По роду своей работы Дженне часто приходилось видеть на подиумах мужчин, демонстрирующих одежду. И хотя многие были моложе и, возможно, красивее, ни один из них и в подметки Спенсеру не годился.

Он вышел из ванной в халате, но она не могла забыть, каким он был без него. Его образ преследовал ее, а ей нечем было отвлечься. Спенсер был рядом.

Они позавтракали в номере. Пока он принимал душ, она позвонила своему секретарю и сказала, что вернется только на следующий день. Потом приняла душ, оделась, и они отправились в Джорджтаун.

Если бы она не испытывала такого сильного желания, этот день прошел бы так же беззаботно и весело, как предыдущие. Но вместе с образом обнаженного Спенсера в ее воображении маячил его маленький самолет, направляющийся утром на юг. Если она забеременеет, у них больше не будет предлога для новой встречи. Может, его к ней и влечет, но он не хочет иметь отношения к ребенку, а она только о нем и мечтает — и теперь больше, чем прежде. Пока Спенсер будет гоняться по свету за своими приключениями, у нее будет его ребенок.

Но он еще не уехал. Она все время напоминала себе об этом — когда он брал ее за руку, улыбался ей, когда многообещающе устремлял на нее взгляд своих синих глаз. Казалось, он не замечал на себе взгляды женщин. Он заставлял Дженну чувствовать себя единственной женщиной на свете. Она впервые узнала это чувство, и потому, когда вечером они зашли пообедать в ресторан и сидели за третьей чашкой кофе, она вдруг поняла, что готова пойти с ним хоть на край света. И когда он спросил, не хочет ли она вернуться в отель, она, не доверяя своему голосу, только кивнула.

Они вошли в номер, сначала она, потом он. Потом, подойдя к ней сзади, он обнял ее.

— Дженна?

Закрыв глаза, она откинулась назад, на него.

Да?

— Я хочу тебя.

К ее бесконечному облегчению, это было заметно.

— Ты мог иметь меня вчера ночью.

— Да, но мне хотелось подождать. Я хотел, чтобы у тебя тоже появилось желание.

Она обхватила его за талию и тихо сказала:

— Оно появилось.

— А ты сделаешь кое-что для меня?

— Смотря что это.

— Я хочу, чтобы ты оставила рубашку в ванной. Я не стану включать свет, если так тебе будет удобнее, но я хочу чувствовать все твое тело.

Двумя днями раньше Дженна наотрез отказалась бы, но тогда она ещё не знала такого острого желания. Стыдливость — естественное чувство женщины, но она мешает получить удовлетворение, которого она ждала от Спенсера. Он был ее любовником. Да, любовником. Больше она не могла этого отрицать. Он хотел видеть ее обнаженной, она сама этого хотела.

— Хорошо.

И он резко вздохнул:

— Правда?

— Правда.

Повернув к себе, он поцеловал ее так нежно, что она могла бы расплакаться, если бы не хотела его так сильно. Желание жгло ее изнутри, сжигало. Вот что он сделал с ней.

Она держалась за воротник его рубашки, когда он поднял голову.

— А ты тоже разденешься?

— Я всегда раздеваюсь.

— Нет, когда я разденусь, одновременно?

— Если хочешь.

— Очень хочу.

Он снова поцеловал ее и начал расстегивать рубашку. Она сбросила туфли и расстегнула ремешок. Потом сняла бриджи. Спенсер расстегивал джинсы, но не отрывал от нее взгляда, и, хотя в комнате было темно, ей казалось, что он видит абсолютно все. Раньше это ее смутило бы, и она все ждала, что к ней вернется стыдливость, но нет, этого не произошло. Ночь была полна чувственности и будто говорила ей, что она все делает правильно. Поэтому она стянула с себя рубашку через голову, отбросила ее в сторону, затем так же поступила с лифчиком и трусиками. Когда она подняла взгляд на Спенсера, он стоял в темноте, такой же возбужденный и обнаженный, как и она.

— Иди ко мне, — тихо позвал он.

Она подошла к нему, бесшумно шагая по ковру босыми ногами, и с часто бьющимся сердцем остановилась перед ним, отчасти жалея, что сумрак скрывает его, отчасти благодарная за это. Он не двигался, и она осторожно коснулась его груди.

— Спенс?

Низким, гортанным голосом он произнес:

— Это то, чего я ждал. Касайся меня, ангел, не стесняйся. У тебя такие нежные руки!

Она нерешительно замерла. Она никогда не проявляла активности в сексе. Но касаться Спенсера казалось так же естественно, как держать его руку. Это было невероятно приятно и возбуждающе.

Рука ее дрогнула у него на груди, и она провела ладонью по его плечу. Ощущение было приятным, и она решилась сделать то же другой рукой. Потом перешла от гладкой кожи на плечах к покрытой курчавыми волосками груди, коснувшись сосков, маленьких и напряженных. Он часто задышал, и это возбудило ее. Ее пальцы легко пробежали по темной поросли, сужающейся к талии. Она положила ладони на его бедра, потом погладила низ его живота.

Он произнес ее имя, так, словно это стоило ему больших усилий. Руки ее замерли, взгляд поднялся к его лицу. Пока она пыталась прочесть его чувства, он издал еще один, придушенный стон.

— Не останавливайся, ангел мой, только не сейчас. Спускайся ниже. Я хочу, чтобы ты потрогала меня и здесь.

Дженна порадовалась, что с ним все в порядке, и продолжила свое восхитительное исследование. Она коснулась его в том месте, где он просил. И поразилась тому, какой гладкой и твердой оказалась его плоть. Она исследовала его обеими руками, пока он не издал стон, напомнивший ей, что остальная его часть все еще ждет. Обняв его, она прижалась к нему обнаженным животом.

Это полное соприкосновение их тел сделало свое дело. Он больше не мог сдерживаться. Он целовал и ласкал ее, вызывая в ней один за другим взрывы острейшего наслаждения, и, когда сам пережил этот невероятный взлет, оставался в ней, пока не восстановил дыхание. Затем, внимательно следя за тем, чтобы она продолжала лежать на спине, он начал все снова. На этот раз он целовал ее всю, везде, исследуя каждый дюйм ее нежного тела, заглушая ее робкие протесты. Дженна была так ошеломлена тем, что можно так долго испытывать невероятное наслаждение, что вскоре прекратила протестовать. Доверяя Спенсеру, она целиком отдалась его ласкам.

Она уже потеряла счет их слияниям. Она уже не думала о том, кто был сверху, сколько времени она лежала неподвижно после акта, не истощилась ли сперма Спенсера.

Она не почувствовала искры зачатия. К утру она погрузилась в такую сладостную истому, что просто не могла ничего услышать. Но она знала, знала! Этой ночью в какой-то момент они зачали их ребенка. Оставалось только подождать две недели, чтобы удостовериться в этом.

Как Дженна и предполагала, очередные месячные не наступили. У нее не было ни отеков, ни болей, обычно сопровождавших месячные. И сделанный дома тест подтверждал факт беременности.

Она была в полном восторге, улыбка не сходила с ее лица, хотя она не всегда это замечала. Теперь у нее будет ребенок, о котором она так мечтала! И еще какой! Ребенок Спенсера должен быть необыкновенным, исключительным. Она дождаться не могла, когда ощутит его в себе. Он должен был появиться на свет в мае. Девять месяцев ожидания казались ей вечностью.

В тот вечер, стоя обнаженной перед зеркалом в ванной, она внимательно рассматривала свое тело. Никаких признаков беременности! Вероятно, первые изменения фигуры появятся только через несколько недель.

Уже лежа в постели с блуждающей улыбкой на губах, она продолжала об этом думать. Она не спешила объявить о своей беременности, предпочитая радоваться этому втайне от всех. Лучше сообщить об этом правлению компании во второй половине срока, и то если это станет заметно. Не все, вероятно, одобрят ее идею стать матерью-одиночкой, но к этому времени она все продумает и сумеет их успокоить.

Итак, правление может подождать — как и ее друзья. Даже Кэролайн она пока ничего не скажет. Но Спенсер? Мысли о нем осаждали ее по ночам. Он звонил ей на прошлой неделе, чтобы узнать, как она себя чувствует, — это был самый радостный момент за всю неделю — и поинтересовался, когда должны наступить ее месячные. Она прибавила к этой дате лишний день, чтобы знать наверняка.