Колеса дорожной кареты то вязли, то проворачивались в склизком, напоминающем раскисшее масло грунте. Возница кричал на лошадей, старичок-абориген, взявшийся проводить путницу до лейлина луга, тоже с удовольствием драл горло, Даяна прильнула к запотевшему окну, через совсем короткое время не выдержала и, не обращая внимания на сыпавшуюся с неба ледяную крупу, открыла окно и почти наполовину высунулась наружу.

Сердце стучало и отбивало — здесь, здесь, здесь! Даяна уже узнавала поворот реки, очертания опушек, расположение холмов и впадин. Все это было когда-то подарено ей в видениях чужой памятью. За сотни лет дубрава разрослась, родник скрывали заросли остекленевшей на ледяном ветру осоки, но это было здесь. Сомнений не осталось, они дошли.

— Стойте! — крикнула леди и, не дожидаясь, когда карета замрет, выпрыгнула на чавкнувшую водяной жижей траву.

Большая поляна в окружении старых деревьев ждала ее невероятно долго. Родник зарос, болотная трава опутала источник, но это не беда. Очистим. Поросль кустов спрятала изгиб реки, коряга, с которой прыгали лягушки, уже давно ушла под воду и растворилась в тине. Камень, на котором Даяна сидела, глядя на резвящихся рыбок, покрылся мхом…

Все было так. Лишь только время немного исказило фотографическую точность пейзажа. Но это не беда. Она нашла.

Золотые монеты, что в точности отчеканила база, рассыпались веером. Весь конец зимы и начало весны Даяна строила дом.

Подрядчики и каменщики, столяры и краснодеревщики трудились сутки напролет. Деревенский староста, получивший щедрую мзду от заезжей госпожи-чудачки, удивлялся скорости, с которой возводились стены. Разыскивая это место, леди давно, в нудном однообразии путешествия, продумала каждую мелочь в создании жилища. Огромный котлован подвала, как представлялось Даяне, заполнят припасы и кое-что из бытовых приборов базы. Уютные комнаты и спальни не закоптят плохие камины и ленивые печи, окна всегда будут чистыми…

Кстати, о чистоте. Странствуя по дорогам герцогства Урвата, Даяна больше всего поражалась количеству мусора, окружающего каждый дом. Отходы выбрасывались практически безнадзорно и куда попало. Черепки битой посуды застилали задние дворы трактиров, огрызки, шелуху и кости ковыряли чумазыми носами свиньи, куры копошились в завалах грязи, а крысы…

Ох уж эти крысы! Они покоя не давали деятельной натуре Кавалера!

«У меня будет иначе», — думала Даяна, и первое, что заработало в ее доме, был миниатюрный утилизатор мусора с атомным энергообеспечением. Невдалеке от дома, для отвода глаз, рабочие выкопали небольшую яму для отходов, но копить там грязь?! Разводить крыс и привлекать животных со всего леса?!

Нет, увольте. Графиня Оскардуан, леди Геспард не настолько одичала, чтобы не прислушиваться к запаху гниющих отбросов летними ночами.

База закамуфлировала утилизатор под обычное ведро, деревянный чан скрывал в себе аппарат для чистки одежды, — какая вонь порою шла от потных работяг, трудившихся на постройке дома, цивилизованному человеку даже представить невозможно! — на этом привлечение современной техники Даяна прекратила. Интерьеры и кухня ее дома полностью соответствовали обычаям Северного континента. Каменная печь-жаровня, огонь, поддерживаемый дровами из поленницы, пучки и связки трав и кореньев, развешанных по стенам. Могучие дубовые сундуки с припасами одновременно выполняли роль скамеек…

Вот только сидеть на них было некому. Леди хватало одного стула с резной спинкой, Кавалер предпочитал свернуться на ее коленях, а гостей Даяна не принимала.

Как только утихли страсти и разговоры о чудачествах «ведьмы», леди превратила свой дом в жилище отшельницы. Лишь иногда, показывая, что все еще жива, она появлялась в деревне, покупала совершенно не нужные ей вещи и кое-какую провизию и обязательно единственный в этой глуши газетный листок. Торговцы и ремесленники не раз ей намекали, мол, все, что надо, привезем, доставим, но Даяна каждый раз отказывалась. Все эти посещения стали бы лишним поводом для сплетен. Ведь если бы не боязнь ополчить против себя ближайшую деревню, она бы даже на постройку дома пригласила мастеров их других областей герцогства. Ей не хотелось, чтобы внутреннее убранство ее дома выступало темой для разговоров над кружкой пива или пяльцами кумушек-кружевниц.

Но пригласить чужих строителей — значит обидеть, оставить без заработка каменщиков и плотников деревни. Так что в течение нескольких месяцев Даяне пришлось мириться с любопытством и расспросами коренных своих соседей. Их удивляло все. Высокий потолок — так не протопите зимой! Большая кухня — здесь будет новая таверна? Глубокий каменный подвал — свинью сюда спустить, так слишком хлопотно… Зачем такие окна? В них конь пройдет не нагибаясь! Ведь не замок. Не таверна. Не магистрат. А просто — дом.

Дом ведьмы обсуждали год как главное событие.

Потом затихли. Пожар сожрал добрую четверть деревенских построек, и заботы-горести заставили утихнуть пересуды.

Лесная ведьма — уже не «островная» — постепенно приучила соседей к своему присутствию и к дому на лейлином лугу.

Зафс никогда не боялся брать на себя ответственность.

Порой он ловил себя на мысли, что чувство причастности ко всему, что происходит, причем не только вокруг него, он получил еще до своего рождения. Брать на себя важные решения, не перекладывать их на чужие плечи он умел всегда. «Я так решил», — мог бы юноша сказать отцу, и вряд ли доктор Варнаа стал бы спорить с сыном. Лишь только добровольное согласие, основанное на любви, спасало их от противоречий.

Но не теперь. Теперь настало время решений.

Зафс ждал четыре дня, продумывал каждый шаг ухода от родителей и мысленно прощался с домом, покоем вязких мыслей, размеренным существованием и, главное, разимом. Как только он получит в банке некое послание и оставит позади ловушки космопорта, с разимом будет покончено. Нет сил терпеть головную боль, болотистую тину мыслей и дряблое существование сознания.

Но что, если ясность восприятия уже потеряна, убита разимом навсегда? Вдруг чистое сверкание мыслей не вернется?!

Нет, больше ждать нельзя. Зафс чувствовал себя пленником не нужных и уже опасных обязательств. Четыре дня он оставил себе для прощания, и повернуть решение вспять было уже невозможно. Он так решил.

Изнуряя себя физическими упражнениями до черноты в глазах, юноша занимался на тренажерах спортивного комплекса университета. Бегал, плавал, бился на ринге, опять бежал и снова плавал. Только физическое изнеможение спасало от приступов ментального восприятия, разим почти перестал блокировать «всплески» и только добавлял к боли в мышцах нестерпимые мозговые спазмы.

Но сосредоточение на боли спасало от желания думать.

За сутки до назначенного побега Зафс подошел к дому. Физическое переутомление изгнало из головы даже мысли о еде. Запахи горячего ужина, доносящиеся из кухни, не будили аппетита, и если бы не обычай собираться каждый вечер за столом, юноша вообще не стал бы задерживаться на первом этаже дома, а сразу поднялся к себе и рухнул спать. Разим лучше действовал на голодного человека, а сон стал единственным спасением от головной боли и ощущения предательства.

Простят ли родители его побег?

Зафс прошел по затемненной прихожей и, войдя в хорошо освещенную гостиную, замер на пороге.

В высоком кресле-трансформере сидел профессор Эйринам. Сложив руки на животе и почти утонув в уютных складках кресла, ученый добродушно взирал на появившегося юношу:

— Добрый вечер, Зафс, рад видеть вас снова.

Отец, тщательно маскируя обеспокоенность, проговорил:

— Профессор Эйринам оказал нам честь…

Историк остановил хозяина дома взмахом руки:

— Да что там оказал. Напросился! Беспардонно напросился в гости.

Мама покусывала нижнюю губу и словно бы пыталась движением бровей передать что-то сыну, но Зафс и без того ловил ее тревогу. Гость был незваным. Он пришел недавно, и отправить его восвояси до появления Зафса не получилось. Приличия не позволили.