– А дело было так, – рассказывал Басенок, уверенно держа руль левой. – Через польскую границу должны были рвануть сразу штук пятнадцать африканцев.

Заплатили они по двести долларов с носа одному шустрому пареньку, помолились своим африканским богам и, благословясь, посреди ночи двинулись в путь.

Водил их паренек по лесу старательно и умело, со всеми мыслимыми предосторожностями. Наконец добрались до границы. Граница как граница, авторитетная: колючка в два ряда, высоченная, к дереву прибита табличка, там череп и кости, по-английски написаны всякие страхи насчет запретов и каторги за нелегальное пересечение… Струхнули сыны свободной Африки, неприятно им стало. Но вокруг вроде бы тишина и симметрия, успокоились, достали припасенные саперные лопатки, проделали лаз под нижней проволокой и поползли на ту сторону. Паренек с каждым душевно попрощался, пожелал счастья в Европе… Ну, на той стороне дождались рассвета и пошли сдаваться пограничникам. Теперь представь ситуацию на этой самой «другой стороне»: идет дедок, гонит себе коровенок, цигарку смолит – и вдруг вылезают на него из кустов пятнадцать перепачканных негров, пляшут вокруг, в воздух чепчики бросают, орут на дикой смеси языцев, как они любят Польшу, просят побыстрее отвести их на ближайший пост… Бумажку тычут, там у них по-польски что-то написано… Дедок чуть умом не рехнулся, пока объяснял им, что никакая это не Польша вокруг, а все еще Рутенская Республика, окрестности колхоза имени литературного классика Явгена Дрозда, а до Польши еще топать и топать… В общем, он, стервец, проволоку протянул всего-то метров на десять в чащобе, поперек двух деревьев… Ночью и не рассмотришь.

– Взяли?

– Ищем. Поди возьми его. И ведь, если возьмем, станет на голубом глазу уверять, будто негров в глаза не видел, а колючку натянул шутки ради. Бывали уже прецеденты. Негры в белых физиономиях разбираются плохо, как мы в китайских, законом не запрещено частным лицам натягивать колючую проволоку посреди общественного леса, а доллары не меченые, их еще отыскать надо…

– А ты думал… – сказал Данил отрешенно. – Изобретательность людская – она и в ваших благополучных палестинах свое возьмет.

«Быть может, все же кокаин?» – тем временем думал он о своем.

Правдоподобно складывается: автоперевозки, исчезновение части файлов, кто-то воспользовался фирмой для решения сугубо личных и абсолютно криминальных проблем, встречалось такое в мировой истории… Стоп, но Климов нашел бы возможность передать порошок Лемке на анализ, это первое, что толковому сыскарю пришло бы в голову… Но если – попросту не успел? Не дали ему такой возможности? А медведя обследовать не догадались? Стыкуется эта версия со всем остальным или нет?

– У тебя фазенда на такой манер? – спросил он, указывая на длинный ряд основательных особнячков из светлого кирпича.

– Поскромнее, – фыркнул Басенок. – Откровенно говоря, и не фазенда вовсе, а обыкновенный деревенский дом. Не озаботился в свое время фазендой, а теперь, выходит, совершенно правильно. Давеча ехал Батька с телеоператорами мимо такого же вот роскошного поселочка, остановился и говорит: «Вы мне вот эти детсады снимите». Они говорят: «Да вы что, Батько? Это ж не детские сады, это дачи». «Да нет, – отвечает им Батька. – Это детские сады, хоть владельцы пока и думают, будто это у них дачи…»

– Серьезно, – сказал Данил.

– А у нас только так…

Он притормозил, посигналил, чтобы убралась с середины узенькой улочки безмятежно разлегшаяся там рыжая собака.

Данил лениво спросил:

– А отсутствие шофера – это тоже следствие невольной здешней скромности?

– Да нет, – ухмыльнулся Басенок. – Люблю сам покрутить. Да и лишние ухи не всегда полезны… Эт-то что…

Он замолчал, даванул на газ, светлая «Волга» прямо-таки прыгнула вперед, попала на колдобину времен Димитрия Самозванца. Данил едва не прикусил себе язык, схватился на пластмассовую ручку над плечом.

Не стоило ничего и спрашивать – достаточно было беглого взгляда на застывшее лицо генерала, гнавшего машину по ухабистой улочке аккурат к тому дому – ив самом деле обычному, деревенскому, дощатому, неотличимому от соседей – где, плотно закупорив дорогу, стояла белоснежная «скорая помощь», и милицейский «уазик», и милицейская «Волга», и две машины без надписей и мигалок. И вокруг роилась небольшая, но плотненькая толпа, которую тщетно пытался рассеять уговорами и широко расставленными руками потный старшина без фуражки, в расстегнутом кителе…

Данил вылез первым – его дверца оказалась ближе к месту действия, а генералу пришлось огибать машину. Но Данил почел за лучшее держаться позади, переместился в сторонку, видя, как замотанный старшина, неловко козырнув и не сразу сообразив, что прикладывает руку к «пустой» голове, начал что-то шептать Басенку на ухо.

И тут его крепенько взяли под локоть:

– Опять мы с вами встретились, Данила Петрович… Интересно, как это у нас получается?

Майор Пацей Максим Юрьевич, чтоб ему пусто было, или, как здесь выражаются, чтоб ему черт под ногами мостик раскидал… С какой-то глупейшей тщательностью Данил в молниеносном темпе составлял словесный портрет: около тридцати пяти… рост средний, телосложение плотное… лицо треугольное… лоб средний, выпуклый… брови прямые… нос короткий, просматривается курносость… Мать твою, да зачем оно?!

– Что-нибудь случилось? – спросил он негромко.

– А как же. Любопытная тенденция прослеживается, Данила Петрович: то ли вы всегда появляетесь там, где что-то случилось, то ли… Извините, это я так, вслух фантазирую… Мы бы не могли прогуляться в сторонке? – Он под локоток повел Данила прямо на зевак, демонстративно их не замечая. Отошел метров на двадцать. – Вы не расскажете ли, как провели сегодняшний день, начиная с раннего утречка?

– А на каком основании?

– Ну, Данила Петрович… – поморщился майор, – Вы же грамотный человек, сами когда-то органы украшали своим присутствием… Прикажете с вами разговаривать официально, приглашать в город, на Стахевича? Будет тот же самый разговор, вот только времени и вы, и я потеряем не в пример больше…