как-то особо выделялся здесь в худшую сторону. Что же касается отраженных в выговоре обвинений в "недооценке политработы" и загадочном "зажиме самокритики", то по сравнению с сотнями и тысячами осужденных "заговорщиков" и "шпионов" это была сущая ерунда. Людей для замещения высших командных должностей, освобождаемых арестованными "врагами народа", катастрофически не хватало. Поэтому командир с неснятым партвзысканием, но зато остающийся на хорошем счету у руководства наркомата обороны, в ту пору был вполне приемлемой кандидатурой для выдвижения на новые ступеньки военной иерархии.
Предшественник Жукова в 6-м кавкорпусе комкор Елисей Иванович Горячев был одним из тех, кто судил Тухачевского, Якира, Уборевича и других участников мнимого "военно-фашистского заговора". Через восемь месяцев после суда он получил повышение: был назначен заместителем командующего Киевским военным округом Тимошенко. Однако вскоре на одном из партсобраний Горячеву припомнили дружбу с тем же Уборевичем, Сердичем и другими "врагами народа". Елисей Иванович неизбежного финала ждать не стал, оказаться в шкуре Тухачевского и испытывать предсмертные унижения не захотел. Он просто застрелился. В то время и руководство Белорусского военного округа успело смениться. Преемник Уборевича командарм 1-го ранга И.П. Белов был арестован 7 января 1938 года. Новый командующий М.П. Ковалев, командарм 2-го ранга (один из немногих носителей этого высокого звания, избежавший репрессий) подбирал кадры для замещения освободившихся вакансий в штабе округа. Заместителем командующего по кавалерии был назначен Жуков.
Существует версия, что Георгий Константинович сам оказался причастен к выявлению "врагов народа" и благодаря этому получил индульгенцию всех грехов, в том числе злосчастного выговора, и мощное ускорение своей карьеры. В 1989 году в No 10 журнала "Знамя" писатель Владимир Карпов опубликовал донос на Маршала Советского Союза А.И. Егорова следующего содержания: "НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР тов. ВОРОШИЛОВУ.