Это был бешеный полет, стремительное скольжение меж сном и явью, посреди тугого ветра в лицо, холодной тишины. Не стало времени на рассуждения и мысли, он сосредоточился на одном – не сбрасывая скорости, проходить повороты, удерживаться на дороге, не словить колесом выбоинку…

И не сразу даже сообразил, что достиг цели: далеко впереди над огромным городом вставало бледное и высокое электрическое зарево, указывая на близость мегаполиса. Данил сбросил скорость до шестидесяти – и после получаса бешеной гонки в первый миг показалось, что мотоцикл ползет, как черепаха.

– Впечатления? – весело прокричал он.

Оксана зашевелилась, подняла голову:

– Слов нет…

– Штаны не мокрые?

– Нет вроде…

– Терпи, недолго… – проорал он. Вот оно, солидное кирпичное зданьице поста ГАИ на въезде в столицу. Ярко освещенное и пустое, как часто случается по ночам. Все. Слева, в отдалении, видны редкие огни Ратимовки…

Сбросив газ, Данил аккуратненько притер мотоцикл к обочине, не выключая, конечно, мотора, иначе пришлось бы снова возиться с проводами. Спрыгнул. От нагревшегося мотора шибало жаром.

– Ты куда?

– Отлить от переживаний, – сказал он.

И почти бегом направился к огромной, памятной еще с советских времен, затейливой бетонной стеле, возвещавшей, что именно здесь и начинается древний город. Зашел за нее и, убедившись, что Оксана его не видит, ослабил пояс, залез в потайной карман джинсов, пришитый с изнанки, вытащил небольшой пистолет, надежную германскую игрушечку калибра 6, 35, в ближнем бою на короткой дистанции вполне убойную – при условии, что противник не располагает автоматами, а тоже пользуется лишь пистолетами…

Тщательно протер боевое оружие носовым платком, завернул в этот же самый платок, подумал секунду, хозяйственно запихал в образовавшуюся под бетонной плитой фундамента небольшую выемку, каблуком подгреб рыхлой земли. Мало ли что, вдруг еще пригодится, не стоит разбрасываться новенькими стволами…

Вернувшись к мотоциклу, спросил:

– Мысли есть насчет дальнейшего? Надо как-то определяться, по городу без документов на тачку долго кружить опасно…

Она призадумалась:

– До «Клейнода» далековато… А ты знаешь, ближе всего как раз мой дом, можно будет переодеться, куда я такая… И телефон под рукой.

– Ну, а если они там караулят? – спросил Данил, мимолетно потрогав большим пальцем небольшой мобильник в другом потайном кармане, симметричном первому.

– Риск, конечно, есть… Ну, посмотрим издали…

– Издали… – проворчал Данил. – А если они уже в квартире?

…Потянулся центр города – широкие, ярко освещенные улицы, машин, конечно, мало по позднему времени, а прохожих нет совсем, но все равно, странно они смотрятся на ветхом агрегате, грязные и растрепанные, без шлемов, как будто… ч-черт!

Ехавшая навстречу милицейская машина, разминувшись с ними, вдруг развернулась, врубила мигалку и стала приближаться с опасной быстротой.

Сирену они пока что не включали, но, несомненно, заинтересовались…

– Держись, – сказал Данил.

За спиной жестяным басом затарахтел динамик:

– Водитель мотоцикла двенадцать… Выжав газ, Данил развернулся почти на месте, пролетел мимо не успевшей понять его маневр милиции, разминулся с «Волгой», свернул налево, ушел во двор, попетлял по дорожкам, выскочил на соседнюю улицу – и вновь началась лихая гонка, на сей раз по закоулкам-переулочкам, уже вопреки всяким правилам движения, наплевав на светофоры… Проносились дома, перекрестки, вильнув, свернула встречная машина. Данил, как стоячий, обошел ночной троллейбус, свернул во дворы…

Остановив мотоцикл возле подъезда старой пятиэтажки, наклонился, вырвал провод. Мотор моментально заглох.

– Пошли, – сказал он, спрыгивая. – Запомнить наши рожи они вряд ли успели, а вот столь нахальный мотоцикл будут искать долго и старательно…

– Но как же я… – жалобно протянула Оксана, тщетно пытаясь прикрыть его короткой курткой разошедшуюся «молнию» брюк. – Сейчас, такое впечатление, и пуговица отлетит…

– Авось обойдется. – Данил потянул ее в проходной двор. – Ничего, кто тебя сейчас увидит, такую утонченную, такую, я бы сказал, рафинированную…

Оксана поспешала за ним по тихой улочке. Шаги далеко разносились трескучим эхом, навстречу так никто и не попался. Выйдя из-за угла бетонной девятиэтажки, Данил остановился:

– Который твой подъезд?

– Во-он… Подожди, это ж мое окно горит! Там, на третьем, справа…

Данил присмотрелся:

– Там какая-то женщина…

Незнакомка – насколько удалось рассмотреть, лет сорока, с короткими светлыми волосами, растрепанными, подрубленными чуть небрежно, расхаживала взад-вперед перед кухонным окном с незадернутыми занавесками, поднося ко рту сигарету с резкой суетливостью испортившегося кривошипа.

– Вся из себя дерганая… – заключил Данил.

– Тьфу ты! – словно бы с облегчением вздохнула Оксана. – Заявилась, не запылилась…

– Кто это?

Она со сладострастной иронией протянула:

– А это, изволите ли видеть, и есть Катюша Черникова, родная сестричка моего благоверного. С коим плечо к плечу борются с тиранией и сатрапией… Я же тебе рассказывала.

– У нее что, есть ключ?

– Ага, благоверный оставил, уже давно тому. Обожает иногда завалиться в ночь-полночь, чтобы поделиться новостями с фронта. Живет-то через подъезд. С месяц назад, не поверишь, прямо в спальню вперлась, когда мы находились в довольно интересной позиции, заорала с порога: «Олежек, какая радость! Наш последний манифест только что передала „Немецкая волна“! Ты не знал?»

– Тяжело тебе, – посочувствовал Данил.

– Я серьезно…

– Да верю, верю, – сказал Данил. – Есть такие, я сам сталкивался в родном Отечестве… Меня другое интересует. Будь в квартире засада, не гуляла бы дамочка столь свободно… А? Непременно связали бы дуру и сунули куда-нибудь под стол…

– Это точно.

– Пошли, – решился Данил. – Только держись сзади, и, если все же на лестнице начнутся неожиданности, ори во всю глотку насчет пожара – так народ быстрее отреагирует… Ключ дай.

– Он же в сумочке, а сумочка осталась…