– Изволь, – сказал Данил. – Только должен сразу предупредить, что и мне может в голову прийти черт-те что… я, конечно, такие глупости и не обсуждаю всерьез, но общая картинка, Крук, не из приятных… Едет, понимаешь ли, чистенькая девочка из хорошей семьи на выходные в Брацлав, проведать знакомых и съесть там польскую мороженка, а ее твои парнишки силком венчают в шлюхи, отбирают паспорт, бритвой пугают, запирают в борделе… Моя девочка, между прочим, в смысле – из моего филиальчика. И дело тут не в моих обидах, а в том, что твои ребятки так обычно не поступают. Рискованно сторонних этак вот затягивать, к чему, если и доброволочок полно? Прекрасно знают, для каких таких кордебалетов их туда подряжают… Так-то, Крук. Я тебе не буду ее называть, и фотографии у меня с собой нет. К чему? Ты ее в любом случае в глаза не видел… а вот Миша Ракута видел, и без его санкции ребятки в самодеятельность бы ни за что не ударились. Значит, варианты? Либо Миша твой оборзел вдали от присмотра, либо дали ему конкретный заказ, либо… ну, третий вариант я и обсчитывать не хочу, я ж тебя до сих пор уважаю…

– Умеешь ты, Черский, языком кружева плести… Сразу видно человека с образованием.

– Так как?

– Ты в большой обиде?

– В большой, – сказал Данил. – Девочку ведь не просто так припутали к борделю, не из вредности – у меня в филиале пошли непонятки, вот ее и спровадили, чтобы подольше не рассказала. Это усугубляет… Потому что получается неприглядно: тот, кто утворил такое с девочкой, определенно из тех, кто под меня копает… Одна и та же рожа. Я ведь, Крук, сам по себе простой карандаш, но деньги-то мне платят за цепную работенку… золотые «Паркеры». Оно тебе надо?

– Дожили, – вздохнул Крук. – Друг на друга с кольями, как те старорежимные холопы на меже…

– Жизнь заставляет, – сказал Данил. – Мне ж теперь расхлебывать надо, с меня спросят…

– Ракуту вы… покритиковали?

– Ничего подобного, – сказал Данил. – Уж извини, не буду долго распинаться, тебе что-то доказывая, – либо верь, либо нет. Но если бы Мишу твоего положил я, так и сказал бы. Ни я тебя не боюсь, Крук, ни ты меня, вилять тут нечего.

Мишу положили, чтобы он мне ненароком не рассказал то, что я у него узнать хотел. А узнать я у него хотел одно: что за сука дала такой заказ… Ходи, Крук, твои ход, однако. Тронул пешку – ходи…

– Я ему такого заказа не давал, – помолчав, сказал Крук. – Тоже, знаешь ли, не буду распинаться… Либо-либо.

– Верю, – сказал Данил. – Что же, со стороны взял заказ твой Мишаня?

– Как ни горько мне, Петрович, но должен честно сказать, что так оно, судя по всему, и было.

– Концы нашел?

– Нет, – угрюмо сказал Крук. – Ты ж сам знаешь: стопроцентная верность бывает только у собак. А людишки, хоть и едят у тебя с руки, хвостом повиливая, порой свинью подкладывают…

– Верю.

– Что я тебе должен, Петрович? Извини – что тут скажешь… За накладку один черт отвечать следует.

– Ничего ты мне не должен, – великодушно сказал Данил. – А вот дослушаешь до конца – пожалуй что, сам признаешь, что стал ты нежданно-негаданно ба-альшим моим должником… Твои мальчики давно конвоируют иные грузовички?

Ты только не делай глупых глаз. Прекрасно понимаешь, о чем я. Есть такие грузовички, что идут под негласной охраной твоих ребят. А это, если разобраться, вроде бы и бессмысленно – ты ж и так трассу держишь, отморозков там давно не паслось. Значит, варианты? Кто-то тебя попросил особо присматривать за некоторыми фурами… Тебя лично. Такие дела молодежь вроде покойного Ракуты или Стаха сами не решают… – Он достал небольшую фотографию и продемонстрировал собеседнику в ладони. – У тебя с ним роман, Крук?

– Я же тебя не спрашиваю про твои романчики…

– Так и потребности у тебя такой не возникало, – с ухмылкой сказал Данил. – А у меня, знаешь ли, возникла…

– Не по правилам все это, Петрович. Мои дела – мои, а твои, соответственно, твои. Не вижу я пока что пересечения…

– Сейчас объясню, – сказал Данил с расстановкой. – Что бы за тобой ни числилось, Крук, тяги к самоубийству ты вроде бы и не испытывал никогда.

Чего ж сам в петлю полез?

– Короче?

– Короче – это ты решил, что его прикормил. Что он, начитавшись романчиков и насмотревшись на российских коллег, захотел жить красиво и потому тебе отдался… А это он тебя пользует, как… сказал бы я, как кого, да за базаром следить приходится… Сказать тебе, во что ты влип?

– Ну, скажи, – усмехнулся Крук.

И Данил сказал – конечно, выложив не более половины, а то и меньше половины, если судить пристрастно. Но и того должно было хватить с лихвой.

Кому-кому, а Круку хватит…

– Вот так, – сказал Данил, закуривая. – Сколько клятв есть на белом свете считай, я их все произнес. Не работаю я по мелочи, Крук, сам знаешь. И ошибиться не могу. Хорошо, если он тебя просто пользует втемную… только не такой он дурак. Он из тебя, ручаться можно, давно изобразил отличнейшего козла отпущения… как из меня давненько уж пытается изобразить. А мне на старости лет отчего-то не хочется в козлы, да еще по такому делу… Думай, Крук, думай…

Он отвернулся и, пуская дым, рассеянно смотрел на белый обшарпанный магазинчик, возле которого стоял зеленый автомобильный прицеп.

– Ручаешься? – спросил наконец Крук.

– Ручаюсь, – сказал Данил. – Тебя не просто пользуют, тебя в козлы готовят черт-те сколько времени…

Минут через десять он остался один. Не глядя вслед уходящим, достал фотографию майора Пацея, поднес к ней огонек зажигалки и старательно сжег.

Растер пепел подошвой, встал и направился обратной дорогой.

Вскоре он обосновался в пивной, которую знал десять лет, с первого приезда. Как и «Приют охотника», она ничуть не изменилась – простецкое темноватое помещение с двумя рядами столов, в углу раковина с облупившейся эмалью, у стены – короткая стойка с двумя кранами, где пиво разливали и в банки, и в кружки, да и вообще во все, с чем придешь. Наполнив купленную в соседнем магазинчике трехлитровую банку и, взяв в свободную руку бумажку с двумя толстенными копчеными скумбриями, прошел к столику у окна. За окном как раз проехала военная машина, при виде которой Данил, хорошо рассмотревший и номера, и марку, и назначение, удивленно приподнял брови.