После того, как отец окончательно осел в Стрелковщине, его единственными заказчиками стали такие же бедняки, как и он сам. Жуков вспоминал: "Мать часто ездила в город за грузом, а отец с раннего утра до поздней ночи сапожничал. Заработок его был исключительно мал, так как односельчане из-за нужды редко могли с ним расплатиться. Мать часто ругала отца за то, что он так мало брал за работу".
Несмотря на пристрастие к "зеленому змию", Константин Артемьевич Жуков пользовался уважением среди односельчан. Его не раз избирали представителем Стрелковки на волостной сход и ходатаем по общественным делам. Эти должности отнимали довольно много времени, а жалованья за них не полагалось. Вот когда в конце 1902 года Константина избрали полицейским десятским, низшим полицейским служащим, то за эту должность жалованье, пусть скромное, платили. Кстати, в протоколе об избрании десятских был указан и возраст Жукова - 58 лет, что тоже указывает на 1844-й как год рождения Константина Артемьевича.
Когда Егору исполнилось одиннадцать лет, родители решили, что настала пора сыну ехать в город и самостоятельно зарабатывать на жизнь. И Жуков отправился в Москву. О том, как это произошло, Георгий Константинович оставил запоминающийся рассказ в своих мемуарах; "Отец спросил, какое ремесло думаю изучить. Я ответил, что хочу в типографию. Отец сказал, что у нас нет знакомых, которые могли бы помочь определить меня в типографию. И мать решила, что она будет просить своего брата Михаила взять меня в скорняжную мастерскую. Отец согласился, поскольку скорняки хорошо зарабатывали. Я же был готов на любую работу, лишь бы быть полезным семье.
В июле 1908 года в соседнюю деревню Черная Грязь приехал брат моей матери Михаил Артемьевич Пилихин. О нем стоит сказать несколько слов.
Михаил Пилихин, как и моя мать, рос в бедности. Одиннадцати лет его отдали в ученье в скорняжную мастерскую. Через четыре с половиной года он стал мастером. Михаил был очень бережлив и сумел за несколько лет скопить деньги и открыть свое небольшое дело. Он стал хорошим мастером-меховщиком и приобрел много богатых заказчиков, которых обирал немилосердно.
Пилихин постепенно расширял мастерскую, довел число рабочих-скорняков до восьми человек и, кроме того, постоянно держал еще четырех мальчиков-учеников. Как тех, так и других эксплуатировал беспощадно. Так он сколотил капитал примерно в пятьдесят тысяч рублей".
Здесь мне хочется прервать Жукова для короткого комментария. Мышление у маршала, когда он работал над "Воспоминаниями и размышлениями", было вполне социалистическим. Георгий Константинович, похоже, верил, что его дядя исключительно по природной жадности дерет втридорога со своих заказчиков-богатеев, тогда как отец исключительно по причине добросердечия брал очень мало со своих односельчан. На самом деле в обоих случаях действовал законы рынка. Михаил Пилихин мог брать со своих клиентов ровно столько, сколько они готовы были заплатить с учетом качества работы и скорости исполнения заказа. Если бы мастер заломил втридорога, никто бы не стал у него шить шубы - ведь хороших скорняков в Москве и без Пилихина хватало. Точно также сапожник Константин Жуков не мог требовать с нищих крестьян больше, чем они могли заплатить. Иначе они продолжали бы ходить в рваных сапогах или перешли бы на лапти.
Георгий Константинович стремился представить родного, дядю эксплуататором-кровососом и показать читателям, что ничего общего с братом матери никогда не имел и расположением богатого родственника не пользовался. Жуков так описал свое знакомство с Пилихиным: "Вот этого своего брата мать и упросила взять меня в ученье. Она сходила к нему в Черную Грязь, где он проводил лето, и, вернувшись, сказала, что брат велел привести меня к нему познакомиться. Отец спросил, какие условия предложил Пилихин.
- Известно какие, четыре с половиной года мальчиком, а потом будет мастером.
- Ну что ж, делать нечего, надо вести Егорку к Михаилу. Через два дня мы с отцом пошли в деревню Черная Грязь. Подходя к дому Пилихиных, отец сказал:
- Смотри, вон сидит на крыльце твой будущий хозяин. Когда подойдешь, поклонись и скажи: "Здравствуйте, Михаил Артемьевич".
- Нет, я скажу: "Здравствуйте, дядя Миша!" - возразил я.
- Ты забудь, что он тебе доводится дядей. Он твой будущий хозяин, а, богатые хозяева не любят бедных родственников. Это ты заруби себе на носу.
Подойдя к крыльцу, на котором, развалившись в плетеном кресле, сидел дядя Миша, отец поздоровался и подтолкнул меня вперед. Не ответив на приветствие, не подав руки отцу, Пилихин повернулся ко мне. Я поклонился и сказал:
- Здравствуйте, Михаил Артемьевич!
- Ну, здравствуй, молодец. Что, скорняком хочешь быть? Я промолчал.
- Ну что ж, дело скорняжное хорошее, но трудное.
- Он трудностей не должен бояться, к труду привычен с малых лет, - сказал отец.
- Грамоте обучен?
Отец показал мой похвальный лист.
- Молодец! - сказал дядя, а затем, повернув голову к дверям, крикнул: Эй, вы, оболтусы, идите сюда!
Из комнаты вышли его сыновья Александр и Николай, хорошо одетые и упитанные ребята, а затем и сама хозяйка.
- Вот, смотрите, башибузуки, как надо учиться, - сказал дядя, показывая им мой похвальный лист. - А вы все на тройках катаетесь.
Обратившись, наконец, к отцу, он сказал:
- Ну что ж, пожалуй, я возьму к себе в ученье твоего сына. Парень он крепкий и, кажется, неглупый. Я здесь проживу несколько дней. Потом поеду в Москву, но с собой его взять не смогу. Через неделю едет брат жены Сергей, вот он и привезет его ко мне.
На том мы и расстались. Я был очень рад, что поживу в деревне еще неделю.
- Ну, как вас встретил мой братец? - спросила мать.
- Известно, как нашего брата встречают хозяева.
- А чайком не угостил?
- Он даже не предложил нам сесть с дороги, - ответил отец. - Он сидел, а мы стояли, как солдаты. - И зло добавил: - Нужен нам его чай, мы с сынком сейчас пойдем в трактир и выпьем за свой трудовой пятачок".
В общем, все ясно. Богатый шурин свысока, с каким-то хамским снисхождением, второпях разговаривает с бедными зятем и племянником. Даже сесть и выпить стакан чаю с дороги им не предлагает. Дает понять, что уже тем облагодетельствовал живущих в нищете родственников, что взял к себе одиннадцатилетнего Егорку, избавил семью от лишнего рта, да еще и доходному ремеслу его обучит. Словом, показал Михаил Артемьевич свою мироедскую сущность.