– Об этом-то и разговор… – сказал Данил. – Вы, Оксана, – здешняя связь с общественностью номер один. А поэтому не можете не знать, что пишут о фирме иные газетки…

Пытливо взглянул на нее, но она не подала никаких знаков. Похоже, эта тема, по ее мнению, могла обсуждаться и при наличии гипотетических «жучков».

– Глупости, – пожала она плечами. – Кто эти газетки читает…

– И все-таки. Кое-какое мнение может сформироваться. У определенного процента читателей.

– Вас что, волнует этот процент? – досадливо поморщилась она. – Знаете, это для меня больной вопрос, у меня благоверный как дитятко играет во все эти фронты, да и его сестрица тоже… А потому проблема знакома не понаслышке, несерьезно все это, Данила Петрович.

– И тем не менее, – настойчиво продолжал он. – Должна быть какая-то тактика противодействия…

– А почему вы решили, что такой тактики нет? – серьезно спросила Оксана. – Давно отработана тактика… Продемонстрировать?

– Сделайте одолжение, – кивнул он, заинтересовавшись.

Оксана, бросив на него лукавый взгляд, вышла из-за стола. Лишь теперь обнаружилось, что строгий, напрочь деловой жакетик сочетается с малиновой юбкой-недомеркой, расклешенной и оттого колыхавшейся при каждом движении.

– Теперь сосредоточьтесь, Данила Петрович, и представьте, что вы – это вовсе не вы, а дюжина шустрых мальчиков, газетчиков новейшей формации, созванных на пресс-конференцию, – сообщила Оксана с лукавой улыбкой.

– Представил, – сказал он без улыбки. Она присела на короткий диванчик в углу, закинула ногу на ногу, отчего юбка стала вовсе уж предельно символической, обворожительно улыбнулась и с выверенной насмешкой начала:

– Господа, неужели вы всерьез полагаете, что мы будем это комментировать?

Ну разумеется, разумеется! Целая гора оружейного плутония валяется у нас в подвале, пьяные, как водится, грузчики ворочают его лопатами так, что пыль стоит столбом, а нейтроны разлетаются по всему двору, мерзко пищат и светятся… – Она выпрямилась, как струнка, ухитрилась вроде бы мимолетным движением пальцев одернуть жакетик так, что он обтянул все, достойное внимания. – И, конечно же, каждый, у кого зрение в порядке, тут же определит, что я – классическая жертва радиации. Безусловно, именно так и выглядят радиоактивные мутанты. Вы согласны? – И состроила жалобную гримаску: Господа, ну неужели у вас нет более серьезных занятий, чем читать эти газетенки? Ну что тут прикажете комментировать?

И развела руками с видом оскорбленной невинности. Данил пару раз беззвучно хлопнул в ладоши.

– Вот так, – не без гордости сказала Оксана. – Между прочим, действует безотказно. Присутствующие похохатывают, пытаясь в то же время определить, что у меня под жакетом, а потом наперебой просят у меня телефончик и независимо от того, отошьют их или нет, впоследствии пишут обо всех выдумках народофронтовцев с должной издевкой. Могу показать вырезки, у меня здесь подшито все, что касается «Клейнода»…

– А что делают газетчики женского пола? – по-деловому поинтересовался Данил. – С их-то подсознательной завистью к посторонней красавице?

Затмевающей, бьюсь об заклад, иных репортесс?

– Нормальные газетчики женского пола – особы молодые, эмансипированные и тоже отнюдь не уродки. А потому демократы их мало привлекают – они ж, как на подбор, лишены того мужского начала, какое только и способно взволновать эмансипированных особ…

– Здорово и лихо, – констатировал Данил. – Значит, все сводится к голому фрейдизму?

– Ну, далеко не все, однакож тактика, могу вас заверить, беспроигрышная.

С одной стороны – зацикленные старые мальчики, сыплющие лозунгами и штампами, с другой – неглупая, смею думать, и в меру циничная особа с острым язычком… – Она прищурилась. – А вы не смеетесь… Это мне нравится.

– Помилуйте, – сказал Данил серьезно. – Зачем же смеяться, если эта тактика, как вы заверяете, себя полностью оправдывает? Нужно и дальше ее эксплуатировать без всякого смеха…

В дверь деликатно постучали, и показалась озабоченная физиономия Паши Беседина. Данил поднялся:

– Извините, Оксана, дела…

Послал ей многозначительный взгляд, помахав в воздухе той самой записочкой, быстренько вышел в коридор, тихо приказал:

– Проверишь насчет «ушей», – и показал большим пальцем за плечо, на дверь только что покинутого им кабинета. – Что стряслось?

– Там к вам приехали… – со странным выражением лица сказал Паша и от дальнейших комментариев воздержался.

Шагая за ним следом, Данил пытался в темпе обмозговать весьма интересную мысль: почему Красавина Оксана боится микрофонов? Точнее говоря, почему ей вообще пришло в голову, что в ее кабинете могут оказаться микрофоны? Только потому, что она неглупа? Да нет, должны быть более серьезные причины…

Он энергично распахнул дверь, с кресла в углу неторопливо поднялся человек лет тридцати пяти, в штатском, с неброским лицом субъекта определенной профессии. Не представившись, спросил негромко:

– Здесь можно говорить… свободно?

– Можно, – сказал Данил. – Нужно, чтобы… – сделал выразительный жест, указав на Пашу.

– Желательно.

Данил кивнул, и Паша молча вышел.

– Товарищ генерал-лейтенант считает, что вам имеет смысл взглянуть… – с расстановочкой произнес гость, ухитрившийся так и не представиться.

Расстегнул свою желтую папочку, вынул несколько больших черно-белых снимков и, не выпуская из рук с профессиональной сноровкой, развернул веером, показал Данилу:

– Этого человека вы, случайно, не знаете? Данил всмотрелся – и почувствовал, как сердце мерзко ворохнулось в груди. Стандартные снимки, сделанные, судя по всему, ночью, с сильной фотовспышкой, стандартная мерная линейка, а здесь в кадр попал носок форменного сапога…

– Знаю, – медленно произнес Данил. – И не случайно. Это – Кирилл Николаевич Ярышев, работник фирмы «Интеркрайт», некоторое время назад командированный в наш здешний филиал, то бишь «Клейнод»…

– И он, насколько я понимаю, выполнял те же функции, что и покойный гражданин Климов? Данил, поразмыслив пару секунд, молча кивнул.