— Только тс-с!

Мне хотелось сказать ей что-нибудь хорошее. Ведь любой мальчишка струсил бы на её месте. И я сказал:

— У старших классов есть какой-то закон Джоуля и Ленца. Я тебя возьму в свой закон. Рыжикова — Котенковой он будет. Продержись ещё на истории.

На истории Вера Адамовна сама вызвала Ленчу. Я с «Дневником опытов» залез под парту и стал оттуда пересылать Ленче всё, что выучил дома. Она отвечала не совсем уверенно, но и не запутывалась в датах.

— Рыжиков, вылези из-под парты!

Я засунул «Дневник опытов» за пазуху и вылез.

— Что ты там делал?

Я хотел промолчать, но почему-то гордо заявил:

— Научное открытие!

Все, кроме Веры Адамовны, засмеялись.

— Дай дневник. Продолжай, Котенкова.

Я положил дневник на стол и, когда Вера Адамовна отвернулась, снова залез под парту.

Вдруг Ленча замолчала. Я продолжал передавать, а Ленча всё молчала. Тогда я снова вылез, и Ленча заговорила. Я вздохнул с облегчением. Ей поставили четвёрку, а мне в дневник записали: «Вёл себя вызывающе. Сидел под партой». Но я подумал, что на Галилея тоже гонения были, и успокоился. Я даже решил, что раз опыты удались, можно рассказать о них Петьке и на что-нибудь поспорить. Петька, конечно, не поверил, и мы поспорили. Я на его японский значок, а он на мои бамбуковые палки.

После уроков на школьном дворе я спросил Ленчу:

— Ты почему замолчала? Всё могло рухнуть.

Ленча была весёлой-весёлой. Она сказала:

— Я на секунду вспомнила у доски о своей маме. Помнишь, она просила?

Я стал ругать Ленчу и занёс в «Дневник опытов»:

Молчала, потому что на секунду вспомнила у доски о своей маме. Чуть всё не испортила.

Ленча нагнулась и стала гладить нянечкину кошку. Я подкинул портфель в воздух, крикнул Ленче:

— Завтра я! Учи ботанику с французским! — и побежал на стадион, где уже тренировалось «Торпедо»…

На следующий день, когда начался урок французского, я даже не волновался. Меня вызвали третьим читать наизусть стихотворение.

Я выставил вперёд левую ногу, откинул в сторону руку, выпятил грудь и раскрыл рот, как Пушкин в лицее перед Державиным, но ни одной строчки в моей голове не появилось, хотя Ленча смотрела на меня так, как я её учил, — в упор и даже слегка шевелила губами. Я стоял в торжественной позе под смех всего класса, пока Нелли Петровна не сказала:

— Садись, двойка.

Я сидел, ничего не понимая. Всю перемену кричал на Ленчу и велел ей сократить расстояние. Она пересела на первую парту и испуганно сказала:

— Это… как снежный человек… Говорила?..

На ботанике я мучительно искал ошибку в опыте и подумал, что, если Ленче не хватает напряжения ума, значит, надо его усилить у себя. Я обрадовался, вспомнив заметку в «Технике — молодежи». Там говорилось про то, что в наших мозгах иногда водятся биотоки.

На подоконнике рядом со мной стоял аквариум. За ним горела лампа, согревавшая рыбок.

Я вывернул лампу, помочил палец в воде, зажмурился и всунул его в патрон. Меня трясануло так, что я чуть не вылетел из-за парты.

— Вот ты чем на уроках занимаешься, Рыжиков! Сейчас же иди отвечать!

Набравшись тока, я смело вышел к доске. Ленча усиленно зашевелила губами. Я молчал, уставившись на неё, и наконец уныло сказал:

— Мичурин…

— Ну, ну, продолжай… Положи лампу на стол.

— Мичурин… он… — в голове моей опять-таки не появилось ни одной мысли даже на тройку. — Он… сначала родился… в Мичуринске…

— Допустим. Дальше.

Я вроде Ленчи вспомнил на секунду моего отца и маму, но и это не помогло.

— Он очень любил яблоки и многие другие фрукты и овощи… Он потом захотел помочь…

— Кому?

— Народу, конечно, — я разозлился и выпалил: — Кандиль с китайкой он скрещивал… Сам товарищ Калинин за опыты орден Ленина ему вручил. За научные открытия тоже.

Ленча схватилась за голову.

— Садись. Очень плохо. Это неудивительно при такой дисциплине.

Я пошёл на место, согнувшись от горя. За два дня нахватал замечаний и двоек, проиграл Петьке бамбуковые палки, а опыт не вышел.

Я с надеждой написал Ленче записку.

«Может, ты всё выучила тогда? Вова».

Ленча ответила мне на синей промокашке:

«Я на всякий случай выучила. Лена».

Я, выходя из себя от ярости, написал:

«Марковь пареная!!! Что же ты не сказала!!!»

Ленча ответила:

«Не марковь, а морковь. Ты и не спрашивал».

А после уроков ко мне пристал Петька:

— Пошли к тебе. Я заберу палки. Отдашь?

Мне, конечно, было жалко их отдавать. Я сказал:

— Отдам. Только, чур, уговор. Если учёные докажут, что мысли всё-таки передаются, ты мне вернёшь палки. Идёт?

— Идёт! И значок японский в придачу, — на радостях пообещал Петька.

— Ну пошли!

— Пошли, пошли, — сказал я. И подумал: «А что дома бу-у-дет?..»

Вчера перед самым концом сбора наш вожатый Слава сказал:

— Так вот: и вам и мне надоело занимать третье место по сбору металлолома. Надо сделать рывок и выйти на первое. Летний автопоход по области — не шуточная премия. Очень не шуточная. Ну как, даём рывок?

— Даём! — закричали мы хором.

Когда ребята выбежали из-за парт, Петька дал мне знак остаться в классе. Мы с ним подошли к аквариуму и сделали вид, что наблюдаем за самкой меченосца. Ребята в стороне обсуждали план победного наступления на новые земли, богатые металлоломом. Тогда, прильнув кончиком носа к зелёному стеклу аквариума, Петька прошептал:

— С их планом никогда нам не победить и ни в какой автопоход не пойти. Понял?

— Ага… — сказал я, смотря прямо в глаза самке меченосца. — Ты что-нибудь придумал?

Я догадался, что Петька неспроста отозвал меня в сторону.

— Придумал… Такое! Теперь не то что наш класс, а вся школа завоюет первую премию. Тс-с!

— Что придумал? Говори же! — У меня даже зубы заныли от любопытства.

— Смотри!

Петька расстегнул китель, распорол зубами зашитый кармашек, вытащил из него белую бумагу, развернул её, поднёс к самому моему носу и убрал обратно. Я только успел заметить фамилию Петьки и что на бумаге, перед орденом, большими красными буквами написано: «Пионерская правда».

— Понял? — спросил Петька, и я кивнул головой, что понял, хотя на самом деле ничего не понимал. — С этой бумагой мы завтра пойдём на завод как корреспонденты. Я через забор видел там столько лома, что о-ле-ле!

Я от удивления стоял перед аквариумом с открытым ртом, как будто передразнивал золотую рыбку, потом вслух подумал:

— А почему тогда я твоих статей не читал в «Пионерке» и почему нам лом отдадут на заводе?

— Я тайный корреспондент. У нас всё зашифровано, — сказал Петька. — Клянись — не проболтаешься!

Я презрительно посмотрел на Петьку.

— Ладно. Не обижайся. Сейчас некогда. Я к тётке еду. Завтра после уроков встретимся у булочной. Всё расскажу. Только — тс-с! И насчёт лома узнаешь…

Мы подкинули рыбкам корму и вышли из класса.

На следующий день на уроках и переменках мне не терпелось узнать у Петьки, что он за тайный корреспондент и какой его план поможет нашему классу завоевать первое место по сбору металлолома. Петька только говорил с секретным видом:

— Тс-с! У булочной… Занеси домой портфель и приходи.

После уроков я так и сделал. Петька ждал меня у булочной. Он дал мне пирожок с повидлом и сказал:

— Ты, как я, перехитри пирожок. Сначала съешь тесто, а потом повидло. Кажется, что его много-много.

Я разозлился:

— Что ты мне «пирожок». Давай рассказывай!

— Тс-с. Так вот: я тайный корреспондент. У нас всё зашифровано. Читал на днях в «Пионерке» вопрос? Большие такие зелёные буквы: «Что ты сделал для украшения родного города?» Читал?