Уже в медицинском колледже имени Энтони Хопкинса в роли Ганнибала Лектора, подросший Самты сам избрал себе стезю. Причем сразу. Его привлекли к себе патологоанатомы. Во-первых, шумными пирушками по ночам в морге. Во-вторых, практически неконтролируемыми запасами спиртосодержащих жидкостей. А в-третьих, на этом поприще Самты мог больше не иметь дела с живыми людьми, наоборот мирные покойники, не писавшие жалоб и доносов и не распускавшие рук, очень его устраивали.

В своем деле Самты был дока: никто так ловко (на спор по сотне баксов с носа) не мог вскрыть грудную клетку ручной пилой, одновременно попивая джин с тоником и бренча на электрогитаре. Собственно патологоанатомическая слава и занесла Самты на австралийский континент. Его, в качестве приглашенной международной звезды, зазвали участвовать в конкурсе самодеятельной песни среди медицинских работников. Где доктор Клаус занял почетное второе место. Он наверняка занял бы и первое, если бы накануне случайно не подрался с председателем жюри в ночном стриптизклубе.

Но в действительности Самты мечтал вовсе не о лаврах эстрадного певца-любителя. Вот было бы славно, — думал он, — если бы начальник тюрьмы дал дуба. А еще лучше, если бы у него, у Самты, вообще не было никакого начальства, и он делал бы, что хотел. Например, где-нибудь на необитаемом острове. Или нет. Пусть остров будет обитаем, но чтобы все его жители слушались только одного Самты, а он — никого. И чтобы можно было выкинуть к черту, к его матери, к Аллаху, в Красную Армию, проклятущую железную суковатую палку и ходить нормально. При этом ни с кем не драться и не корчить из себя психованного инвалида с садистскими наклонностями. С этими мыслями доктор Самты Клаус и покидал гостеприимную Австралию. Ну, что было дальше, вы знаете. Незавернутый-вовремя-кран, упавший-как-попало-самолет, спасение-всех-несчастных-людей-от-банановой-водки, Вездесущее-болото.

Биография Джина Икаруса Блока если и была не столь впечатляющей, то уж никак не менее трагичной. Хотя бы в основной своей части. Как известно из предыдущих россказней, родной отец Джина Икаруса слыл забулдыгой-алкоголиком, и занимался бродяжничеством в штате Юта. Это была его постоянная работа. Не самая прибыльная, конечно, зато доставлявшая что ни день, массу новых впечатлений. Что поделать, каждый крутится, как может! Мамы у Джина Икаруса вовсе никакой не было. То есть, гипотетически где-то и когда-то она была, но вот где именно — неизвестно. След ее затерялся, еще когда Джин Икарус не мог самостоятельно менять себе памперсы. Знающие полисмены, с которыми периодически имел дело его папаша, уверяли, что миссис Блок сбежала в Анголу, соблазненная двоюродным племянником Нельсона Манделы и горстью южно-африканских алмазов.

Оставшись с грудным младенцем на руках, папаша-забулдыга поступил просто. Посадил сыночка в заплечный рюкзак, да так и отправился дальше бродяжничать по штату Юта. Знамо дело, с орущим ребенком ему подавали куда больше прежнего, и в полицейском участке ему теперь полагалась не общая камера, а комната матери и ребенка.

Так Джин Икарус рос на руках у заботливого отца-забулдыги. Пока не вырос совсем. И вышла из него первоклассная шпана. Джин Икарус, хотя и не умел писать прописными буквами, зато знал все печатные, и лихо читал самые заковыристые тексты (еще бы, учился-то по судебным постановлениям об аресте и наложении штрафов за неправильную парковку). К тому же он свободно считал до десяти без помощи пальцев, и на глазок мог определить содержимое кассы придорожной бензоколонки. Это часто помогало ему не тратить время зря на неприбыльное ограбление.

Но в глубине души Джин Икарус мечтал вовсе не о подвигах на большой дороге, которыми он прославился от озера Мичиган до Большого Каньона в Аризоне. В свободное от гоп-стопов время он грезил об умных книжках, карьере ученого ботаника, университетской кафедре, и о продвинутых подружках в очках и с косичками. Поэтому однажды он решил завязать с бродяжничеством, несмотря на бурные и нецензурные протесты папаши-забулдыги. Джин Икарус взял, да и открыл в Лас-Вегасе на вырученные от придорожного промысла деньги мирное похоронное бюро. Все же, с какой стороны ни посмотри, интеллигентная профессия и требующая творческого склада ума. Тем более, покойники не вводили Джина Икаруса в греховных соблазн. Красть у них было уже нечего, убирать как свидетелей не имело смысла, а доход они давали весьма неплохой. Однако читать умные книжки Джину Икарусу все равно выходило некогда. Если бы не роковая страсть к «однорукому бандиту»! А дальше вы тоже знаете. Долги-у-ростовщиков-которые-грозятся-тебя-убить, тетушка-процентщица, игорный-дом-Предобрейшего-Сердца-Иисусова, последние-восемь-центов, упавший-как-попало-самолет, голос-с-кокосовой-пальмы, Вездесущее-болото.

Теперь подумайте сами. Что должны были почувствовать оба претендента на роль Избранного при виде какого-то там законного Пожизненного Диктатора. Тем более, ушлый Сэнд Муд успел по дороге разболтать им некоторые частные обстоятельства из личной жизни ПД. Уж очень все замечательно получалось. (Это они так думали. На самом деле биография Лэма Бенсона совсем не была такой уж безоблачной, но об этом в свое время и в своем месте). И живет-то он на тропическом острове, и сам себе режиссер, и командует всеми, как хочет, а им никто, и даже может себе позволить при этом не хромать. И подружка у него в очках и с косичками, и книжки умные читает, а кто такие ростовщики-процентщики и знать не знает. Тут любой взбесится. Не то, что один штатный патологоанатом и один невезучий гробовщик!

Поэтому при виде ПД, выходящего из третьей стороны джунглей! И при слыхе ободряющих призывов Вонючки! У Джина Икаруса и доктора Клауса одновременно в головах пронеслась одинаковая же мысль: «Ага! А почему ЭТОМУ все задаром? А чем он лучше? А чем я хуже? А ну-ка, бейте его, ребята!». Вот так жизненная несправедливость в очередной раз напала на ПД.

Честно-пречестно! Последние полчаса на Вездесущем Болоте и поедем дальше! А то вам уже надоело.

Спустя те несколько минут, что ушли на чтение сравнительных биографий озлобленных претендентов в Избранные, ситуация на Вездесущем болото выглядела следующим образом.

Лэм Бенсон, с привязанными к ногам руками и с подбитым глазом, сидел на осоке и ошарашено взирал на двух чокнутых молодцов недружелюбного вида. Оба молодца были вооружены палками разного калибра и очень многозначительными выражениями на лицах. ПД уже успел сообразить, что влопался в очередную неприятность, но пока не мог понять, в какую именно и насколько все серьезно? Настолько, что дело зайдет далеко и придется раскошеливаться на выкуп материальными ценностями? Или достаточно будет хорошей дозы лапши на уши?

В это же время Д.И. Блок и доктор Самты Клаус решали — каждый про себя, а не коллективно, — что предпринять дальше? Маленькое и ужасное привидение никаких руководящих указаний больше не давало, гаденыш вообще скрылся за ближайшими камышами. Да и с чего бы Вонючке было вмешиваться? Главную пакость он уже устроил, один вид ПД с подбитым глазом стоил многого! А впредь рисковать своей головой и карьерой на острове, дебилом надо быть, а не привидением! К тому же Вонючка хорошо знал, что ребята рано радовались. Потому что, Лэм Бенсон еще не успел сказать своего веского слова. И вообще никакого не успел, из-за того, что получил по балде кокосовым посохом. Поэтому Вонючка затаился в камышах и приготовился смотреть вторую серию.

Сэнд Муд тоже не считал себя дебилом, и тоже не хотел рисковать своей головой и карьерой на острове. И с него тоже оказалось достаточно морального удовлетворения, в виде подбитого глаза ПД. Настолько, что в будущем он даже не прочь был получить непыльную работенку в поселке. Поэтому бывший смотритель Муд в свою очередь воздержался от руководящих указаний. Наоборот, на всякий случай постарался затаиться за мощной спиной Аф-афа, помня, что диктаторы подозрительный народ и любимый их вопрос: «Где вы находились такого-то числа, когда мы с Феликсом Эдмундовичем брали Зимний?».