Он взял монету двумя пальцами, показал Паше. Чуть побольше советского пятака, но тоньше, как пишут в протоколах, «белого металла», в двух местах тронута прозеленью. Надписи, похоже, – сплошные сокращения незнакомых слов, такое впечатление, что латынь. На одной стороне – чуть стершееся изображение субъекта с бороденкой а-ля кардинал Ришелье, в гофрированном воротнике и короне, при скипетре и державе, на другой – герб, два одноглавых орла, два всадника… черт, да это же герб Великого княжества Рутенского, вот и дата просматривается… тысяча шестьсот… тысяча шестьсот… а вот дальше не разберешь, цифирки стерлись, не стоит и строить предположения…
Паша недоуменно дернул плечом. Данил тоже ни черта не понял. Монета, похоже, старинная, но Серега, во-первых, нумизматикой никогда не баловался (как и любым другим коллекционированием), а во-вторых, в противоположность многим, никаких талисманов с собой отроду не таскал, не было у него таких склонностей…
– Все, я распорядилась, вам отдадут машину, – сказала Олеся уже с некоторым нетерпением, определенно предлагая им выметаться. – Спросите Модзелевича, я с ним только что говорила… Вот бланк, у него распишетесь.
– Простите, а это откуда? – Данил показал ей монету.
– Как это откуда? Из вещей потерпевшего… ах, ну да! У него на брюках, вот здесь, – она гибко выпрямилась и показала на своей тополиной талии, – был такой… как бы карманчик. Типа потайного. Там монета и лежала. В протоколе отражено.
Вот это как раз походило на Серегу Климова, во всех своих шитых на заказ брюках он непременно заказывал портным такой вот потайной карманчик, аналогичный тем, что располагались на офицерских штанах советского образца.
Удобная вещь, между прочим. Правда, во времена оны любая офицерская жена с некоторым стажем семейной жизни знала, где искать заначку. Но все равно удобный карманчик, снаружи полностью незаметен, те, кто не носил форму, даже и не знают, что таковой существовал…
Не было у Данила с покойным на сей счет никаких таких договоренностей, и тем не менее… Если в кармашек эту монету положил сам Серега, то сделал это не зря. Что-то это да должно означать…
Явно чувствуя себя обязанной еще что-нибудь добавить, Олеся сказала:
– Мы, разумеется, опросили всех сотрудников «Клейнода» и «Рутен-Авто»…
Многие подтверждают, что гражданин Климов в последнее время злоупотреблял спиртным и, кроме того, как бы деликатнее выразиться…
– На сторону бегал? – помог ей Данил. Она кивнула:
– Вот именно. У меня сложилось впечатление, что вашему руководству следовало бы подтянуть трудовую дисциплину… или у вас, в частных фирмах, это в порядке вещей?
– Нет, я бы не сказал… – мотнул головой Данил. – Сие, по-моему, от формы собственности не зависит… Ну что ж, честь имеем откланяться…
Он тщательно собрал в свою поместительную папку скудные пожитки покойника, положил монету в нагрудный карман пиджака и первым вышел к коридор. Покосившись на Багловского, распорядился:
– Немедленно займитесь телом. Нет, не в Институт биологии. Изыщите способ, не откладывая, отправить тело в Москву, в «хозяйство» Тогоева. С Тогоевым я сам созвонюсь.
– Простите, не понимаю…
– А кто сказал, Виктор, что вам требуется что-то понимать? – с некоторой даже ленцой осведомился Данил. – Вам дается ясный и конкретный приказ: как можно быстрее отправить тело в Москву, приняв все возможные меры к его консервации, – он выговаривал слова жестко, безучастно. – Найдите рефрижератор, оформите в темпе все нужные документы, выполняйте.
Багловский демонстративно вытянулся:
– Есть! Будет исполнено!
Повернулся через левое плечо и быстро зашагал прочь по длинному, уныло-безликому казенному коридору.
– Что ты на него взъелся? – тихо спросил Паша.
– Да ничего подобного, – рассеянно ответил Данил. – Вовсе не на него я взъелся, а на одну его реплику во время разговора в машине…
– Это какую?
Данил сказал, какую. И поторопился добавить:
– Только, я тебя умоляю, без далеко идущих выводов. Каждый может оговориться, а? Ты вот не обратил внимания на сии слова – но ведь не по злому умыслу? Вот и он тоже мог попросту взять да оговориться…
Паша оглянулся на дверь, украшенную пустой рамочкой.
– А пожалуй что, возвращайся, – сказал Данил, подумав пару секунд. – Почеши язык, пригласи лапочку Олеську куда-нибудь в приличное заведение, все равно у нас нет пока что ни единого направления, которое стоило бы с ходу отрабатывать. Только лапами не наглей, чистенькая девочка белая и пушистая, ее галантно разрабатывать надо…
– Обижаете, шеф…
– Вперед, – сказал Данил, похлопал его по плечу и побрел по тому же казенному коридору, казавшемуся бесконечным, как борьба криминала с доблестными органами правопорядка, – побрел, не выходя из образа, старательно пришаркивая ногами и сутулясь, как и подобало пожилой канцелярской крысе на подхвате. Запоздало подумал, что стоило бы легонько матернуть подчиненного «внук в первый класс готовится», бля…
Спустившись с крыльца, достал сигареты. Синяя «девятка», видел он краем глаза, по-прежнему нахально торчала в дальнем конце стоянки, оба хвоста так в ней и сидели. Грубо работали, стервецы… а может быть, и не грубо, вполне может оказаться – лишь притворялись растяпами. Наружное наблюдение таит в себе массу нюансов, хитрых ходов и подтекстов, можно прикидываться неумехами, можно нагло топотать по пятам на японский манер – дабы оказать психологическое давление на «клиента», можно… Да господи, масса нюансов. И потому крайне опасно делать заключения с ходу, не вникнув, не изучив.
Впрочем, одно-единственное заключение сделать стоит: их немало. Только в аэропорту с маху засветились семеро. Вполне возможно, этим их количество не ограничивается. Сие о чем-то да говорит. Частный сыск здесь, в общем, пребывает в эмбриональном состоянии и такую расточительность себе позволить ни за что не может. Так что вариантов всего два: либо держава, либо «неустановленный противник иного плана».
Так, а где у нас контрнаблюдение? А вот оно, родимое, и работает, следует отметить с законной гордостью, не в пример профессиональнее, достойные выкормыши Черского, знаете ли…