— Нашли кого-нибудь? — прошептал он.
Матросы ответили тоже шепотом. Матрацы есть, но нет никаких испанцев. Куда, черт их побери, они делись? Неужели внизу, в кубрике или на баке? Поспешно он приказал Фуллеру и Дженсену обыскать бак, а затем ждать у фок-мачты, Росси и Стаффорду обыскать кубрик, потом ждать у грот-мачты, а Макстону и Джексону отдать швартовы — бриз унесет шебеку в сторону от причала.
Рэймидж выбрался из-под квартердека, поднялся по трапу и поспешил на корму к румпелю, который поднимался над уровнем палубы прямо позади бизань-мачты. Несколько секунд спустя он услышал, как тяжелый канат плюхнулся в воду, и увидел, как человек забрался обратно на борт.
— Свободно на корме, сэр, — негромко доложил Джексон, и после нового всплеска появился Макстон, доложивший, что нос свободен.
Высокая корма шебеки под действием бриза начала отклоняться, в то время как носовая часть судна, будучи ниже, все еще прижималась к причалу. Пока неплохо. Разворот кормы означал, что ее нос направлен к причалу. Это не проблема.
— Хорошо, Макстон: идите вперед и передайте им, чтобы устанавливали фок и быстро брались за шкоты. Джексон — к рулю. Дайте ей развернуть нос. Держите ближе к восточной стороне на случай, если ветер сменится — я не хочу менять галс или поворачивать эту штуку в темноте.
Хлопанье впереди и темный треугольник, развернувшийся на фоне неба, закрывая звезды, означали, что фок установлен, а несколько секунд спустя послышался скрип канатов в блоках, когда матросы развернули его.
Причал теперь быстро отступал назад, и нос шебеки двинулся в сторону моря под давлением паруса. Шебека набирала скорость, и руль теперь чувствовал давление воды.
— Стаффорд! — громким шепотом приказал Рэймидж. — Ставьте грот. И поживее!
Грот, чуть больше размером, чем фок, распустился, как одеяло, вытряхиваемое из окна, и начал растягиваться вдоль рея. Как только они отошли от причала, ветер стал свежее, как и ожидал Рэймидж, и когда матросы установили парус и развернули рей, шебека заметно прибавила, и он слышал плеск воды за кормой.
Рэймидж поспешил к румпелю.
— Хорошо, Джексон: ставь бизань — я возьму руль.
Руль был на удивление легок по сравнению с «Кэтлин». Бизань, внезапно опустившаяся сверху, заставила его подскочить, но прежний страх уже ушел: для этого он был слишком занят. Высоко по правому борту, едва очерченный слабым светом звезд, виднелся Кастильо де Галерас, возвышавшийся над гаванью более чем на шестьсот футов, с батареей Апостолов ниже его, почти на уровне моря. Он видел свет на батарее — что если часовые бдительны и как раз сейчас подняли тревогу? Или они настолько привыкли следить за кораблями, пытающимися войти в гавань, что не обращают внимания на тех, кто выходит из нее?
Три минуты с тех пор, как установлен фок: времени более достаточно, чтобы испанцы успели зарядить орудия. На мгновение он вообразил дюжину командиров расчетов, стоящих на коленях и наводящих дюжину стволов, целью которых была шебека.
Когда он повернул румпель, направив шебеку прямо к выходу из гавани, ветер был практически попутным и паруса натянуты слишком плоско: неожиданный порыв ветра может опрокинуть весь такелаж шебеки. Если мачты полетят за борт прямо под дулами батарей…
— Джексон! Отдайте все шкоты и галсы — и поживее там!
Батарея Апостолов была на траверзе правого борта; в окне барака, где жили солдаты, горел свет. По правой скуле видны были очертания мыса де Навидад, спускающегося с трехсот футов до уровня моря. Нет больше батарей по правому борту, пока он не обогнет мыс, но с другой стороны гавани форт Сан-Леандро должен быть почти на траверзе теперь — хотя он не видел его, а дальше Санта-Флорентина и затем Санта-Анна.
Шебека начала клевать носом, когда встретила зыбь на выходе из гавани в открытое море. Три треугольных паруса казались огромными на фоне неба, заслоняя целые созвездия звезд. На мгновение показалось невозможным, что часовые на батареях могут не видеть их; потом он сообразил, что они не невидимы на фоне темных холмов противоположного берега. Человек с отличным зрением в Кастильо де Галерас мог с высоты шестьсот футов увидеть судно как темное пятно на фоне моря, отражающего звездный свет и волнующегося под ветром, и мог также различить кильватерный след.
Канаты снова заскрипели в блоках, и три треугольника парусов, растянулись и изогнулись, прямые края округлились, когда паруса надулись. Рэймидж был поражен, как быстро шебека набирала скорость: уже батарея Апостолов была на раковине правого борта, и он понял, что проходит мимо испанского флота, стоящего на якоре по правому борту, потому что увидел их очертания, более темные, чем холмы позади них. Спустили ли они патрульные шлюпки, охраняющие гавань? Дайте мне три минуты, молился он: три минуты — и тогда неважно, если поднимут тревогу, у канониров в бараках не будет времени, чтобы зарядить и навести орудия. Но нет — с таким ветром подготовленный фрегат может отдать концы и выйти из гавани слишком быстро и начать преследование…
Макстон, житель Вест-Индии, стоял около него.
— Маленькая лодка прямо по курсу, сэр! Сорок, возможно, пятьдесят ярдов!
Рэймидж надавил на румпель, чтобы отвести его к правому борту. Шебека на скорости задрала нос так высоко, что было трудно видеть что-нибудь впереди, но Макстон, перегнувшись через фальшборт, сказал:
— Вы пройдете в двадцати ярдах, сэр!
— Сколько человек в лодке?
— Только один, сэр, — он ловит рыбу, я думаю.
Старый рыбак! Пушки не стреляли, и он вышел в море со своими сетями. Послышался приветливый окрик, и Рэймидж, засунув палец в рот, чтобы старик не узнал его голос, крикнул:
— Удачного лова — увидимся завтра. Оставь самую большую для нас!
— Конечно, оставлю! — крикнул старик в ответ. — Сегодня хороший день для рыбака — пушки не стреляли, вы понимаете?
К тому времени шебека оставила его за кормой, вполне довольного собой. Рэймидж знал, что старик не будет поднимать тревогу, и все же часовые, возможно, слышали крики. Ну и что из того? Был, вероятно, приказ не выпускать суда из гавани ночью, но что они поймут из дружественного разговора на испанском языке между старым рыбаком и шебекой? Они сто раз подумают, прежде чем поднять тревогу — по крайней мере, он так надеялся.
Теперь он мог видеть только форт в конце мыса Санта-Анна и затем мыс Тринка Ботийас, открывающийся за Кала Кортина — крошечным заливом, остро врезающимся в побережье между двумя мысами.
Бледно-зеленые искры мелькали в воде вдоль корпуса шебеки, и, оставив на мгновение румпель, Рэймидж подбежал к гакаборту и посмотрел за корму. Кильватерный след бледно-зеленой полосой изгибался в воде и вокруг всей ватерлинии светилась широкая полоса. Три тысячи чертей: самое время сейчас столкнуться с фосфоресценцией!
Форт был на траверзе по правому борту, значит, он, должно быть, проходит мыс Навидад и находится на расстоянии выстрела от батареи Навидад и приближается к следующей на мысе Подадера. Эти две и батарея на том берегу — единственные, что еще остались.
Джексон сказал, как будто про себе:
— Они ни за что не попадут в нас теперь, даже если они знают, что мы здесь.
Рэймидж рассердился на себя за то, что оставался у руля, когда Джексон вполне мог занять свое место.
— Сюда — возьми руль.
Он послал Стаффорда, чтобы поискал внизу фонарь, но пока что без света нактоуза Джексону придется править по звездам. После выхода из гавани курс должен быть вест-зюйд-вест, чтобы пройти семьдесят пять миль через огромный мелкий залив до мыса Гата. Гибралтар на 165 миль дальше. Они пересекут залив Альмерия, минуют три маленьких мыса вдоль равнины Альмерии, и тогда он увидит шесть больших пиков гор Сьерра-Невады, тянущихся на север, — два самых высоких, пик Велета и Серро Мулэхэсен, достигают одиннадцати с лишним тысяч футов. После этого следующей землей будет высокая скалистая масса мыса Европа, южная оконечность Гибралтара, с заливом Черная Полоса на севере и округлыми холмами Африки через пролив.